– Где же ты опыты собираешься проводить? – спросил князь. – Ведь у нас тут лаборатории нет.

– Не в колбах да ретортах дело, а в том, что… реактивов нет, – вздохнул Густибус. – Впрочем, у меня предложение, ты напиши Опрису записку, я выкачаю из тебя крови и быстренько смотаюсь в Лур. Если все получится, как я думаю, уже к вечеру получим какой-нибудь результат.

– Стоп, я не вполне понимаю, – вмешался батюшка. – Какого результата ты ждешь?

– Что его отравили чем-то, вызывающим или галлюцинации, или другое умопомрачение.

– В той таверне «Петух и кабан»? – еще раз переспросил батюшка.

– Ты же сам говоришь, что тебе даже тетка, хозяйка таверны показалась иной поутру, – пояснил Густибус, обращаясь к князю. – Значит, это могла быть не она… Да перестань ты есть, князь! Сказано же тебе, в кровь будут поступать вещества этой вот пищи, это затруднит анализ… Давай я у тебя сразу кровь возьму, и займусь этим делом, пока ты все не испортил.

– Князюшка не может испортить, – вдруг негромко, но довольно решительно вмешался в разговор Стырь. Князь посмотрел на него грозно, но его слуга и не думал отступаться от своего мнения. – Это та колдунья все испортила, а не он. Эх, был бы я там…

– Все же много времени прошло, – проговорил с раздумьем князь. – Не понимаю, неужели и на шестые сутки возможно…

– Возможно, – буркнул маг, уже поднимаясь. – Только не нужно все ухудшать.

– Ладно, Густибус, что для этого кровопускания нужно?

– Я сейчас вернусь…

И Густибус ушел. Батюшка посмотрел, как Дерпен осторожно, чтобы не испачкать халат едой, пробует тоже пообедать левой рукой, а затем вдруг сказал:

– Мы тут тоже не вполне бездельничали. Густибус нашел какой-то древний трактат про оборотничество, князь. И выяснили, если я правильно понял то, что там было записано…

– Так он и тебя просил этим заняться, батюшка? – поинтересовался князь со вздохом. Он ведь хотел, чтобы задание, которое он дал Густибусу оставалось в тайне, но вот – не вышло.

– Он не вполне разумеет барский язык, лишь хорошо читает на наргизе, князь. Пришлось ему… Там было сказано, что в восточной магической школе была такая техника, как психическое оборотничество.

– Это еще что такое? – спросил Дерпен с набитым ртом.

– Все дело в том, опять же, если я правильно понял, чтобы внушить другому человеку, что он видит перед собой не того, с кем, собственно, разговаривает, а другого кого-либо, если магу нужно, чтобы этот человек увидел этого другого. Внушение зависит, конечно, от таланта самого мага, его способности вызывать, гм… галлюцинации в этом другом человеке. Но вот какая штука, самым главным инструментом этой техники считают воспоминания того, кому эти видения внушаются. И как всякие воспоминания, по сути, похожие на сон наяву, они бывают очень яркими, сильными, подробными… И всегда совпадают с тем, что этот внушаемый уже когда-то видел.

– Ну, это нам мало что дает, – отозвался Дерпен. – Или все же дает? – Он посмотрел на князя.

А князь поглядывал на свою тарелку, где стыла отличная картошечка, и ждал. Кушать он после ругани мага не решался, может и впрямь результат проверки, которую задумал Густибус, будет зависеть от того, сколько и чего он съел.

Вот тут и появился Густибус с судком для собирания крови, с ланцетом и перевязками, чтобы кровь потом уже остановить. Он отвел князя в сторонку, к книжному столику и умело принялся за дело. Князь подумал было, что этим своим кровособиранием маг испортит остальным аппетит, но по виду Дерпена решил, что этого не произойдет. Тот как жевал с наслаждением, иногда даже закрывая глаза от удовольствия, так и продолжил, а батюшка и вовсе поднялся и следил за всем происходящим, ему было интересно.

Потом со звяканьем Густибус стал собирать свою медицинскую посуду, сообщив:

– Теперь мне торопиться нужно, князь, иначе…

– Ты вот что, Густибус, ты Стыря с собой возьми. Так мне будет спокойнее.

Густибус кивнул, соглашаясь, Стырь поднялся из уголка, где тоже жевал, придерживая миску перед собой и вполне ловко орудуя местной вилкой.

