Воин вновь ухмыльнулся волчьей пастью, перебросил меч из руки в руку и стал обходить фонтан по широкой дуге. Он не собирался продолжать забавный танец. Он наступал, и сталь в его руках грозила бедой. Сигмон сглотнул ком, подступивший к горлу, и попятился.

Где-то наверху с грохотом обрушилась балка. Из двери, ведущей в левое крыло, вылетел сноп искр и осыпался по каменным ступеням. Пол дрогнул, и Сигмону вспомнился дом Фаомара. Тот тоже сдавался неохотно, уступая грубой силе времени и огня. Все так же – грохот, пламя, дым... И все по-другому. Фаомар к тому времени был уже мертв, и дом последовал за хозяином. А Сигмон...

– Нет, – крикнул тан, – еще нет, сучье вымя!

Он перемахнул через фонтан и обрушил на Волка град ударов. Прямой, косой, выпад, сверху, снизу – тан работал клинком, как ветряная мельница, не останавливался ни на секунду. Под его яростным напором воин дрогнул и стал отступать. Он ловко подставлял под удары свой меч, уворачивался от выпадов, и клинок тана лишь скользил по доспехам. И все же Волк отступал. У самой лестницы он остановился, замешкался, и тан с выдохом сделал выпад. Стремительный и сильный, удар должен был пробить доспех. Но Волк скользнул в сторону и коротко ткнул мечом, целя острием в руку Сигмона. Лезвие царапнуло по чужой шкуре на плече, бессильно скользнуло вниз и, встретив человеческую плоть, жадно чавкнуло.

Вскрикнув от боли, Сигмон отшатнулся, увернулся от нового выпада и одним прыжком оказался за фонтаном. Он боялся новой стремительной атаки. Но Волк и не думал нападать. Он стоял у лестницы и ухмылялся, вывесив из пасти алый язык, точно собака.

– Что, – бросил он, – подвела шкура?

Сигмон быстро глянул на руку. Клинок рассек кожу и мышцы предплечья, от локтя до кисти тянулась алая полоса. Рана оказалась неглубокой, но длинной. Кровь уже намочила руку и теперь стекала на кисть, заливая рукоять меча. Пальцы онемели и перестали слушаться, но тан знал: это ненадолго. Рана затянется. Если только проклятый Волк раньше не отрубит ему голову.

– Недоделок! – крикнул воин. – Это только начало!

Темная струйка крови переползла гарду и потекла по клинку. Сигмон, спохватившись, переложил меч в левую руку. Правую он прижал к груди, прикрываясь ею, как щитом. Нужно только перевести дыхание, немножко перевести дыхание – и все. Волк мог десять раз напасть, пользуясь преимуществом. Но он оставался на месте, только скалился, показывая длинные клыки. Он снова играл. Хотел доказать противнику, что тот слишком слаб, чтобы тягаться с настоящим чудовищем.

Когда черные руны на мече стали светлеть, тан подумал, что у него неладно с глазами. Он моргнул, чтобы сбросить морок, но узоры на клинке стали еще ярче. Они наливались зеленым светом, светом эльфийской крови, примешанной к металлу. Узоры становились все ярче, оживали на глазах, словно стебли весенней травы. Сигмону казалось, что клинок оплетают усики вьюнка. Рон оказался прав. Этот меч был самым настоящим клинком эльфов. И оружию нужно было всего лишь отведать крови хозяина...

Рукоять обожгла ладонь, как огнем, и Сигмон вскрикнул. Он вскинул руку и тут же бросился в сторону, уворачиваясь от выпада Волка. Почуяв неладное, тот в мгновение ока очутился рядом, решив одним махом завершить игру.

Тан отмахнулся мечом, сделал ответный выпад. Волк быстро повернулся всем телом, и клинок Сигмона снова скользнул по железному боку. Но на этот раз Волк вскрикнул и отскочил. Тан взмахнул клинком, закрываясь от возможной атаки и только тогда увидел – на зеркальном доспехе Волка, там, где прошелся клинок, зияла черная полоса, напоминавшая ожог.

Тан вытянул руку с мечом и указал им, словно пальцем, на Волка. Лезвие пылало зеленым огнем, а левую ладонь, сжимавшую рукоять, невыносимо жгло.

– Вот как, – сказал Волк, и глаза его превратились в щелочки. – Эльфы.

Ладонь болела все сильней. Теперь Сигмону казалось, что он взялся за раскаленный кусок металла. Не выдержав, он шагнул назад, не сводя взгляда с врага, и попытался переложить меч в правую руку. Но не смог. Меч не отлипал от руки.

