У Мультека оставалась только одна надежда. В каждом государстве, как бы оно ни процветало, как бы хорошо ни жили его граждане, всегда есть недовольные, причем не те, кто пребывает внизу, но те, кто вверху. Завистливые по своей натуре, они всегда будут возмущенно ворчать, считая, что их незаслуженно обошли, обделили, а другим дали гораздо больше.
К сожалению для Мультека, помимо злого языка, они не имели никакой реальной силы. Но зато кто-то из них в недобрый час сумел подсказать брату хана неплохую мысль — если Абдулла имеет сильного союзника, то и ему, Мультеку, неплохо обзавестись таким же. Тогда один союз нейтрализует другой. А еще лучше, если не только нейтрализует, но и перевесит силы прежнего.
Особого выбора Мультек не имел. Лишь одно государство было настолько мощным, что могло не просто на равных соперничать с Русью, но и одолеть ее. Во всяком случае, он, Мультек, не слыхал, чтобы эта держава хоть раз проигрывала, кто бы ни был ее врагом. Отдельные битвы — да, это случалось, но войну в целом — никогда.
Словом, не прошло и полугода, как эмир послал первого тайного посла к великому каану Угедею, затем второго, третьего… Наконец Бату, два года назад прибывший из далеких земель бывшей империи Цзинь, прислал с надежным арабским купцом ответную тайную грамотку. В ней говорилось о том, что правитель улуса, которому его великий дед подарил земли всех этих стран, включая Волжскую Булга-рию и Русь, готов милостиво склонить свое ухо к просьбам Мультека.
Более того, хан Бату готов выслать свои тумены, дабы скинуть непокорного Абдуллу, а заодно и Константина, которые забыли, что даже дышат лишь потому, что это дозволяет им его дядя — великий ка-ан Угедей. Но он, Бату, мириться с этим не желает. Однако и Мультек должен быть готов оказать ответную помощь. Разумеется, хан справится со своими врагами и без него, потому что никто и никогда не сможет устоять перед неустрашимыми монгольскими туменами, но в этом случае эмир не должен ни на что рассчитывать.
Переписка длилась вплоть до злополучной битвы близ Оренбурга, после чего очередной вестник на словах передал Мультеку краткое повеление Бату: «Я уже иду. Делай то, что обещал».
И Мультек начал делать. Сперва он уговорил брата Абдуллу остаться в Биляре, ссылаясь на то, что если тот покинет столицу, то в городе незамедлительно начнется паника.
— Но кто поведет наших воинов, если не я? — растерялся хан.
— А если Бату окажется хитрее и сумеет перехватить их на полпути к Сувару? — коварно осведомился Мультек. — Это же верная смерть. И на кого останется вся страна? Или ты предпочитаешь доверить двух сыновей мне, своему брату? — И проницательно посмотрел на Абдуллу, заранее зная, что тот ответит.
Угадать и впрямь было не трудно. Хан, да простит ему аллах такие греховные мысли, скорее согласился бы доверить сыновей иблису, чем своему единокровному брату Мультеку.
— Хорошо, полки поведешь ты, — кивнул Аб-дулла.
— Я сделаю все, чтобы задуманное осуществилось и победа была одержана, — торжественно поклялся Мультек, но Абдулла даже не понял, насколько двусмысленно прозвучали слова брата.
В полной мере хан осознал это, лишь когда до него дошла горестная весть о том, что Мультек намеренно подвел войско вплотную к туменам Бату и потребовал от воинов, чтобы они принесли присягу ему, Мультеку, который обещает защитить и их, и страну от монгольского разорения. Часть недовольных была быстро перебита, а остальные, видя плотное кольцо окружения, готовое вот-вот раздавить их, выбрали жизнь, хотя вместе с нею им пришлось принять еще и предательство.
Первая встреча с Бату не обрадовала булгарина. Хан вел себя с Мультеком надменно, как с обычным данником. Зато он привел с собой огромное войско, самодовольно похваставшись, что это лишь половина его воинов, а остальных Гуюк, Кулькан, Менгу и прочие чингизиды увели прямо на Рязань. — Но для твоего брата вполне хватит и моей половины, — усмехнулся Бату.
