– Только в сравнении с тобой, – парировала девушка. Затем обратилась к Льешо: – Что это за ощущение драться на настоящей арене?

– Скоро ты и сама узнаешь.

Льешо пытался выглядеть уверенней, хотя не был высокого мнения о своей показательной схватке.

– Нет, не узнаю, – сказала Льинг. – На арену выходят только рабы. Поскольку правитель не держит рабов, то и гладиаторов на арену не поставляет.

– Но я же дрался с Каду на соревновании, – напомнил им Льешо, слизывая с пальцев остатки корицы.

Хмиши пожал плечами:

– То было показательное выступление. Настанет момент, когда она испытает и нас. Я не думаю, что именно проверкой в бою, иначе меня бы здесь не было. Она колдунья, как и ее отец.

Льешо и сам это знал, а сомневался лишь насчет добрых намерений ее светлости. Он приподнял серебряную цепочку на шее:

– А это зачем?

Хмиши пожал плечами, хотя и понял вопрос: на его шее висела такая же цепочка, как, впрочем, и на Льинг.

– Цепочка как-то связана с законом о том, что нам нужен опекун или хозяин, пока мы не достигнем совершеннолетия.

– Когда нас сюда привели, по этому поводу был большой спор, – добавила Льинг, пытаясь поймать ускользнувшую изюминку из булки. – Ее светлость требовала документ об усыновлении или опекунстве на несколько лет. Правитель, конечно, и слышать об этом не хотел. Он сказал что-то насчет недоделанных фермеров и грязных бродяг из Фибии, которые могут запятнать честь его дома. Хабиба был на стороне правителя, ее светлость, кстати, часто прислушивается к его советам.

– Он колдун правителя, – напомнил Льешо. Хабиба не казался таким уж страшным, если б не данная ему сила. – Даже супруга правителя, должно быть, боится, что он воспользуется магией в случае несовпадения мнений.

Юноша не был в этом до конца уверен. Та манера, с которой держала себя женщина, испытавшая его в оружейной, подсказывала, что она не отступит даже перед колдуном. Льинг словно прочла его мысли.

– Я думаю, что на самом деле он колдун ее светлости, – сказала девушка. – Она не боится его, это точно.

Немного подумав, Льинг продолжила мысль:

– Она, видимо, понимает, что рабство на Фаршо – слабость с политической точки зрения. Оно делает ее мужа уязвимым. Хабиба тоже не поддерживает рабство, хотя на словах говорит совсем другое. Между ними происходят дела посерьезнее, чем философские разногласия.

Хмиши смиренно кивнул в знак согласия. Они не знали, что такое месяцы, проведенные в мастерской Марко, или ночь в постели господина Чин-ши, борющегося с уничтожающим Жемчужный остров Кровавым Приливом. Их не испытывал леденящий взгляд ее светлости, они не видели, как Хабиба убил хорошего человека со скорбью в глазах, но без промедления.

– Ее светлость ведет более сложную игру, чем мы можем догадываться, – сказал Льешо друзьям, не зная, вызовет ли этим досаду или поможет им осознать правду. – И Фаршо в ее планах занимает не самое важное место. Я не понимаю, почему мы все же заботим ее и отчего остаемся рабами, если уж наша свобода так ценна, чтобы взять трех почти никчемных ловцов жемчуга под опеку самого правителя.

– Мы рабы лишь формально, – возразил Хмиши. – Его превосходство показал нам подписанные бумаги, заверенные датой, когда нам исполнится семнадцать.

Льешо мог бы возразить, что правитель имеет право порвать их в любой момент. Что бы ни замышляла ее светлость со своим колдуном, он до сих пор жив, что превосходило все его ожидания.

Марко сжег бы Кван-ти на костре на Жемчужном острове с одобрения господина Чин-ши. Теперь же сам хозяин мертв, а Кван-ти исчезла, испарилась, что дано лишь богам. Имей Льешо право, он взял бы колдуна в плен и расспросил обо всем. Хотя что бы это изменило? Серебряные цепочки правителя все равно отягощали бы их шеи, а ее светлость строила свои козни.

– Что бы нас ни ожидало в семнадцать, на данный момент мы рабы, – разъяснил положение дел Льешо. – Они могут использовать нас и даже выставить на арену.

