Лариса заметила глотательное движение и хихикнула:

– Будешь свининку?

Минут через пять мы подмели пол и сели за большой стол, накрытый красной клеенкой.

– Ой, как хорошо, – счастливо пробормотала Лариса, отправляя в рот гигантские куски.

– И зачем себя мучить? – удивилась я. – При твоем росте и широких костях девяносто вполне нормальный вес. Сколько в тебе – метр восемьдесят?

– Метр семьдесят семь, – пробормотала с набитым ртом Лариса, – только попробуй объяснить это Степану. Видишь ли, у него в детстве перед глазами мельтешилась засушенная козявка Фрида, и теперь у мужика выработался четкий стандарт: дама должна выглядеть как мумия. А я никак не подхожу под стандарт. Ну теперь все, скоро стану тощая, как селедка! Знаешь, сколько сейчас вешу? 83 килограмма!

И она победоносно посмотрела на меня.

– Как тебе это удалось?

Люлю вытащила из кармана большой пластмассовый флакон, наполненный огромными желатиновыми капсулами.

– Вот смотри, только никому не рассказывай. Я только притворяюсь, что сижу на диете.

– А что это?

– Новое средство для похудения на основе гормонов щитовидной железы, последнее достижение медицины.

– Не боишься окончательно испортить здоровье? И потом, какие большие! Проглотить невозможно.

– Да уж, тут недоработка, к тому же лопать надо по восемь штук на прием, замучаешься запивать. Но действует! Килограммы так и улетают.

И она с удвоенной силой накинулась на буженину. Наевшись, выпила две большие чашки чаю и удовлетворенно заметила:

– Скоро жизнь изменится к лучшему.

– Надеешься стать тощей и потому счастливой? – ухмыльнулась я.

– Да нет, – ответила Лариса, – надеюсь раз и навсегда заткнуть Фриду. Появилась такая возможность.

Старуха Войцеховская терпеть не могла невестку. И ее ненависть распространилась на Степана и Мишеньку. Фрида производила вспечатление вздорной бабы. Постоянно цеплялась к Люлю, ей не нравилось в невестке буквально все: одежда, косметика, привычки. С особым удовольствием она говорила Ларисе гадости при посторонних. И то, что невестка никогда не отвечала свекрови, никак не реагировала на нападки, просто бесило ее. Чем больше злилась Фрида, тем спокойнее и ровней казалась Лариса. Когда друзья ей выражали сочувствие, Люлю отвечала со вздохом:

– Старость не радость, еще неизвестно, во что мы превратимся; может, вообще лишимся разума.

Благодаря такой манере поведения Лариса выглядела просто святой в глазах мужа, мать же он постоянно ставил на место, правда, делал это очень осторожно. Иногда Люлю в присутствии свекрови небрежно роняла:

– Дорогой, тебе следует быть более терпимым с мамой, помни о ее больном сердце.

Подобная забота доводила Фриду до исступления, и однажды она швырнула в невестку утюг. Но после почти двадцати лет брака со Степаном Лариса иногда позволяла себе огрызнуться. Именно это можно было наблюдать сегодня за завтраком. Но заткнуть свекровь навсегда?

– Как, интересно, ты думаешь это сделать? – спросила я. – Фрида незатыкаема.

– Ха, – откликнулась Люлю, – я тоже так полагала. Но недавно кое-что узнала про нашу латышку. Говорят, у каждого есть небольшой скелет в шкафу. А у моей свекрови – целый скелетище. И стоит мне заговорить, как она лишится всего, в первую очередь своего честного имени. До чего же она мне надоела! Столько лет шипела, что она настоящая Войцеховская, а я наглая беспородная дворняжка. Зато сегодня отлились кошке мышкины слезки. Видела бы ты, как она умоляла меня никому ничего не сообщать. Ну уж нет, завтра же расскажу все Степе, а за обедом, при всех, выложу новость Петьке с Анной. После этого Фрида станет по струнке ходить.

На следующее утро к завтраку подали омлет с сыром. После завтрака Маша, Мишка, Степан и Люлю отправились в питомник. Серж и Лена засели в кабинете, шелестя какими-то бумагами. Кирилл и Диана отправились обозревать окрестности. Доктор мило пригласил меня пойти с ними, и мы гуляли почти до четырех часов. Снегопад прекратился, выглянуло яркое солнце. Обошли весь городок, накупив кучу ненужных сувениров, и выпили вполне приличный кофе в заведении с овощным названием «Помидор».