– Господин маг, князюшка, – Стырь переводил глаза с одного на другого, – мне бы пару минут, чтобы снарядиться…

– Только быстро, – прошипел Густибус. Он уже соображал, как быстрее добраться до Лура.

Они оба вылетели из комнаты, едва ли не как пробка из бочки с перебродившим шипучим вином, Дерпен даже беззвучно хохотнул им вслед, а князь и забыл за те несколько дней, что не видел его, о такой вот особенности восточника.

Дерпен еще разок осмотрел стол.

– Я нужен тебе, князь? – Он помолчал. – Видишь ли, я еще не вполне…

– Нет, все в порядке, Дерпен ог-Фасм, отправляйся-ка к себе и выздоравливай далее. А мы, батюшка, займемся делом. Думаю, твоя помощь будет небесполезна.

Он с батюшкой Ионой прошел в библиотеку, где в потайном отделении конторки хранил книжку, в которой покойный Моршток делал записи. Взял ее, подошел поближе к окну, поймал на страницы побольше света.

– Что думаешь об этих вот чистых листах, батюшка?

– Листы как листы, бумага… А что?

– Пришла мне в голову одна идея, вернее, идейка, когда я от епископа отъезжал. Сейчас мы с тобой ее проверим. Ты знаешь что-нибудь о симпатических составах?

Батюшка приободрился.

– Знаю, князь, и даже немало знаю. Для тех книжников, каким меня сначала хотели воспитать, это необходимо, ведь многое на старых страницах писалось так, чтобы только догадливый и внимательный человек понял.

– Что ты думаешь об этих вот кружках и стрелочках? – спросил князь, передавая батюшке книжку.

– Это обозначение сносок или отсылок. Но нужно точно знать, где что искать. Хотя, постой-ка… Если в кружке нет обозначения самой книжки, значит… Это значит, что сама эта книжка и подразумевается, так ведь?

Батюшке потребовалось всего-то чуть времени, чтобы догадаться о том, о чем сам князь думал несколько дней… Ну, не то, чтобы очень уж напряженно он об этом думал, но все же размышлял, как умел, и когда это придумал, то и решил, что он – не лыком шит. А тут – отец Иона со своей догадливостью… Впрочем, нет, батюшка этот трюк знал, а князю пришлось его, собственно, изобретать заново, и применительно к Морштоку, так что заслуг у него было побольше.

Они попросили принести с кухни очень тонкую металлическую тарелку, и пока за ней ходила мейстерина, соорудили из шандалов и кочерги для камина некое подобие мангала, на который эту тарелку и поставили. Потом зажгли побольше свечей, подставили их под тарелку и положили на нее книжку страницами вниз.

– Как думаешь, получится? – спросил князь.

– Тут бы установить что-нибудь поустойчивей, – отозвался батюшка, – и огонь сделать сильнее… Но если сразу и не выйдет, попросим Густибуса помочь. Может, тут нужно в парах аммиачной селитры нагревать эти страницы, или еще что-то придумать… Это же не просто, князь, бывают такие чернила, что иначе кроме как в специальных условиях и не проявляются.

– А мы его записи не испортим?

– Давай-ка лучше сначала убедимся, что они вообще есть. Кстати, не из-за этих ли записей неизвестные перерыли Морштоку кабинет? Да, глупый вопрос… Надо полагать, что из-за них, другой причины нет.

– Не думаю, что тут как-нибудь сложно записи сделаны, – отозвался князь. – Все же он их для себя вел. Правда, не хотел, вероятно, даже Опрису показывать, потому-то и спрятал так.

Странный у них обмен мнениями получался, но обоим было все понятно, а чего же еще хотеть?

Подождав некоторое время, пальцем проверив, как накалилась тарелка, батюшка снял книжку Морштока, быстро посмотрел несколько страниц. Потом проверил их сосредоточенным взглядом на свет.

– Не те мы страницы избрали, он просто переворачивал книгу и писал с ее конца, как с нового начала. Давай еще ее нагревать.

Они подогрели еще разок, и вот тут на первой странице и на ее обороте проявились бледно-коричневые и местами розоватые буквы. Батюшка посмотрел, передал книжку князю. Это было похоже на фериз, буквы по крайней мере были те же, вот только не было на этом языке таких диковато выглядящих буквосочетаний. И все было написано одной беспрерывной строкой, без пропусков или знаков.