Но князь думал совсем о другом. О том, что жизнь семей, как ни удивительно, проходит именно через женскую болтовню, их интерес к подробностям и разной ерунде. Когда это теряется, как в случае с королем, исчезает и нечто тонкое между детьми и отцом.

Конечно, из разговора с принцессой князь мог бы больше узнать из того, что ему было нужно, что он хотел бы прояснить тут, но он уже представлял себе этот разговор. И отчетливо понимал, что после того, как он раговаривал с Темерией Унашитской и принцем, из этого мало что полезного получится. Принцесса будет вежлива, холодна и замкнута, так что терять время и оставаться тут, дожидаясь ужина, не хотелось. Да, именно что – не хотелось терять время.

Почему-то князю захотелось иного, у него отчетливо возникло предположение, что он может опоздать сделать что-то… Что следовало сделать как можно быстрее. Это было для него пока неясно, неопределенно, но он знал – следует спешить и торопиться. А потому он сказал:

– Мы тут не остаемся на ужин, граф. Мы направляемся… в Натен, кстати, у нас есть и рекомендация…

Граф, пока они отъезжали по аллее, заспорил, стал отнекиваться тем, что ни у него, ни у сопровождающих их троих гвардейцев нет денег для такого путешествия, но князь подавил возражения, заметив, что расходы берет на себя. Тем более, мрачновато подумал он, невелики эти расходы и будут, при здешних-то расстояниях и отличных дорогах.

Клячи гвардейцев выбились из сил еще до вечера, когда следовало бы думать об ужине. Граф тет Нестелек отмалчивался, пока они ехали совсем в другом направлении, чем он предполагал, но князь не обращал на это внимания. Ему было о чем подумать.

Поужинав, и заплатив за постой местному трактирщику, он все же сходил на конюшню и понял, что с такими лошадьми у него будет больше мороки со своим эскортом, чем дела. Конечно, Стырь сказал бы обо всем точнее, но князь и сам посмотрел и решил, что гвардейцев следует отослать в Парс. О чем объявил им перед тем, как удалиться в комнату, выделенную ему для сна. Семпер сразу же заспорил:

– Князь, у нас же приказ. Конечно, ты изменил маршрут, но это ничего не значит с формальной точки зрения.

– Не забывай, Семпер, ты и твои люди поступили мне в распоряжение. И оно таково, чтобы эти трое возвращались назад, в свои конюшни и казармы.

– А ты не забывай, кня-яс, что ты еще недавно был ранен, и если на нас нападут… Нам двоим со сворой бригандов не управиться.

– Будем скакать быстро, никто на нас не нападет, просто не успеет, – невпопад отозвался князь.

Он думал, что граф говорит о тех, кого могли за ними выслать из Парса, а сам Семпер, похоже, полагал, что и местных лиходеев в округе хватает, которых они могут ненароком встретить, так что говорили они о разном.

– Как бы ни было, а я все же остаюсь с тобой, – решил молодой тет Нестелек. – Хотя бы и один.

– Я и сам хотел тебя о том просить, – улыбнулся князь. И посчитал разговор законченным.

Да так, собственно, и было. Утречком трое гвардейцев, хмуро поглядывая на князя с графом, поседлали своих коней, которые тоже осматривались удивленно, словно были не согласны с тем, что еще и сегодня нужно куда-то направляться и двигаться. Они развернулись и уехали, а граф с князем, который сразу же задал своему Самвелу хорошую рысь, направились дальше, на юго-запад, по отличной дороге, где и выдерживать направление было не нужно, ухоженная лента расстилалась перед ними очень ровно, разумно, и было видно, что тут столько поколений подряд ездило, что и лишние повороты или объезды невпопад сгладились.

Граф Семпер оказался, конечно, не самым сильным конником, но все же темп князя выдерживал. Вот только его кобылке приходилось нелегко. Граф даже подумал сменить ее и подобрать на обратном проезде, но Диодор суховато объяснил ему, что возвращаться они могут уже иначе, и если лошадь ему дорога, то делать этого не следует.