Чуть разжав пальцы, он увидел, что рукоять проросла тысячей тоненьких иголочек, впившихся в ладонь. Они уходили вглубь, врастали в плоть, словно меч пустил корни. Он стал частью тела хозяина, продолжением его руки и теперь даже зеленое сияние клинка пульсировало в такт биению сердца. Клинок действительно удивил Сигмона, как и предсказывали руны на лезвии. И тан платил за это болью.

На этот раз клинок Волка прочертил кровавую полосу у Сигмона на щеке. В последний миг тан качнулся в сторону, чудом избежав удара в глаз. Завертелся, отбиваясь от выпадов Волка, и даже отступил на пару шагов – враг атаковал яростно, со всей силой. Сигмон понял: несмотря на все приказы, Волк пытается его убить. Не связать, не покалечить – убить раз и навсегда...

Но ладонь нестерпимо жгло. Зеленое пламя рвалось из рукояти и казалось, что в руках тана не меч, а столб зеленого света. Ошеломляющая боль пожирала руку Сигмона, сжигала, сплавляла сталь клинка и человеческую плоть. И он не выдержал. Закричал, выплескивая боль, рванулся вперед, чувствуя, как сознание тонет в зеленом пламени ярости.

Волк дрогнул. Он все еще пытался, уворачивался, но доспехи больше не спасали. Там, где их касался пылающий клинок, блестящий металл плавился, обжигая владельца. Удары тана становились все сильнее и все быстрее, он наступал, и безумие зеленым отблеском плясало в его глазах. Волк шагнул назад – раз, другой. А потом сбился с ритма, запутался в ногах, и тан рванулся вперед. Зеленое пламя клинка вошло в грудь Волка, выжгло зеркальный доспех и отхлынуло, оставив после себя узкую черную дыру. Сигмон прыгнул в сторону, опасаясь ответного удара, и замер, ожидая, когда противник рухнет к его ногам.

Волк уронил меч на каменные плиты, покрытые черным узором трещин и взглянул на черную дыру в груди. В звериных глазах блеснуло удивление, а верхняя губа поползла вверх, обнажая клыки. Из дыры плеснуло черным, и Волк зарычал, скорее от удивления, чем от боли. Потом из раны потекла густая черная кровь, и лишь тогда Волк завыл так, что вздрогнули стены.

Сигмон шарахнулся в сторону, пытаясь укрыться от жуткого вопля, попытался зажать уши и чуть не порезался мечом. Но вой внезапно оборвался: Волк опустил голову и приложил лапы к груди, пытаясь зажать дыру в доспехе. Напрасно: темная жижа толчками пробивалась сквозь железные перчатки. Тогда Волк зарычал, надрывно взвыл и рывком вскинул руки.

Латы лопнули, как скорлупа, и с грохотом посыпались на мраморный пол. На месте сияющей металлом фигуры появилась иная – словно птенец, вылупившийся из яйца.

Эта оказалась на голову выше прежней. Массивное тело зверя, заросшее черной жесткой шерстью, мощные когтистые лапы, зубастая пасть, в которой не осталось ничего человеческого. Волк. Перед таном стоял настоящий волк, стоял на задних лапах, как и положено оборотню из сказок. Длинные передние лапы свисали до пола, судорожно сжимаясь и показывая когти. Грудь оборотня дымилась, а из черной дыры толчками выплескивалась черная кровь. И ее становилось все меньше и меньше – рана затягивалась.

Сигмон снова ощутил боль в ладони, но на этот раз еще крепче сжал рукоять, отдаваясь эльфийскому колдовству. Он был готов отдать руку, лишь бы снова увидеть, как зеленое пламя пронзит врага. Клинок замер над головой, неподвижный, сияющий, готовый в любое мгновение стать разящим пламенем.

Когтистая лапа оборотня зажала грудь. Волчья голова, размером с бочонок, опустилась, желтые глаза зверя нашли Сигмона, прищурились. А потом Волк прыгнул вперед.

Он двигался так быстро, что его тело казалось бурой полосой, что размазалась по всему залу – от одной лестницы до другой. Но зеленое пламя обняло Сигмона за плечи, он шагнул в сторону, присел и опустил клинок. Ровно, быстро и твердо.

Бурая полоса разделилась надвое. Тан еще не успел выпрямиться, как половинки огромного тела ударились в стену и рухнули на пол. Фонтан темной крови окрасил стену черным, и тан отшатнулся, чувствуя, как к горлу подступает ком. Не было ни вскрика, ни воя, ничего, что могло бы заглушить отвратительный мокрый шлепок. Зверь, рассеченный эльфийским клинком, умер мгновенно.