Часа четыре они двигались в произвольно выбранном направлении: примерно юго-юго-запад, ежели по-сухопутному, а коли по-морскому – зюйд-зюйд-вест. Резко взяли вправо, когда с вершины сопки Мазур усмотрел в бинокль самую натуральную зону, какими здешний край был богат, и немаленькую. Два раза пересекали узкие дороги, а однажды обошли стороной свежую вырубку – лес был сведен на паре десятков гектаров. Появился гнус, но теперь было гораздо легче, помогали импортные антикомариные флакончики, прихваченные у паромщика.
В шестом часу вечера вышли к дороге – раскатанной и довольно широкой, где машины могли двигаться в четыре ряда. Дорога такая, как подсказывал опыт Мазура, просто обязана была вести к немаленькому населенному пункту. А Пижман был единственным здесь, отвечавший этим условиям...
Около часа он по всем правилам наблюдал в бинокль, забравшись на склон сопки. За это время на юг (куда они и стремились) прошло девять могучих лесовозов, КРАЗы, а также две виденных им давеча на пароме милицейских машины, автолавка ГАЗ-53 и красный «Жигуль». С юга – восемь пустых лесовозов, автозак, два «Урала» с безоружными солдатами (погоны черные, вероятно, саперы) и два «шестьдесят шестых» ГАЗа с эмблемой Министерства по чрезвычайным ситуациям.
Все (но главным образом количество лесовозов) наталкивало на мысль, что дорога эта либо сама ведет в Пижман, либо где-то вливается в другую, которая опять-таки упирается в желанный Пижман. На эту версию работал и внешний вид бревен, какими были гружены лесовозы: обработаны так, что могут быть только первосортным, предназначенным для валютного экспорта товаром. По воде никто его не станет таскать – чересчур много барж и буксиров потребуется, машинами не в пример дешевле. А погрузить на поезд можно только в Пижмане...
Кратенько изложив все это Ольге, Мазур сказал:
– Голосовать придется...
– А риск есть?
– И еще какой, – утешил он. – Но тащиться километров восемьдесят пешком – еще рисковее, знаешь ли. Потому что, вещует мне сердце, власти уже побывали у паромщика. И надо, пока они не раскачались толком, делать марш-бросок – под свечой всегда темнее...
– Я разве против? – пожала она плечами. – Приказывайте, адмирал...
Стоя на обочине, он чувствовал себя словно бы голым на Невском проспекте. Впервые за все время странствий они столь открыто являли себя миру, и Мазур старался не думать, что произойдет, если их попытается сцапать непосвященная милиция, – никак нельзя сдаваться властям пока что, эрго...
Первый попутный КРАЗ равнодушно пропер мимо на полном ходу, обдав удушливой черной копотью. Минут через десять так же поступил и второй, хотя Мазур, мгновенно наученный горьким опытом, заранее достал несколько пятидесяток и, держа их веером, старательно махал водиле.
– Что-то не срабатывает финикийское изобретение, – проворчал он, глядя вслед натужно ревевшему лесовозу. – Неужто такие богатые? Не нравится мне это...
– Может, долларами помахать? – на полном серьезе предложила Ольга. – Или фляжкой со спиртом?
– Мы по-другому сделаем, – после короткого раздумья сказал Мазур. – Деньги не срабатывают, фляжка выглядит непрезентабельно – остается живец с подстраховкой... – И уточнил: – Подстраховка – это я. Комментарии нужны?
– Зачем? Ты мне только растолкуй, что делать-то...
– Сначала вон туда перейдем, – сказал он. – Там мне гораздо удобнее будет за деревом прятаться... Ага, сюда. Давай-ка в темпе косметику поднови, да погуще... питерских путанок ведь насмотрелась? Куртку снимай, все равно не холодно, и – на сумку ее, пусть валяется. Нет, пистолет в кармане оставь, тут с ним играться не стоит...
Светлая Нинкина футболка была ей велика, но Мазур, обойдя вокруг и критически осмотрев, затолкал обнову в джинсы так, чтобы грудь обтягивала должным образом. Перекинул косу на грудь, потуже затянул ремень, отступил на шаг, хмыкнул:
– А похожа...
– Н-да?
– Похожа, – кивнул он удовлетворенно. – Как лапшу вешать, сама сообразишь, по обстановке. Не учить же мне женщину, как мужика завлечь...
