Он стоял на краю лодки, ожидая, пока старший даст ему задание на эту смену. Если вручит сумку, Льешо будет собирать скрывающие жемчуг устрицы. Но в этот раз в руках парня оказались грабли. Он сделал три глубоких вдоха и прыгнул вниз. Когда ноги коснулись воды, Льешо поднял руки над головой, прижав грабли к телу, и как стрела вонзился в воду до самого дна. Льинг была уже там, она отмечала границу, чтобы на их территорию не посягали команды, работающие вокруг. Девушка совсем замутила воду, и Хмиши, нырнувший вслед за Льешо, чуть ли не встал на плечи Льинг. Вскоре два товарища Льешо, сражаясь на граблях, превратили повседневный труд в игру с трезубцами; сам он наблюдал за ними на расстоянии.
С самого начала учения юноша благодаря несмелой, осторожной натуре испытывал страх и недоверие к остальным рабам. Со своими товарищами он разговаривал не больше, чем со старшим и охранниками, и в результате некую отчужденность стали считать основной чертой характера Льешо. Лучше уж так, чем все будут замечать, как он иной раз теряет представление о времени и месте. Но теперь крепнущее дружеское чувство к друзьям-невольникам, казалось, входило в душу Льешо и делало его частью целого.
Шуточный бой на граблях-трезубцах поднял такие клубы ила, как если бы сражающиеся с полной серьезностью работали под надзором старшего Шен-шу. Однако в этот день на нем была свежая белая одежда и туфли – верный признак того, что под водой ныряльщики не будут застигнуты проверкой врасплох. Поэтому рабы предавались забавам и пытались рассмешить Льешо.
Хмиши перешел в наступление и сцепил зубья своих грабель с оружием Льинг. Та выронила трезубец и замахала руками в знак признания поражения в этом раунде. Льешо подмигнул ей и дал фору во втором бою. Он хотел рассмеяться, но подавил в себе это желание: необходимо беречь воздух, да и говорить в воде – бессмысленная затея.
Все еще пытаясь справиться с приступами смеха, Льешо отвернулся от друзей и вдруг увидел старца, идущего через горы жемчужных раковин. Многочисленные складки одеяния, словно волны, синие глаза напомнили Льешо о далеком небе, ином, чем над Жемчужным островом. Это были уже не те белые круги катаракты Льека. При виде учителя или его духа юноша неосторожно сделал судорожный вдох, который под водой смерти подобен. Вместо раздирающей легкие боли Льешо почувствовал свежий чистый воздух, более разреженный, чем обычно над заливом. Спасительное дыхание напомнило ему о доме, о горах, снеге, о вечном морозе. Дух подошел ближе, и Льешо замотал головой, отказываясь принять очевидный факт: Льек умер.
– Извини, что покинул тебя, мой принц, – сказал дух голосом Льека, используя обращение, которого юноша не слышал со времен нашествия гарнов, когда королевского ребенка продали в рабство.
Льешо так четко различал слова, словно стоял не среди морских созданий залива, а на высоком фибском плато, беря уроки в саду при дворце. Юноша даже подумал, не попал ли в царство мертвых.
– Я надеялся дожить до того дня, когда ты вернешься на свое законное место, но возрасту и лихорадке нет дела до желаний старика.
Знакомо ли духам чувство сожаления? Может, да, но Льек улыбался, сознавая, что жизнь со всеми ее надеждами и хлопотами уже позади.
– У меня нет законного места, – с горечью ответил Льешо. Голос его звучал ясно, и воздуха хватало, чтобы продолжить разговор. – Я последний из старого загубленного рода. Мне суждено умереть на дне залива.
– Не последний, – возразил Льек. – Да, они убили твоего отца, но братья еще живы. Они проданы в рабство в далекие страны и убеждены в смерти друг друга.
Поскольку объяснение старца очевидно совпадало с судьбой самого Льешо, не согласиться было трудно. Новое чувство затеплилось в груди юноши, столь чуждое его натуре, что он и не признал в нем надежду.
– А что с моей сестрой?