Увидев, сколь велика даже эта половина, эмир Волжской Булгарии понял, что не ошибся и сделал правильный выбор — такой силе противопоставить навряд что возможно.
Первое, что потребовал монгольский хан от Мультека, так это то, что Сувар должен дать дань и открыть ворота. На последнем Бату не настаивал бы, но Сувар имел на стенах пушки, а что такое «огненный бой» в умелых руках, Бату успел понять еще летом, когда русские полки, присланные на учебу к берегам Яика, устроили небольшую пристрелку.
— Грохоту много, и если человек труслив душой, то напугать его это может. Но испуг быстро проходит, а если у воина храброе сердце, то его не будет вовсе. Тогда зачем все это? — снисходительно усмехнулся Бату, уже сталкивавшийся с подобным в ходе войны с чжурчженями[56].
Те тоже бестолково суетились возле своих деревянных колод, туго стянутых веревками, что-то там поджигали внутри, после чего стволы иногда разрывались, а иногда оттуда вылетали мелкие камни и прочая дребедень, которую туда закладывали.
Летели они недалеко, да и причиняли в основном легкие ссадины и царапины. Лишь в очень редких случаях, ну, скажем, когда камень попадал в висок, следовала смерть человека. Бату впервые повстречался с ними при взятии одной из столиц империи Цзинь, то ли Кайфына, то ли Цайджоу, и вначале пришел в восхищение.
Однако оно быстро развеялось. Для этого хану хватило всего одной короткой беседы с даругачи[57] камнеметчиков Аньмухаем, который имел золотую пайцзу с головой тигра[58] от самого Чингисхана. Со-трясатель вселенной не раз советовался с ним, какие камнеметы лучше применить при взятии того или иного города.
— Они подобны глупому зверю, который, рассвирепев, может убить как своих, так и чужих, — презрительно отозвался об этих китайских колодах Ань-мухай. — Куда лучше огненные стрелы[59], которые ты запускаешь своей рукой и можешь поджечь ими дома в любом городе.
Его поддержал и Сили Цяньбу, пояснивший, что те же огневые кувшины[60] приносят гораздо больше пользы, а закинуть их в город может любой камнемет.
— А если надо пробить стену или взломать городские ворота, то тут тоже лучше хуйхуйпао[61] ничего не найти. Он мечет камни недалеко, но зато очень тяжелые, в пятьдесят — шестьдесят и более дин[62], а что может это ничтожество?
Бату вопросительно посмотрел на Аньмухая. Си-ли Цяньбу происходил из змеиного племени тангу-тов. Он добровольно перешел на службу к его деду, но юный хан тангутов не жаловал и, как следствие, не больно-то им доверял. Аньмухай же был чистокровным монголом из рода баргутов, и его словам можно верить, к тому же он даругачи всех камнеметчиков, а значит, стоит выше Сили Цяньбу. Но Аньмухай подтвердил истинность слов тангута, и Бату их запомнил.
Поэтому он сперва и отнесся к русским пушкам так насмешливо, сочтя всю эту пристрелку лишь жалкой попыткой произвести на него впечатление, но Святозар искренне обиделся и предложил Бату проверить орудия в деле:
— Поставь в то место овечью отару, если тебе ее не жалко.
Хан пожал плечами, но на следующий день через русского князя приобрел у местного племени — не везти же скотину через Яик — два десятка овец. Сразу после первого выстрела Бату смог убедиться в том, что картечь сделала свое дело, повалив больше половины отары.
«А если бы на том месте были кони, а на них — мои люди? — подумал хан. — И ведь с одного-единственного раза. Бр-р-р», — и передернулся.
Было с чего.
С таким грозным оружием каан Руси Константин и его люди и впрямь могли держать голову высоко и никого не бояться. До поры до времени.
Он тут же отправил гонца к Угедею с просьбой прислать ему вместе с обещанными туменами еще и мастеров камнеметного дела, которые, как пообещал хан, смогут не только помочь, но и сами кое-чему научатся.
