Распахнул железную калитку, по-хозяйски вошел во двор – обширный, забетонированный. Взбежал на крыльцо, потрогал дверь – ну заперто, конечно. Замок не из дешевых, импортный – для отечественного хулигана преграда непреодолимая. Для «морского дьявола», старательно обученного многим шокирующим ремеслам, – если не детская задачка, то легкая разминка...

Старательно постучал в окна. Никто не вышел. И вокруг – никого. Мазур прошел к гаражу, прямо-таки расплылся в улыбке, обнаружив, что он заперт на примитивный висячий замок местного производства.

И открыл его через тридцать секунд с помощью отысканной в бардачке подходящей железки. Загнал машину внутрь, вставил замок, закрыл, но запирать не стал. И с тремя другими железками, найденными в гараже, подступил к замку входной двери.

Замок сопротивлялся минуты три – процесс затянулся главным образом из-за того, что Мазур не хотел его уродовать, хотел оставить целым и невредимым. Хозяин дачи ни в чем не виноват – да и снаружи не будет бросаться в глаза, что важнее...

Распахнув дверь, тщательно осмотрел и ее, и косяки, ища возможную сигнализацию. Но, как и предвидел, ничего такого не обнаружилось. Щелкнул выключателем – в крохотном холле с медвежьей шкурой на полу вспыхнул свет. Погасил. Распахнул перед Ольгой дверь:

– Прошу, мадемуазель.

Попробовал замок – закрывался исправно. Заблокировал его кнопкой и пошел осматривать дачу. Дача была небольшая – обширная каминная с бильярдным столом, включенным в сеть холодильником, японской видеодвойкой и того же происхождения музыкальным центром, крохотная кухня, ванная и две спальни.

Ольга из любопытства ходила за ним по пятам. Вздохнула:

– Вот такую бы и нам...

– Подожди до адмиральства, – сказал Мазур. – Авось, и наживем... Телевизор посмотреть, что ли? Шторы задернуть, с улицы не видно... Ладно, это потом.

Подошел, распахнул дверцу холодильника – наглеть так наглеть. Особого изобилия там не наблюдалось: в морозилке – два пакета с французскими курицами, внизу – две банки крабов, пачка отечественного маргарина, бутылка финской вишневой «21», две бутылочки «Пепси».

– Негусто, – сказал он. – Ну, у нас консервов еще навалом, сейчас на плите разогреем...

– Давай я курицу в духовку суну? – будничным тоном предложила Ольга. – Все равно сидеть до темноты, успеем...

– Ага, – кивнул он и расхохотался: – Ну, хороши мы... Ладно, займись курицей, малыш. В самом деле, времени навалом. Рюмашку дернешь? Все пузыри непочатые...

– Потом.

– Ну, тогда и я потом. А пока «Пепси» ошарашу, сто лет уж не видел...

– Мне тоже открой.

Мазур вынул обе бутылочки, лихо сковырнул красивые пробки об угол бильярдного стола. Ольга вытащила заиндевевший пакет с курицей, отправилась в кухню, прихлебывая из бутылочки на ходу. Осушив свою в три глотка, Мазур задумчиво взял гладкий, новенький бильярдный шар и, не целясь, метнул в лузу на противоположном торце. Попал, конечно, сетка была без дна, и шар звонко упал на пол, покатился в угол. Направился к телевизору.

В кухне раздался короткий сдавленный вскрик, шум падения. Мазур кинулся туда машинально, не раздумывая. На какой-то миг ощутил странную вялость, словно во сне, когда тело не желает повиноваться.

Ольга лежала у плиты, нелепо откинув руку, курица, уже освобожденная от пакета, валялась рядом, задрав пухлые ножки, а пустая бутылочка, рокоча и постукивая, еще катилась в угол. Мазур опустился рядом с ней на колени, от этого движения его вдруг повело в сторону, словно вдрызг пьяного, моментально восстановив равновесие, попытался перевернуть жену лицом вверх – и перед глазами все непонятно поплыло.

Вспыхнувшая догадка таилась еще на уровне подсознания, неописуемая членораздельными словами, – но ему хватило и этого, превозмогая клонящую к полу вялость, уперся левой рукой, поднял правую, чтобы сунуть в рот два пальца, опорожнить желудок, выбросить отраву…

Сознание погасло, словно задули свечу.