Обедали Войцеховские в пять. Я успела принять ванну, высушить волосы и спустилась в столовую в чудесном настроении, которому также способствовал восхитительный запах жаркого.

Все уже собрались за столом, не было только Люлю и Фриды. Не успела я развернуть салфетку, как в комнату бодро вкатилась старуха со словами:

– Страшно проголодалась.

Она оглядела стол и завопила:

– Подавайте мясо, все в сборе.

– Мама, – укоризненно проговорил Степан, – разве ты не видишь, что Люлю еще не подошла? Надо подождать.

– Трудно не заметить отсутствие такой хрупкой нимфы, как твоя жена, – ехидно процедила старуха. – Обед подают в пять, а сейчас уже четверть шестого, нечего опаздывать. Мясо, наверное, перестояло и потеряло всякий вкус.

– Сегодня щенилась Кнопка, Лариса устала, – примирительно сообщил Степа.

– У каждого свои проблемы, – не унималась мать, – и потом, семеро одного не ждут. Подавайте мясо!

– Миша, – вмешался Петя, – поди поторопи мать, а то правда очень хочется есть.

Мальчик послушно вылез из-за стола.

– И скажи, чтобы не помадилась, макияж ее не украшает, – крикнула Фрида и принялась накладывать в тарелку салат.

Все молча смотрели, как она жадно и неаккуратно ест.

«Господи, – пронеслось у меня в голове, – не дай бог дожить до такого возраста и мучить детей. Лучше попасть под автобус и скончаться на месте».

– Сегодня изумительная погода, – сказал Серж, чтобы разрядить обстановку.

– Наконец-то прекратился снег, – заметила Лена.

– Надеюсь, что потеплеет, – с благодарностью подхватил эстафету Степан.

Раздался жуткий грохот, бокалы на столе отозвались похоронным звоном.

– Опять эта дрянь свалилась, – заметил Петр.

– По-моему, портрет следует выкинуть раз и навсегда, – заявила Анна.

– А ты не распоряжайся у меня в доме, – ощетинилась Фрида.

На пороге появился Мишенька, он подошел к отцу и принялся шептать что-то ему на ухо. Степан улыбнулся и потрепал мальчика по голове.

– Люлю спит, утомилась, бедняжка. Давайте обедать без нее, и потом она все равно на диете, несите мясо.

Мы принялись за изумительную ягнятину, потом еще съели ванильный крем с печеными яблоками и выпили крепкий кофе. К сожалению, погода начала портиться, и, чтобы не видеть гадкий снег, Степан задернул тяжелые шторы в гостиной, куда мы перебрались после обеда. От весело горевшего камина разливалось приятное тепло. Петр, Анна, Фрида и Кирилл принялись играть в кинга, мы со Степой устроились за нардами. Около восьми мой партнер взглянул на часы и проговорил:

– Пойду разбужу Люлю, а то ночью примется по дому бродить!

Он вышел, я откинулась в кресле и зажмурилась, как довольная кошка: хорошо провожу новогодние праздники, тихо.

Со второго этажа донесся крик:

– Кирилл, Кирилл, иди скорей сюда.

Что-то в голосе Степана заставило доктора моментально бросить кинга. Мне тоже не понравилась интонация, и я пошла за ним в будуар.

На большом бутылочного цвета ковре лежала на спине Люлю. Ее халат был распахнут, и большая грудь бесстыдно вывалилась наружу. Кирилл стоял возле женщины на коленях и отчаянно делал искусственное дыхание. Степан лежал на диване лицом вниз, плечи его мелко тряслись. Я замерла от ужаса. Наконец врач остановился, вытер потный лоб и сказал:

– Все бесполезно, она уже коченеет. Умерла примерно часа два тому назад.

– Нет, продолжай, – прокричал Степан, – слышишь, продолжай.

Кирилл пожал плечами:

– Говорю, бесполезно. Вот если бы прошла минута или две, а тут часы!

– И что нам теперь делать? – простонал Степан.

– Вызывать милицию и не трогать ничего до приезда специалистов, – сказала я.

Вечер и большая часть ночи превратились в кошмар. Сначала неторопливым шагом пришли два местных милиционера. Именно пришли, а не примчались на машине с мигалкой, как это делает полковник. Никаких экспертов, фотографов и инспекторов, просто два довольно пожилых мента. Они медленно поднялись на второй этаж и вошли в комнату, которую Лариса гордо называла будуаром.