Шум мотора с нужной стороны послышался минут через двадцать. Мазур мгновенно отпрыгнул за дерево, присел в кустах. Шел очередной КРАЗ. Ольга вышла к обочине, в указанном заранее Мазуром месте остановилась, замахала рукой.
«Знаю я жизнь», – с мимолетной гордостью подумал он. КРАЗ сразу же притерся к обочине, хлопнула дверца. Обойдя капот, к Ольге вплотную подошел валкой походочкой индивидуум лет тридцати, с довольно короткой прической. На нем были самые обычные джинсы и черная рубашка, распахнутая на груди, с засученными рукавами – и везде на открытых взору участках красовались разномастные татуировки, выполненные не в пример затейливее, чем те, которыми испачкали Мазура.
Водила, не отрывая от Ольги заинтересованного взгляда, выплюнул окурок сигареты с фильтром:
– Ну, и куда топаем без мамы, лялька?
– В Пижман.
– А до Пижмана-то – под восемьдесят кэмэ...
– Вот я тебя и тормознула, – бесхитростно пояснила Ольга, без особого труда изобразив довольно блудливую улыбку.
– Откуда бредешь?
– С леспромхоза.
– А что там делала?
Ольга прищурилась:
– С другом в бане мылась.
– И пупками, поди, терлись?
– А по-всякому. Ты сам-то куда, в Пижман?
– Ну.
– Подкинешь?
– А что ж друг не подкинул?
– Ужрался друг, – сказала Ольга. – А мне завтра в семь утра на смену выходить.
– Я смотрю, у друга блудень неплох, если такие концы отмахиваешь... Катя. («Заметил наколку, конечно», – констатировал Мазур.)
– Да не жалуюсь.
– И что, лучше всех на свете?
– Чтоб лучший найти, девке порыскать приходится...
– О, а вот это уже лучше – люблю понимающих... Ходку отмотала, Катерина, или так, по глупости?
– А ты что, прокурор?
– Я-то? Да наоборот... У меня, понимаешь, инструктаж – ни за что посторонних не подсаживать. Вот ежели б ты была не посторонняя...
– А что мешает?
– Значит, договорились?
– Ага, – Ольга повернулась к сумке.
Чернявый ее придержал за локоть:
– Катерина, времена нынче рыночные...
– Ну и?
– Все через предоплату.
– А не прокинешь потом, рыночник? – тоном натуральной шлюхи спросила Ольга.
– Да зачем, Кат-тя? Дорога дальняя, еще пару раз остановимся полюбоваться природою... Посмотреть, что умеешь.
– В кабине или как?
– Или как, – чуть подумав, сказал шофер. – Чуток отойдем, подстелим твой куртячок... Бери и пошли.
И уверенно погладил ее по заднице, когда наклонялась за курткой. Ольга абсолютно спокойно это перенесла и первой, помахивая курткой, с загадочной улыбкой направилась мимо того дерева, за которым прятался Мазур. Шофер живо ломанул следом, нацелился обхватить ее повыше талии – и оказался лицом к лицу с недобро ухмылявшимся Мазуром, подкидывавшим на ладони пистолет.
Реакция у чернявого оказалась отменная – в глазах еще гасло ошеломление, а рука рванулась к карману. Науку следовало преподать с самого начала – и Мазур, дав ему время выхватить нож, нажать кнопку, сбил первым же ударом. Вырвал перышко, не глядя, забросил в тайгу, добавил ребром ладони. Отступил на пару шагов, дожидаясь, когда пленный очухается, глянул на Ольгу и покачал головой:
– Откуда такая непринужденность, Кат-тя?
– С кем поведешься... – невинно вздохнула любимая жена.
Мазур глянул через ее плечо, чуть отодвинул в сторону и распорядился:
– Вставай, орел. Очухался, вижу...
Чернявый, упираясь кулаками в землю, тяжело поднялся, помотал головой, выдохнул:
– С-сучары...
– Давай без лирики, – сказал Мазур. – Расконвоированный?
– Ну.
– Что ты там чирикал насчет инструктажа? Девочку ставил в безвыходное положение или правда?
– Правда. Абверовцы неделю на ушах стоят[15]. Каждое утро на уши капают – никого не подбирать, не подсаживать...
– Конкретные приметы дают?