На эту едва ли не грубость секретарь неожиданно поклонился, но видно было, что его задело и пренебрежение князя Диодора, которое в эти слова вкралось, и резкость тона.

А сам-то князь и сообразить не мог, почему набросился на этого бледного, высокого секретаря. Должно быть, решил он, потому что тот был разодет по местному обычаю, и в самые яркие кюлоты, какие князь только видел, к тому же, с бантиками под коленями.

Пока посла не было, князь изрядно приспал в глубоком кресле, и ведь не очень даже хотел спать, думал, что вполне свеж и готов к любому разговору, а оказалось, что… Все же, спал он, должно быть, чутко, потому что когда на дворе имперской колонии раздались какие-то стуки, ржание и голоса людей, он проснулся. Не очень еще понимая, что происходит, почти с удивлением обозрел комнату с книжными полками, припомнил, как тут оказался, и поднялся.

Одна нога затекла, да и ранена она когда-то была, князь, прихрамывая на нее, подошел к окну. Стекло было широким, чистым, прозрачным до удивительности, и выходило в главный двор. Там уже двое слуг в привычных красных кафтанах с широкими рукавами уводили на зады отличный поблескивающий темным лаком экипаж, в который была запряжена четверка отменных, подобранных в тон карете, коней. Небольшие фонарики по бокам кареты освещали только истоптанный снег и продолжающуюся метелицу, вероятно, очень необычную для Парса.

Потом где-то захлопали двери, князь потянулся, прошелся еще разок по библиотеке. К его удивлению, возле кресла, в котором он дремал, на низеньком столике, удобном только для книги или подсвечника, стоял поднос, на котором мирно и нетронуто покоились серебряный кувшин с кубком, небольшое серебряное же блюдо с виноградом и яблоками, а сбоку, в похожей на небольшой кораблик лоханочке, под крышкой, оказалась остывшая уже утка в винном соусе. Оказывается, его пытались подкормить, вот только он не дождался и не заметил, как это принесли… А ведь стоило проснуться, князь внезапно почувствовал, что голоден.

Часы в высокой деревянной тумбе, похожей на сторожевую башню, показывали почти пять утра, значит, князя-посла все же заставили вернуться в Парс с ассамблеи, на которой он гостил. Ну, подумал князь Диодор, будет мне на орехи от его превосходительства, если он каким-нибудь невыспавшимся или голодным окажется. Или с похмелья, например, или еще по какой-либо причине.

Но посол вошел в библиотеку улыбаясь, хотя и с красными от недосыпания глазами. И руки он раскинул, словно по-руквацки и вполне по-товарищески собирался Диодора обнять. Впрочем, объятий не получилось, посол вдруг заинтересовался судком с уткой, втянул шумно воздух, с печалью посмотрел на Диодора и небрежно оттолкнул поднос пальцем.

– Вижу, ты не вполне на наши харчи налегал, князь? Ну, это поправимо, – он еще раз посмотрел на виноград, особенно внимательно на винный графинчик. – Нет, лучше будет заказать все снова. Не то еще простудим желудки, а тут, князь, иметь здоровый желудок – это очень важно. По тому, как мы будем тут местную кухню привечать, кое-кто начнет судить о положении дел в Империи… И не возражай, сам знаю, что смехотворно, но так тут принято.

Он уселся в другое кресло, нашел незамеченный ранее Диодором колокольчик, и разлил в воздухе негромкую, но вероятно, слышимую далеко за стенами трель. Потом еще раз посмотрел на Диодора.

Была в его взгляде привычная усмешка, а никакой злости или тем более похмельного расстройства не было ничуть. Князь Диодор тоже присмотрелся к послу Империи в этом пусть не самом значимом, но все же полусамостоятельном королевстве.

Человеком князь Притун род Чумис был, скорее всего, неплохим. В нем, возможно, что и с годами, собралось немало природного добродушия, происходящего от хорошего здоровья и крепкого духа. К тому же, как князь Диодор узнал еще в Миркве, жил он в Парсе добрых четверть столетия, начинал еще каким-то мелким писцом, потом дослужился до окольничего, что было с его родословной не очень сложно, а потом, за какие-то заслуги получил звание подьячего Посольского Приказа и, соответственно, стал полномочным послом Империи. Случилось это уже более десяти лет тому, и ныне князь Притун был, вероятно, одним из самых старых и заслуженных посольских служивых, каких только Империя разбросала по всем полуподчиненным ей землям.

