– По-всякому бывает! – уклончиво ответил Семен. – Например, мечтал на позапрошлой неделе о небольшой баньке на берегу реки... попарился вволю – и бултых в воду! Красота!

– Будет вам банька! – пообещал Ростислав. – На берегу озера. Я вам лично преподнесу в дар небольшую дачу со всем необходимым! Вас озеро устраивает?

– Устраивает. Профессор, мне в самом деле будет приятен такой знак внимания.

Хранитель задумался. Из раздумий его вывел тактичный вопрос маршала Волкова:

– Простите, Хранитель, разве не в вашей власти построить хоть сауну на берегу Байкала? Ведь при вашей должности что построить, что отнять – ничего сложного.

Семен с сожалением посмотрел на маршала. Вот она – логика военного! Вот она во всей красе.

– Боги, по вашей логике, тоже могут взять, что хотят, но отчего-то существуют жертвенники. Ведь дорог не подарок, дорого внимание!

Пораженный Константин Константинович, всю жизнь окруженный семьей и заботами о ближних, случалось, был рад и спокойному вечеру в одиночестве... не понять нам, не оценить того, что имеем. Что, потерявши, плачем злыми слезами. Тут владыка о баньке возмечтал! Хорошо, будет ему кусок внимания и на родном Унтерзонне! По возвращении прикажет маршал построить при Бобруйске в заповедном месте небольшую «заимку» для дорогого и высокого гостя.

Вслед за этим лирическим отступлением мужчины принялись обсуждать дела насущные. Андрей Константинович рассказал о посещении Земли и о делах, вершимых на Гее. Маршал с генерал-лейтенантом не могли удержаться от парочки советов, слово за слово – заспорили. Булдаков считал, что зря Петра престола лишили, это был великий человек. Ростислав от этих слов вошел в азарт и принялся доказывать, что величие Петра превышало величие самой России, привел в пример Людовика Четырнадцатого, при котором половина Франции была пропита и сожрана.

Булдаков отбрехивался фразами, прочитанными в учебнике «История России» за пятый класс, глубже не копал, но по природе имел свое мнение и менял его крайне неохотно. Ростислав же сыпал цифирью и фактами, генерал-лейтенанту вообще неизвестными, чем вводил того в смущение. Обстановку спас Норвегов, принявшийся взахлеб рассказывать сыну о семье, новостях Бобруйска и проделках внуков. Андрей Константинович сказал, что заберет детей и внука самое большее через год, после того, как город на Чудском озере будет заложен.

– Как хоть град сей назвать решили? – спросил Булдаков. – Не Санкт-Питербургом, я чай?

– Свято-Софийском, – ответил Ростислав, – городом святой Софии.

– И, конечно, имя царицы земли русской никак не повлияло на ваш выбор? – хмыкнул недоверчиво маршал.

– А как же? – удивился Каманин. – Имя городу обычно дается от строителя, повелевшего строить сей град. Идею этого града подал ваш сын, но Волковыск уже где-то есть, да и никто юмора бы не понял. А так – все чин-чином. Есть государыня, будет город!

Вечером веселая компания Хранителя распалась. Булдаков и Норвегов укатили в Париж – в гости к Людовику, а Волков с Ростиславом вернулись к себе – на Гею.

– Отдыхать будем, когда построим город! – сказал на прощание Волков.

– И поставим на ноги страну! – добавил Ростислав.

– Мужики отдыхают на работе, – грустно улыбнулся Хранитель, – эту картину мне рассказывать не надо – я сам ее снимал.

Поздним утром двадцать первого июня на Тверском тракте, верстах в двадцати пяти от Москвы, у придорожного яма стояла царская карета. Неподалеку застыли экипажи сопровождающих, числом не менее десятка. Самодержица Всея Руси и сопредельных земель изволили завтракать.

Трактирщик – здоровый детина средних лет, облаченный ради такого случая в парадные лапти, – прислуживал дорогим гостям сам, не доверяя губастому помощнику с лицом типичного дауна, который выглядывал время от времени из-за печи. Печь в трактире была знатная: русско-голландского образца, она совмещала в себе и собственно русскую печь, и новомодную плиту с отдельной топкой, и даже духовку. Выложенная глазурованными изразцами печь говорила опытному путнику о хорошем достатке, о рачительности и сметливости трактирщика.