Расстояния тут были не в пример Рукве едва ли не смехотворны для князя. До Натена, лежащего где-то в устье реки Луры, было едва триста верст, то есть, столько же, как от Мирквы до Яросли, хорошего города, в который князю пару раз приходилось ездить. Там, в Яросли находился один из старых полков, в котором Диодор хотел бы служить, потому что к нему был приписан еще его батюшка, да вот незадача, не удалось ему уговорить тамошнего полковника, чем-то Диодор ему не понравился, или показалось тому полковнику, что сын погибшего и не найденного на поле боя князя Полоты Ружеского будет слишком явным напоминанием о той, давней неудаче.

Все же это была не Руква, не Империя, и тут держаться следовало иначе. Хотя ехать было удобно, тем более, что на третий день пошел снег. И был он по-руквацки мягким, пушистым, легким и почти вкусным. Он облепил деревья и кусты, они будто бы обросли белыми, ватными листьями. И воздух сделался чуть более морской, о чем предупреждал еще в Парсе Густибус, но все же еще не соленым, а скорее… тихим. Так тихо от этого снежка сделалось, что скакать было замечательно приятно.

Только одно и удивляло князя, что они мало все же встречали на дороге проезжих. Он спросил о том графа, и Семпер, кутаясь в свой не слишком плотный дорожный кафтан, объяснил:

– Сам же видишь, кня-яс, какой снег ныне удался! Ни пройти, не проехать, что поделаешь – стихия… Вот и сидят все по домам, все равно же пути нет.

– Как нет? – удивился князь. – Замечательная дорога, а что снежка немного нападало, так это даже и коням в радость.

– Положим, мне-то не в радость, – продолжал хмуриться граф, – это только вам, северным медведям, в радость оказывается… В общем, греются все, а не по дорогам шастают, так уж у нас снега встречают.

Князь еще разок про себя подивился изнеженности феризов, но больше об этом не заговаривал. Да и говорить-то теперь с графом было мудрено, он после этих пробежек едва больше чем в шесть-семь десятков верст так уставал, что сразу же после вечерней трапезы в какой-нибудь гостиничке или даже вовсе в придорожном трактире, засыпал каменным сном.

Как ни легка и быстра была эта дорога, все же пять дней она у них потребовала. Князь бы уложился быстрее, но граф не мог большего, и пришлось на то согласиться. Диодор даже пожалел, что взял графа с собой, все же и его следовало бы отправить в Парс с гвардейцами, тем более, что странноватое ощущение, что следует торопиться, как возникло тогда, в Венсене, так и не оставляло его. Вернее, конечно, князь и сам был торопыга, каких поискать, и привык гнать по делу или без дела, но на этот раз он очень уж отчетливо знал, что время может быть упущенно, и знал, по давней своей склонности, что не простит себе, если действительно куда-то опоздает. Токмо было бы неплохо знать, куда именно он должен успеть, но это, как и многое другое, оставалось пока непонятно.

Хотя и зависело только от него самого. Ему и никому другому следовало обо всем догадаться и все сообразить, но он понимал, что мало еще обо всем понимает и знает мало, хотя кое-какие мысли все же его одолевали, причем, некоторые были таковы, что о них он не сказал бы не то что Густибусу, но и батюшке Ионе.

В Натен приехали под вечер, и граф даже не сдержал напавшей на него говорливости, видно, в предчувствии близкого и долгого, как он полагал, отдыха. Они миновали город, и лишь тут, подивившись про себя такому-то собственному же быстрому обучению привычной для местных секретности, Диодор задал графу вопрос, что ему известно о Натенском епископе.

– Так вот к кому мы ехали, – подивился вслух граф, но тут же стал отнекиваться, мол, ничего определенного ему не известно.

Князь попробовал настаивать. И граф Семпер добавил:

– Всем известно, что в подвалах местного аббатства уже лет четыреста делают отличный, очень известный по всей стране, сладкий и вкусный ликерчик.

С такой-то информацией князь и приехал к монастырю, расположенному на берегу реки, чуть в стороне от старого города, больше напоминавшему замок или небольшой, провинциальный мирквацкий кремль.