Будто нехотя, тот подал что-то вроде морских артиллерийских таблиц для расчета баллистики снарядов семнадцатидюймовых орудий.

– Ага. Эти векторы, надо полагать, суть проекция гравитационного луча к длине земной окружности… Очень мило: Париж, Лондон… как под прицелом. Вероятно, трудно будет знать глубину залегания сейсмического очага в каждом отдельном случае?..

– В принципе, это не столь уж и важно, – потупившись, произнес Радлов. – Можно взять усредненные величины. Гораздо важнее выдержать площадь поражения. Чтобы активизировать горные породы, так как мы хотим, потребуется задействовать площади порядка 80-100 кв. километров…

– Но у нас все сладилось и при распределении импульса на сорока акрах, или около того… Вспомните Южную Атлантику! – живо возразил Гарин. – Геологическая стихия и вообще сплошной каприз. Это как сход лавины с гор, вызванный одним камешком. Что нам дает в перспективе атака Лондона? Актив. Пассив.

Радлов мельком взглянул на Гарина. («Неужели тот серьезно?»).

– Острова Британии относятся к одному континентальному щиту, что и Скандинавия, и в этом смысле сложены древнейшими породами докембрийской эры, – нудно заговорил Радлов, сам не зная, как бы «заболтать» тему, столь «неумно» подкинутую Гариным. – Сейсмичность района крайне незначительна и схожа с северо-западом Сибири…

Далее Радлов распространился насчет распределения масс пород в шельфовой зоне, достиг магнитных полюсов и возможной их трансмиграции; попытался закрепиться на особенностях распространения базальтов и гранита, в целях диагностики сроков формирования коры, но, не утерпев, спросил:

– Вы что же, хотите бомбардировать Лондон, Петр Петрович? – сказал он тоном, каким обыгрывают неудачную шутку.

Гарин хмыкнул:

– Если понадобится, мой друг; если понадобится… Что же, нам Англия – страна не более чем другая. Я имею уже, правда, через них порядочные хлопоты… на этот раз никакой Ла-Манш не спасет коронованных денди; даже если сама земля им будет пухом. (Радлов поморщился на столь «гробовую» шутку шефа). Надо продумать вопрос многократного увеличения напряжения гравитационного импульса, при уже отработанных параметрах.

– Но мы еще не знаем до конца последствий применения сверхсильных гравитационных полей в столь малых объемах пространства («и, быть может, времени»), хотелось добавить Радлову. – Экспериментальная база этого явления почти полностью отсутствует. К тому же в земной коре и магме вполне допустимы участки, по примеру океанических каналов Сонсора; когда даже слабый звук передается за много тысяч километров от источника. Последствием подобной детонирующей волны также могут стать очаги десятков землетрясений…

– Так что же, милейший… гуманист мой, Роттердамский; так что же? – вскинулся Гарин, в упор, разглядывая Радлова. На секунду ему показалось, что он всматривается в беззащитные глаза Рауха (как тогда – на круче Швабский Альб). Сдержавшись, Гарин продолжил. – Тем лучше, Леонид Андреевич. Возьмите это себе в толк. Моя идея – не на поражении, но на угрозе приведения в исполнение. Я делаю свои ставки совершенно по правилам войны и мира, как они были писаны за тысячелетия до нас. Я только развил и углубил самую основу этого, – вместо того, чтобы утюжить танками границы сопредельных государств и бомбить почем зря гражданское население; я установлю перманентную коллективную ответственность всего человечества. Каждый повинен во всем. А, недурно? Угроза всецелой экономической разрухи и одичания быстрее приведут нации к соглашению и подчинению мне. Теперь вот что, – и Гарин доверительно взял Радлова под локоть. – Обсудим кое-какие наши превентивные меры против возможной агрессии и экспансии…

Не вдаваясь в подробности, Гарин посвятил Радлова в разговор в Тронном зале.