Гости завтракали в отдельном от общей залы помещении для богатых путешественников: бояр и купцов старших гильдий, священнослужителей высокого сана. Царица наметанным глазом сразу заметила побеленные стены и новомодную печку, похвалила трактирщика за расторопность, задала несколько вопросов по кулинарной теме. Мужик, скромно потупив очи, рассыпался в благодарностях и кумплиментах, хотя сроду их не говорил, – получалось очень забавно, Софья Алексеевна веселилась от души.

Рядом с ней сидели премьер-министр и князь-кесарь. Напротив за столом еще трое: князья Одоевский и Глинский да Иннокентий Симонов. Трапезничали молча, исключая ответы на приличные вопросы царицы да благодарственные слова в адрес трактирщика. Тот же, ожидая совсем иного обращения, вжимал голову в плечи. От прежнего государя можно было и схлопотать в ухо за нерасторопность.

Во дворе несколько «технарей из команды „Макларен“ (так называл граф Волков службу рессорно-технической поддержки передвижного парка) осматривали царскую карету. Сделана она была по модерн-проекту Дениса Булдакова, оснащена колесами от бразильского опрыскивателя „Kolumbia-14“, доставленными со старушки Земли. Колеса были средними по размеру между каретным колесом того времени и колесом от легкового автомобиля. Почти метр в диаметре, легкие и изящные, выкрашенные золотой краской, они смотрелись на карете смелым и, самое главное, нужным решением. От пневматической подвески отказались, так как в этом случае пришлось бы искать дороги с твердым и гладким покрытием. Да и ресивер пришлось бы наполнять с помощью электрокомпрессора, а это означало установку дополнительных аккумуляторов.

Иначе говоря, царский экипаж был промежуточной моделью между каретой семнадцатого и самодвижущейся повозкой начала двадцатого века. Тяговое усилие осуществлялось восьмеркой запряженных цугом лошадей, но был введен ряд новшеств: автомобильный генератор с приводом от шкива на задней оси, подзаряжающий четыре аккумулятора по сто двадцать ампер-часов каждый, кондиционер, габаритные огни, освещение внутри кареты и подсветка на крытом месте для кучера. В случае необходимости кучер мог включить два мощных охотничьих фонаря, укрепленных над дугами передней пары, а для путешествия с комфортом пассажиры кареты могли слушать акустическую систему, состоящую из магнитофона «Шарп» и четырех громкоговорителей.

Естественно, что царских лошадей приучали ко многим неожиданностям: внезапному источнику света над головой и умению бежать по освещенной местности, навроде того, как скаковую лошадь в цирке приучают бегать по кругу в перекрестье прожекторов. Пока что первые двадцать пять верст карета преодолела с опережением графика. Правда, на всякий случай в кильватере следовала запасная карета обычного типа. Предусмотрительный Ростислав не хотел никаких форс-мажорных обстоятельств.

Закончив с трапезой, Софья Алексеевна и ее спутники поблагодарили хозяина за вкусный завтрак и вышли на крыльцо трактира.

– Я на этом приехала! – посмеиваясь, сказала царица. – Как это мои предки не додумались возить с собой запасные колеса? С ними у моего и без того странного экипажа вид и вовсе необычный!

Два запасных колеса висели на задней стенке кареты, на случай прокола шины. Ростислав долго спорил, доказывая, что каждой карете необходимо иметь свой ЗИП, но царица резонно возражала, что царский экипаж никогда не ездит в одиночку, поэтому сзади пустить хоть два возка со всяким барахлом не составит никакого труда. Ростислав был непреклонен. В дороге может случиться всякое.

Кучерами при карете были двое мужиков из банды, столкнувшейся с командой Волкова при путешествии по Оке. Как и было написано в грамоте, их пропустили в Кремль и лично к графу Волкову. Двоих из них, Осипа да мохнатобрового Овдокима, взяли в кучера, остальных оставили при конюшне. Мужички были довольны: при царской конюшне найти работу стремились многие, испокон веков там работали по системе профессиональных династий. Но в последние годы, в связи с отменой местничества да и прочими пережитками старины, вакансии при дворе доставались и людям «с улицы».