Монастырь был расположен на холме, возвышающейся надо всей этой ровной местностью, по сути, уже эстуария немалой по местным меркам реки. Сама Лура темной, незамерзающей полосой протекала одним из своих рукавов под холмом, а вокруг расстилалось пространство, лишь кое-где перебитое кучками домов или кущами. Все выглядело бы неуютно, если бы князь не понимал, что это вынужденно, потому что сильные ветры с близкого уже океана, который отчетливо чувствовался за западной грядой песчаных валов, были едва ли не постоянны, и способны оказывались не только искривлять сосны, но и выглаживать всю окрестную местность.

В самом монастыре, несмотря на павшие на землю сумерки, еще чувствовалась незатихшая жизнь. Кто-то прохаживался у ворот, освещенных неровно горевшим факелом, кто-то сбоку покрикивал на мулов или другую скотину, зашедшую или затащившую телегу в снег, да и в домах еще горели там и сям огоньки, что для провинции было делом необычным, потому что укладываться на сон местные привыкли, конечно, очень рано.

Маячившая перед воротами фигура оказалась не привратником, а служкой в рясе, который должен был, по идее, продавать какие-то бумажные отпущения грехов. Почему он стоял тут так поздно, князь не понял, он вообще не одобрял этой практики вселенской церкви отпускать грехи за деньги, без подлинного покаяния, но… не его это было дело. Он спросил у служки, который был худ, как-то особенно нечесан и все время дрожал от холода:

– Мне следует встретиться с епископом, брат.

– Епископ, поди, уж не примет, – отозвался монашек, почему-то старательно отвернувшись, делая вид, что разглядывает что-то в дальней темноте.

– Все же прошу доложить о нашем прибытии, мы здесь не по блажи оказались, а есть у нас к епископу послание.

– Ты вот что, брат, не дури, – вмешался куда более резким тоном граф тет Нестелек. – Вызови-ка привратника, да пусть он передаст епископу о нашем приезде, как было тебе сказано, да пусть для нас приготовят места в странноприимном доме, как и стойла для коней.

Резкий тон графа оказал действие, и дальше все прошло куда быстрее, чем можно было ожидать по первому разговору. Графа с князем впустили внутрь стен, они спешились, коней их приняли люди в рясах, а потом куда-то тут же увели, что для них было самым лучшим. Потом обоих путешественников провели в высокий зал, в котором гуляли такие сквозняки, что иногда из какого-то темного угла раздавался едва ли не гул, как из каминной трубы.

И тут же появился какой-то человечек в рясе из плотной небеленой шерсти, который с поклонами проводил гостей по нависшим высоко над землей открытым переходам в другое строение. На этих переходах, пусть они и были устроены с крышей, поддерживаемой искусно резанными столбиками, князь и сам почуял, как тут холодно и сыро. Странное дело, ехали – не замечали, а вот постояли немного, и сразу стало так зябко, так противно, что они оба с графом почти сразу же бросились к огню, жарко горевшему в камине епископской приемной.

Монах в небеленой рясе постоял, и ушел, буркнув, что епископ сейчас будет. И он действительно появился, большой, тучный, с губами, измазанными жиром после той трапезы, от которой его оторвали. Но если его и можно было заподозрить в недовольстве от помехи, которую ему учинили двое нежданных посетителей, он этого никак не выражал, а может, и в самом деле был даже рад приезду гостей из столицы королевства.

Епископ был один, он тут же проверил огонь, потом они представились, и оказалось, что сан совсем не уменьшает необходимых тут раскланиваний, по крайней мере, со стороны мирян. Епископ же просто уселся на высоко сделанный стул неподалеку от огня, и протянул руку для поцелуя, перекрестив князя и графа на вселенский манер. Граф не преминул воспользоваться этой возможностью, князь Диодор остался в стороне.

– Что привело вас, дети мои, в сей приют тишины и спокойствия? – спросил епископ, весело, совсем не по-монастырски посверкивая глазами.

– Служба, – сказал князь, чтобы сразу определить роли. – Я имперский посланник, князь Диодор Полотич Ружеский. А граф тет Нестелек лишь помогает мне в этом, гм… вояже.