– Только не на арену, – настаивала на своем Льинг. – Каду готовит из нас солдат. Я слышала, как она разговаривала с отцом, когда тебя привели. Правитель выкупил и освободил мастера Якса, чтобы тот подписал контракт о нашем обучении. У Каду нет времени тренировать новичков, она обучает караульных.

Льинг не стала рассказывать, откуда ей это известно, и Льешо решил не спрашивать. Она показала на бойцов, которые разбились на пары и бились на мечах. Некоторые из них, как заметил юноша, были женщинами, но старше его самого. Их оружие загибалось иначе, чем то, к которому привык Льешо. В левой руке они держали по круглому щиту. Выпады и движения были те же, разве что по-другому комбинировались.

Полный любопытства, он поднялся на ноги и юркнул на узкий мостик, обвивающий поле тренировки по периметру. Льешо добрался до цели – подставки с мечами и щитами и небольшим набором ножей. Он подобрал себе парочку и прошелся по основным движениям. Юноша так увлекся, что не заметил, как его обступили опытные гвардейцы. Вскоре на тренировочной арене был слышен только свист оружия, мелькавшего в неистовом танце: удар, защита, сверху вниз, сбоку, снизу вверх.

Он закончил упражнение, застыв на пальцах правой ноги, левая согнута, как у журавля перед полетом, меч – высоко над головой, направленный вниз для удара, а нож, сверкнув в круговом взмахе, остановился, защищая область живота. Льешо замер в апогее приема. Вскоре он заметил тишину вокруг. Полгода назад внезапное осознание, что за ним пристально наблюдает большое количество людей, неимоверно смутило бы юношу, и он убежал бы в какое-нибудь укромное местечко. Или же напустил бы на себя самодовольный вид, наклонив голову и устремив холодный взор вдаль: он нередко делал так в семилетнем возрасте. Шесть месяцев тренировки с Яксом и мастером Деном привили ему новые инстинкты: Льешо осмотрелся вокруг с суровым вызовом истинного воина.

Сначала показалось, что вызов никто не принял, и юноша расслабился. Вдруг сама Каду предстала перед ним, с мечом и ножом, как и Льешо, и с таким же выражением лица. Юноша поменял позу, изогнув позвоночник таким образом, чтобы его живот находился как можно дальше от правой руки девушки. Нож он держал горизонтально, словно забор между собой и противницей. Потом повернул запястье, развернул корпус боком, представляя наименьшую площадь для атаки. Лезвие по извилистой траектории настигло цель и остановилось под ее подбородком.

Каду уставилась на Льешо с широко раскрытыми глазами, правая рука разжалась сама по себе. Юноша кинул взгляд вниз, проследив, как выскользнул ее нож. Только когда девушка осталась безоружной, он убрал нож от ее горла. Внезапно Каду достала потайной нож и взмахнула им, но встретила отпор: Льешо тотчас отреагировал и, не задумываясь, мог бы откромсать ей руку, а затем перерезать глотку. Его остановил мастер Якс, резко схватив юношу за кисть.

– Льешо! – крикнул учитель, и парень услышал, что тишина сменилась низким гулом, увидел, что друзья уставились на него с открытыми ртами, а Якс смотрел ему прямо в глаза, словно пытаясь обуздать его. Тут он заметил, что до сих пор держит нож мертвой хваткой, и разжав кулак, ошеломленно вздохнул.

– Она хотела убить меня, – стал оправдываться юноша, борясь с подступающей тошнотой.

– Я проверяла тебя, – сказала Каду, потирал запястье.

Ее трясло не меньше, чем Льешо. Якс испепелил ее взглядом.

– Я же предупреждал тебя не испытывать его ножом, – напомнил Якс угрожающим тоном. – Он не может преодолеть рефлексы, прочно в нем закрепленные. В лучшем случае ты потеряла бы руку. Возможно, он и на этом бы не остановился.

Каду посмотрела на Льешо, борясь с адреналином в крови. Юноше было знакомо это состояние, оно охватило его самого.

– Что ты сделала со мной? – закричал он, пораженный своим поступком и напуганный возможными последствиями, о которых прямо заявил Якс. Мастер качал головой.

– Это не наших рук дело, – сказал он. – Мы не могли изменить навыки, привитые ему в прошлом, поэтому только оттачивали их. Твои схватки с ножом всегда будут заканчиваться смертельно. Мы лишь хотели научить тебя выходить из них победителем.