А с такими послужными достоинствами, следовательно, он имел ко всему и всякому немалую привычку и закалку. Да и не мог он быть человеком вздорным и мелочным, или чрезмерно избалованным и не умеющим поступать как должно на этой должности. Не таков был двор Парса, не таковы были местные люди, их чаще приходилось прощать и снисходительно не замечать чего бы то ни было, чем копить недовольство.

В общем, при этой встрече взглядами князь Притун князю Диодору понравился, и может быть, мелькнула у него мысль, дело тут может получиться во многом благодаря поддержке из посольства.

И все же, князь Притун, когда рассмотрел-таки Диодора внимательно, вздохнул, кажется, от усталости и скачки, которую нетерпеливость гостя ему задала, и спросил уже менее весело, чем когда его встретил:

– Что же ты, князь, подождать не захотел?.. Ведь и дело терпит, и время позднее… Вот и Атеном жалуется, что ты на него кричал… А он у меня главный куртье, считай, распорядитель и в делах, и по хозяйству, если моя дражайшая Комта род Стампа сама не распоряжается.

Князь Диодор знал, что без выговора не обойдется, а все же был доволен, что его отказ отправляться на боковую заставил и посла торопиться.

– Князь, я мог бы до завтра ждать, да в Приказе княжич Выгота Аверитич, возможно, не захотел бы того.

Тогда и князь Притун окончательно решил не спорить. Стал строже, спокойнее, и хотя глаза у него, как были красными от усталости, так еще и потемнели, он собрался, сел прямее, что при его-то расплывшейся, уже немолодой фигуре было непросто. Князь Притун начинал думать, и составлять в уме разговор, которым следовало объяснить князю Диодору, почему он тут оказался. На всякий случай, он сказал примирительно:

– Ты, Диодор Полотич, не серчай, у нас тут все провинциально устроено, и ждать мы-то привыкшие.

– Вот и славно, если ты понимаешь, что в Миркве по-другому заведено. Я жду, что ты имеешь сообщить о том, зачем нас сюда таким спехом гнали.

Но князь Притун все никак не мог, или не хотел, начать. Он снова взял колокольчик, позвонил. И тут же, словно бы ожидая повторного звонка, в библиотеку вошел Атеном с новым подносом. Куртье, как выразился посол, поставил его на столик перед своим начальником, переставил что-то с подноса прежнего, убрал лишнюю посуду, отошел в сторонку и стал у стеночки. Уходить он явно не собирался, и с этим следовало считаться.

А князь Притун принялся хозяйничать над свежеприготовленными судками, и не поднимая головы, негромко высказывал:

– Дело, князь, по которому тебя прислали, вовсе непонятное. И не я тебе, а ты мне о нем скоро расскажешь, я же и не знаю почти ничего.

По всему, князь посол собирался еще разок поужинать, может, третий за вечер, стакан вина налил гостю, наложил на тарелку тонкой работы свежесоленой рыбы и фаршированных яиц.

И Диодор, неожиданно для себя, оценил это поведение – посол учил его тому, как в Парсе велись дела, включая переговоры. Диодор усмехнулся, неторопливо отведал вина и кушаний. Все было приготовлено так умело, что есть захотелось еще сильнее.

На эту улыбку князь Притун отреагировал умно, кивнул, соглашаясь с этой улыбкой, сам усмехнулся в усы. Лишь глаза у него уже не улыбались, он думал, и жестко, точно готовился излагать.

– На юго-западе от нас тут, почитай, возле самой границы королевства, есть небольшое графство. Маленькое, там всего-то гарнизоном тысячи две пехоты расписаны, да три сотни кавалерии. И лишь чуть больше в случае войны они в главные полки Парса поставляют… Но считается оно богатым и древним. Оттуда, кстати, и род Карбов происходит, хотя… Я настолько дальний родственник королевскому дому, что только одна фамилия и осталась, я ведь по второй, здешней своей фамилии дю Карб, возможно, тебе об этом говорили на Миркве? Нет?.. Ну это не важно.