И он насколько мог выразительно посмотрел на Семпера, потому что тот не догадывался уйти, а скорее всего, не хотел покидать жарко натопленную комнату. Но уйти все же пришлось, с необходимыми для такого случая поклонами и словами совершеннейшего почтения.

Когда граф выходил, он чуть не столкнулся с все тем же монахом в светлой рясе, который ожидал чего-то по ту сторону двери, или возвращался в приемную епископа, отдав какие-то распоряжения, и которому епископ тут же приказал накормить гостей, подав ужин в кельи, где им предстояло и ночь провести. Когда дверь все же закрылась, епископ снова посмотрел на князя Диодора.

– Узнаю руку столицы, секретность и тайна – вот хлеб, которым там питаются, – он улыбнулся, и на миг стало видно, какой это, в сущности, добродушный человек.

Ну что же, подумал князь, добродушие часто уживается с привычкой к откровенности, хотя ожидать совершенного благорасположения от него князь опасался, неспособных к осторожности людей на таких постах церкви все же не бывало.

Князь передал рекомендательное письмо от Тампы Сасумонского. Епископ дочитал письмо едва до половины, как протянул руку к колокольчику, и попросил принести вина. Белесый распорядитель или секретарь сразу же внес кувшинчик с вином, и лишь тогда епископ тет Сен-Робер стал читать дальше. Потом он смотрел на огонь, и по его виду нетрудно было понять глубину его задумчивости.

Получив в руки простой оловянный кубочек вина, епископ пригубил его, и когда прислуживающий им монах ушел, снова посмотрел на князя, который пережидал эту паузу с удовольствием отогреваясь.

– У нас неплохое вино, не правда ли, князь?

– Мне многие здешние вина нравятся, святой отец. – Он ждал еще каких-либо вопросов, после которых мог бы задать и свои.

Епископ усмехнулся этому непривычному для себя обращению, но поправлять князя не стал. Видно, он и сам с удовольствием вспоминал те годы, когда его так называли в монашеской юности. Потом он стал чуть строже, и заговорил о деле.

– Значит, слухи о том, что королевство находится в сложном положении из-за… финансовых неурядиц настолько верны, что пришлось обратиться к Империи?

– По словам короля Фалемота, не следует преуменьшать эти трудности.

– Ты, князь, виделся с королем?

– Практически, я действую по его прямому приказу, святой отец.

– Жаль, коли так, – коротко отозвался епископ. – То есть, я не о королевском тебе распоряжении, а о том, что слухи на этот раз оказались правдивыми, к сожалению, – повторил он. – И он стал пить вино, протянув ноги к огню. – Что тебя в действительности привело сюда, в наши края, сын мой?

– Я хотел бы как можно больше узнать о том оборотне, который, как сказывают, разорил, прикинувшись главой здешнего арматорского дома, немало дотоле богатых и благополучных семейств.

– А что тебе уже известно? – спросил епископ.

Князь Диодор кратко рассказал, что вызнал из разговоров с имперским послом князем Притуном, и что добавил к его представлениям Густибус.

– Ты не терял времени даром, – с непонятным выраженим проговорил епископ, то ли осуждая князя за его знание, то ли находя его мнения соответствующими действительному. – Но что же я могу, в таком случае, тебе сообщить, князь?

– Кого в этом подозревали, святой отец? В столице не было сказано об том ни слова, но ведь кого-то же подозревали? И для этих подозрений наверняка были основания?..

– Расследование, конечно, было, и у меня в личной библиотеке осталось немало бумаг, которые при этом расследовании были мне поданы. Но сколько-нибудь значимых улик следователи из Парса не обнаружили. А подозревали многих, очень многих. – Он еще подумал. – Более всех подозревали, как тебе ни покажется это удивительно, графа д'Атума, с младшим сыном которого ты сюда и прибыл.

– Семпер тет Нестелек – младший сын графа Атумского? – Князь даже смешался немного от эдакой неожиданности. – И следовательно, его брат..?