Я промолчала. Ну и жук этот Серж. Помню, как со слезами на глазах рассказывал полковнику об измене жены и своих глубоких переживаниях. А сам, оказывается, завел бурный роман с хорошенькой аспиранткой.

– Очень прошу вас, – страстно зашептал Серж, – просто умоляю, не рассказывайте никому про Изабеллу.

– Не буду, выпутывайтесь сами, я не сплетница.

На радостях профессор поцеловал мне руку.

Утром проснулась рано, когда еще не было девяти. Повертелась немного на чужой постели и решила спуститься вниз попить кофе. В столовой на диване сидела Люлю. Впервые за годы знакомства я видела ее плачущей.

– Что случилось? Кто-нибудь заболел?

Лариска молча показала большую нить искусственного жемчуга. На конце болталась записка: «Это не сокровище, а бусы на елку».

– Ну и что? Почему тебя так расстроили эти бусы?

Люлю шмыгнула носом:

– Господи, ты же ничего не знаешь.

И она рассказала невероятную историю. Старик Вольдемар скончался месяц назад. Выпил кофе и упал лицом в чашку. Врач констатировал смерть, вскрытие показало обширный инфаркт. Никто не удивился: старику было без малого девяносто, из которых семьдесят он дымил, как паровоз. Удивление пришло позже, когда нотариус стал читать завещание. Сначала ухо всем резанула странная фраза: «Все движимое и недвижимое имущество оставляю Фриде Войцеховской, которую считаю и признаю своей женой».

Старики состояли более сорока лет в браке, и никто не понял, зачем мужу понадобилось подтверждать факт женитьбы. Но это было еще не все.

«В моем доме, – продолжал нотариус, – спрятано сокровище, несметное богатство. И принадлежать оно будет тому, кто его нашел, пусть даже он не является членом семьи. Это моя маленькая месть, сами знаете за что».

– И вот теперь, – безнадежно говорила Лариска, – мы уже почти месяц ищем. Как в сказке: «пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что».

Стало понятно, почему в доме такой кавардак и зачем распороли подушки. Самое ужасное, что Владимир Сигизмундович, мерзкий шутник, позапихивал везде разнообразные подделки. Петька нашел «изумрудное» ожерелье из бутылочных осколков, Анна обнаружила в потайном ящике буфета гигантский рубин, оказавшийся при более детальном рассмотрении тоже стекляшкой, только красного цвета. Наконец нынче утром Лариска вытрясла из матрасика, на котором спит кошка, «жемчуг».

– Нить оказалась такой длинной, – жаловалась Люлю, – я тянула и тянула ее, как фокусница. Ну, думаю, нашла. А на самом конце висит мерзкая записка. Боже, как я его ненавижу. Уверена, Фрида знает, где запрятано богатство. Поэтому, глядя на поиски, противненько ухмыляется. У нас сейчас как раз трудный период. Дела в питомниках идут не блестяще, и солидное денежное вливание здорово помогло бы. К тому же я опасаюсь, что сокровище найдут чужие – Кирилл, Диана или профессор этот.

– Выгони всех и ищи спокойно.

– Так не уезжают, – всплеснула руками Люлю. – Петька, когда Вольдемар был жив, раз в году максимум на два дня заявлялся. Они друг друга терпеть не могли. А как только про сокровище узнали, их с места не сдвинешь. Уже целый месяц живут. Днем помогают искать с милой улыбкой. А ночью, слышу, ищут тайком.

– Может, уже нашли? – спросила я.

– Нет, – возразила Лариска, – тут же бы убрались. Главное, не знаю, что это: брильянты, изумруды, рубины?

– А почему это должны быть обязательно камни?

– А что еще? Кружева?

– Зачем! Золотые монеты, ценные бумаги, купчие на землю, да мало ли что.

– Нет, помню, Владимир Сигизмундович иногда намекал, что владеет сокровищем Войцеховских, уцелевшим и невероятно ценным. Конечно, камни.

Я подошла к столу и налила остывший кофе. Ну и дела. В большом доме куча комнат: пять спален для гостей, две детские, столовая, гостиная, кабинет Степы, будуар Люлю, большое, почти сорокаметровое помещение, где жила Фрида, прибавьте сюда несколько ванных и туалетов, кухню, кладовую, бельевую, прачечную! А еще примыкающее здание небольшого питомника на двадцать наиболее элитных собак!