...Сначала вернулось зрение, потом уже все прочее – в том числе и горький, противный привкус, растекшийся по глотке и небу. Попытавшись пошевелиться, Мазур ощутил себя словно бы парализованным, прошло несколько мучительных и страшных секунд, прежде чем он догадался опустить глаза – и увидел тонкие белые веревки, опутавшие тело так густо, что кое-где из-под них не видно было одежды. Пошевелиться не удалось – замотан надежно и умело. Веревки впивались в тело при каждой попытке напрячь мускулы.

Только голова ворочалась. Он поднял глаза. Сначала увидел три пары ног в кроссовках, разноцветные спортивные шаровары, потом всех сидящих целиком – троих упитанных субъектов немногим старше тридцати, лица не злые, скорее презрительные, один в тонких золотых очках. Оказалось, Мазур лежал под окном, на правом боку, а Ольга сидела в высоком деревянном кресле у камина, связанная лишь по запястьям и лодыжкам, тоже пришедшая уже в себя, скорее встревоженная, чем испуганная.

– Проснулся, синий? – где-то даже ласково спросил человек в золотых очках. – Кошмары не мучили?

Второй ухмыльнулся, а третий, моложе всех и сразу казавшийся самым простоватым на вид, громко заржал. Но тут же присмирел под укоризненным взглядом очкастого.

– Кто? – переспросил Мазур.

– Да ты не прибедняйся, синенький, – очкастый покривил губы, сунул в рот сигарету. – Мы тут на тебя посмотрели, пока вязали, вся генеалогия прописана... Ты что же это хулиганишь, сука лагерная? Ну добро бы ты влез телевизор уволочь да на полу нагадить – но ты же в мой честный дом свою спаленную тачку приволок и нахально в гараж загнал... А если бы, не дай бог, милиция с проверкой? Что мне им сказать? Что это мы тех двух вертухаев вчера пристукнули?

– Вчера?

– Вчера, голубь ты рисованный, вчера... Ты уж прости, но валялся ты примерно сутки. И девочка твоя тоже. Хороший препарат, а? Признаюсь тебе честно, мы тут повеселиться хотели – бичи, знаешь ли, шкодят без всякого уважения к частной собственности. Вот и поставили мышеловку, кто ж знал, что залетит такая пташка, начнет к тому же не с водочки, а с газировки...

– Значит, серьезный путешественник, – сказал второй.

– Да уж, да уж... – человек в золотых очках подошел к бильярдному столу, не прикасаясь, провел рукой над Мазуровым барахлишком. – Самородное золото, пистолетик, два чужих документа, да вдобавок на разные фамилии... Это у тебя хобби такое – ментов шлепать?

– Каких ментов? – стараясь сохранять спокойствие, спросил Мазур.

– Ну, голубь... Несерьезно. Насчет шантарского, чьи корочки вот тут алеют – тебе виднее. Но про тех двух прапорщиков, которых ты вчера на трассе замочил, в Пижмане только младенцы еще не слышали...

– Я их не убивал, – сказал Мазур. Голова почти не болела, только пакостный привкус во рту не проходил.

– А кто? Водила?

– Вообще-то, ты знаешь, мог и водила, – сказал второй. – Дело туманное...

– А какая разница? – пожал литыми плечами человек в золотых очках. – Пусть он мусоркам доказывает, мы же, слава те господи, не прокуроры... Не моя проблема. Главное, мы из-за него могли огрести кучу хлопот...

– Попинать? – предложил третий.

– Чадушко мое, ты же одной ногой в Европе стоишь, а провинциализма так и не изжил... – поморщился очкастый. – Ну, попинаешь ты его. Кроссовки испачкаешь. Новые купишь. И где же здесь стратегия и тактика?

– Тогда – сдать ментам. Позвонить Кондратьичу, пусть пришлет орлов... А девочку сначала не грех и попользовать. Ишь, очаровашечка... Глазами стригет, как Мата Хари.

– Сдать, конечно, нетрудно, – протянул очкастый. Он ничуть не издевался – просто рассуждал вслух. – Машину его ты отогнал черт-те куда, тут все чисто... Но я здесь вижу две сложности. Во-первых, как ты ни крути, а на присутствующую здесь компанию ляжет тень – ма-аленькая такая, черненькая такая... Что при наличии недругов не то чтобы чревато, но неприятно. Оно нам надо? И потом, поди угадай, что этот разобиженный басмач начнет петь у следователя. Они ж, синие, мастера тискать романы. Пискнуть не успеешь, как окажется, что это мы его подучили, спрятать обещали, а в последний момент передумали и сдали...