Через неделю после этих событий в редакции ведущих газет европейских столиц были доставлены и вручены пакеты. Сопроводителями этих странных писем так же было добавлено, что предлагаемая к тиражированию информация крайне важна и есть то некое изъявление воли, точнее «воли Верховного лорд-протектора Петра Гарина и сиятельной мадам Ламоль». (Титул Дивная, по деловым соображениям, опускался).

По еще памятному ажиотажу, имя мадам было достаточно на слуху, – чтобы конверты незамедлительно вскрыть и содержимое их огласить.

Большей сенсации трудно было и выдумать. Уже утренние газеты вышли под заголовками, которые собирательно можно было бы свести к одному анонсу: «Гениальная мистификация, или злой гений жив и диктует свою волю миру». Мгновенно (ко времени ленча) теми же газетами было организовано несколько летучих пресс-конференций, и кое-кто из бойких полит-комментаторов сделали себе имя, выдавая желаемое за действительное. К следующему дню чуть всколыхнувшееся общественное мнение (коим столь дорожат демократические режимы) выслало в авангард себя несколько анархиствующих групп молодежи (главным образом анархо-синдикалистов, исповедующих взгляды русского Петра Кропоткина). Были усилены наряды полиции, повышена плата за пользование частными автомобильными стоянками, и мелкие лавочники сократили часы розничной торговли. На четвертый день всей этой кутерьмы (кто во что горазд) – от левого и правого крыла некоторых европейских парламентов было выдвинуто предложение: поставить на голосование вопрос о недоверии кабинету министров, «теряющего контроль над ситуацией». Но что же было в том послании Гарина; и если вкратце, то Верховный лорд-протектор извещал правительства всех государств, что берет под свое покровительство некоторые арабские племена и эмираты Северной Африки, и что будет отстаивать их интересы всеми имеющимися у него средствами. Далее приводился список этих «некоторых», в сумме которые образовывали народонаселение двух третей севера и северо-востока Африки. Напрямую, таким образом, из-под сферы влияния Англии, Франции, Италии выпадали целые народности, составляющие предмет особой эксплуатации и обогащения.

Это было больше, чем наглость или даже пощечина; по европейскому политическому кодексу чести, за это следовало убивать, тем более такого выскочку и авантюриста, как «новоявленный Гарин», в существование которого верилось с трудом. Тем не менее, этот субъект, в продолжение своей линии, извещал, что в день икс в Лигу наций будет доставлено коллективное ходатайство с просьбой принять такие-то народности под эгиду некоего княжества, разумеется, им же (Гариным) основанного. Здесь же приводились и соответствующие координаты городища в пустыне Сахара.

Тот день пришел в последней декаде благостного мая и принес подтверждение этой нездоровой, по мнению многих, мистификации. Но еще ранее, – в самых разных аудиториях и средствах массовой информации вспыхнула жаркая дискуссия, о «невостребованном чуде» в пустыне, якобы давно уже известном, но тщательно замалчиваемом. Разразился скандал. Национальному чувству некоторых государств было нанесено оскорбление. И в первую очередь – Италии. И где же, на почти собственной ее земле, коварно и цинично захваченной под предлогом какой-то «аренды» (знаем мы эти аренды-аннексии), с целями «научными» и благими.

На головы некоторых штатских посыпались шишки. Заскрежетали перья. Рассылались правительственные уведомления. Кто-то уже предстал перед грозными очами диктатора Муссолини.

В несколько дней была организована скромная карательная экспедиция, коей вменялось следующее: арест самозванцев, опись всего движимого и недвижимого имущества, наложение секвестра, перепись населения городища, регламентация жизни и меновой торговли, формирование местной администрации, напрямую подчиненной власти метрополии.

«Экзекуторы» в составе пятнадцати человек карабинеров и четырех чиновников вернулись из жаркой, пышущей печкой пустыни мрачнее тучи и заметно отощавшие. Посвящать прессу в детали решительно отказались. Было лишь заявлено, что «кто бы там ни был – Гарин это, или не-мадам Ламоль; но такого-то числа к 22 часам по Гринвичу (и соответственно местному времени для каждого из часовых поясов) в радиовещательной сети Европы должно было быть предоставлено «окно», для важного радиообращения одного частного лица к народам мира».