– Мог он спрятать вещи в питомнике или во дворе?

Люлю отрицательно помотала головой:

– Нет, в завещании четко сказано – сокровище в доме. Здесь и только здесь.

Послышались шаги. В столовую упругим шагом молодой женщины вошла Лена. Я с завистью посмотрела на нее. Люди, бодро вскакивающие рано утром с кровати без малейшего признака сонливости, всегда вызывали у меня чувство черной зависти. Сама-то не способна проснуться до обеда и хожу до двенадцати, как сонная муха. Лена выглядела бодрой и свежей.

– Доброе утро, Ларочка, – радостно прощебетала девушка и ухватила чайник. Пощупала эмалированные бока и капризно протянула: – Остыл.

Потом оглядела его и со вздохом произнесла:

– Лариса, почему не выбросишь чудовище?

Я уставилась на чайник. На красивом столе, заставленном дорогой посудой, он смотрелся странно – уродливый, с облупившейся эмалью и пятнами ржавчины. К тому же ужасно тяжелый.

Люлю улыбнулась:

– Держим монстра из-за Фриды. Она сожгла кучу чайников. Вечером едет сама на кухню и ставит воду, потом, конечно, забывает.

– Купите со свистком, – посоветовала я.

– Покупали, – отмахнулась Лариска, – пока Фрида на кресле в кухню прирулит, чайник свисток выплевывает. Старуха едет себе по коридорам, свист – раз и прекратился. Она тут же забывает, куда ехала.

– Надо приобрести электрический, сам отключается, – предложила Лена, густо намазывая кусок батона шоколадной пастой.

– Пройденный этап, – захихикала Люлю, – Фрида с ним в пять минут расправилась. Мы тоже со Степкой думали, что электрический сам отключится. Купили, торжественно на кухне установили. Ну, как думаете, что было дальше?

– Что? – спросила Лена.

– Фрида налила воды и поставила его на газ.

Мы оглушительно захохотали.

– Приятно, когда у людей с утра лучезарное настроение, – входя, сказал Кирилл.

Рядом с ним молчаливой тенью двигалась бледная, невзрачная Диана. Удивительная женщина, со вчерашнего вечера я ни разу не слышала ее голоса. Может, немая? Супруга доктора тихо села за стол и, не обращая внимания на собравшихся, принялась открывать банку с паштетом.

Через несколько минут спустились дети, Степан и Петр. Последним вошел Серж. Профессор выглядел помятым и невыспавшимся.

– Дорогая, – сказал Степа, – попроси подогреть воду, чайник остыл. Ты, кажется, чем-то расстроена?

Жена молча протянула бусы. Муж взял сверкающие перламутровые горошины, прочитал записку и вздохнул:

– По-моему, он нас ненавидел.

– Что вы такое сделали? – поинтересовался Серж.

Степа замялся:

– Иногда спорили с ним, в основном по вопросам собаководства. Отец был хороший ветеринар, но привык действовать по старинке. Совершенно не признавал антибиотиков, лечил животных какими-то притираниями. Кесарево сечение не разрешал делать, мрак! Конечно, мы ругались!

За дверью раздался жуткий скрип, и в столовую вкатилась Фрида.

– Нечего делать из отца идиота, – вступила она с порога в бой. Я удивилась, как глуховатая женщина ухитрилась за дверью услышать наш разговор.

– Вольдемар великолепно понимал животных, – продолжала старуха, – а старые методы, как правило, лучше новомодных. И, говоря откровенно, разозлился он не из-за того, что вы спорили, а потому, что твоя жена пыталась отравить его стрихнином.

И она гневно ткнула тоненьким, похожим на карандаш пальцем в побледневшую Люлю.

– Мама, – возмутился Степа, – думай, что говоришь!

– Я-то думаю, – огрызнулась Фрида, – а вот твоя супруга должна радоваться, что ее не сдали в уголовный розыск.

Люлю как ни в чем не бывало продолжала пить кофе.

– Если будешь болтать глупости, вызову психиатра, – продолжал злиться Степан, – ты же знаешь, что произошла ужасная ошибка, мы извинились, с каждым может случиться!

Фрида возмущенно фыркнула и раздраженно ткнула пальцем в масленку.