Льешо не мог смотреть в глаза учителю, боясь прочесть в них правду. Будучи маленьким избалованным принцем, он ненавидел Пинг – младенца, занявшего его место на коленях матери. Льешо было пять лет, когда однажды он с крохой прокрался из Дворца Солнца с намерением (как он сообщил привратнику) отнести новорожденную на склон горы, чтобы принести в жертву богам. Когда стражник сказал, что скорее уж тигры бродят по горам, чем туда спускаются боги, Льешо ответил, что тигр ее не тронет. Во время нашествия гарнов двухлетняя Пинг еще не представляла интереса ни как раба, ни как наложница. Теперь, обладая мудростью пятнадцатилетнего юноши, Льешо отдал бы жизнь, чтобы спасти ее.
Дух Льека покачал головой:
– Убита и брошена в кучу мусора, насколько мне известно, – сказал он. – Ее души нет в царстве мертвых, я не знаю, в каком теле и в какой стране она переродилась.
Это была старая рана, но сейчас Льешо испытывал острую боль, может, от того, что она пришла одновременно с надеждой.
– Моя мама?
Снова дух Льека покачал головой.
– Твоя мать, королева, исчезла после нападения, унесшего твоего отца, затем никаких известен о ней не поступало. Говорят, она живой попала в рай, чтобы просить у богов милосердия для народа, и так очаровала небожителей своей красотой, что они не отпустили ее обратно. Интересная сказка, да жестокая история. Если королева не обрела новую жизнь, она остается пленницей.
Льешо ничего не сказал. Он был слишком взрослым, чтобы оплакивать мертвых, даже ребенком он не давал врагам насладиться своими слезами.
– Найди своих братьев, Льешо, – молил дух. – Спаси Фибию. Страна умирает, немногочисленные жители уходят в небытие вместе с ней. – Печаль отразилась в мертвых глазах Льека, соленые слезы смешивались с водой залива. – Я остался бы рядом с тобой, если бы мог. Вот единственное, чем я могу тебе помочь сейчас. – Дух протянул юноше жемчужину размером с грецкий орех, черную, как глаза старшего Шен-шу. – Жемчужина обладает волшебными свойствами. Она защитит тебя. Держи ее всегда при себе, но используй только в самом крайнем случае.
При этих словах Льешо усомнился, дух ли Льека стоит перед ним. Может, это бес, посланный заманить его на кривую дорогу.
– Хорошая вещица, – съязвил парень, – но Льеку-то известно, что я не смогу вынести ее из залива. Мне негде ее спрятать. – Он показал на свое голое тело. – Шен-шу тщательно обыскивает все углубления тела, чтобы мы не воровали. Попробуй я проглотить жемчужину такого размера, если и не задохнусь, то охранники господина Чин-ши сразу заметят раба из жемчужного залива, который ищет уединения.
– Доверься мне, юный принц.
Упоминание его прежнего титула духом-учителем чуть не вызвало слезы: они жгли уголки глаз, но Льешо удержал их. У него осталось мало веры в мир, забравший последнее утешение – друга.
– Почему я должен верить тебе, старик? – Борясь с душевной болью, юноша пытался устранить ее источник. – Ты говорил, что будешь со мной, что защитишь меня. И вот ты умер, и если мы сейчас на самом деле разговариваем, то я умираю тоже.
Льинг и Хмиши давно поднялись на поверхность. Льешо знал, что воздуха в легких не осталось, что под водой разговаривать невозможно, и все же он дышал и говорил. Видимо, он уже умер или находился на той стадии утопления, когда разум обманывает тело.
– Верь мне, – молвил старец со слезами на глазах.
Одной рукой он обнял юношу за шею, а другой поднял черную жемчужину. Большим и указательным пальцами Льек вставил ее на то место, откуда у Льешо недавно выпал коренной зуб.
– Скоро ты сам во всем убедишься, – сказал старец и растворился в воде.
Наблюдая кружение потоков на месте исчезающего образа, Льешо вспомнил обо всех словах благодарности и любви, которые он ни разу не высказал в течение долгих лет неволи, считая их чем-то само собой разумеющимся.
– Вернись, – крикнул он, но лишь пузыри образовались вокруг, и Льешо почувствовал, что легкие вот-вот взорвутся.
Где-то он выронил грабли, но в поднявшемся иле найти их невозможно. Юноша пытался преодолеть панику и свою неуклюжесть, не дававшую соединить цепь и кандалы. Наконец отчаянно дернул за цепь, чтобы растормошить рабов наверху. В следующий миг он был на поверхности; перекинулся через борт, кашлял, сморкался, пытаясь прочистить носоглотку от воды.
