– Не расстраивайся, – посоветовал маг, и взгляд его смягчился. – Все не так плохо. Ты быстр, силен и здоров. Тебе позавидуют многие люди, особенно те, что лишились ноги или руки. А то и того и другого. И главное – ты все еще человек, поверь мне. То чудовище, шкуру которого я так удачно сбыл барону, не было человеком. Ни до изменения, ни после.

– Она растет, – простонал Сигмон. – Шкура растет, и скоро я стану огромной ящерицей. Драконом. Нотхейм первым начнет охоту на меня – возьмет свой меч, заберется на коня и помчится вдогонку. И он будет лишь первым. Вскоре к нему присоединятся и другие. Леггер, умоляю, сделай хоть что-нибудь! Неужели это нельзя остановить?

– А вот этого я не говорил, – сказал маг, поглаживая бороду. – Вернуть назад нельзя, но...

Сигмон отнял руки от лица и на коленях подполз к магу. Ухватил старика за руку, заглянул в его синие глаза и прошептал:

– Прошу тебя, останови это. Я отдам все, что у меня есть.

– Могу попробовать, – согласился маг. – Случай очень интересный, и мне лестно, что ты обратился ко мне. Для старика нет лучшей похвалы, чем младое чадо, приползшее на коленях за мудрым советом. Но тут советом не отделаешься. Должен сказать, что шансы помереть у тебя намного выше, чем выжить.

Тан поднялся на ноги, отряхнул колени и сел на чурбачок. Маг не сводил с него глаз, ожидая ответа. Сигмон не колебался ни секунды. Он просто пытался справиться с дрожащим голосом.

– Хорошо, – сказал он. – Все смертны. Мы все когда-нибудь умрем и не в силах этого изменить. Мы можем только выбирать, да и то не всегда, как именно нам умереть. У меня такой выбор есть. И я хочу умереть человеком, а не затравленной ящерицей, за которой с гиканьем носится толпа охотников. Я согласен.

– Ну что же, – ответил маг, дернув себя за бороду. – Этого я и ожидал. Раз так, то можно начинать.

– Сколько это займет?

– Несколько часов.

– Так быстро?

– Разрушать всегда проще, чем создавать, – сказал Леггер и пожал плечами. – Быть может, чуть быстрее или чуть медленнее... Но не больше суток – это точно.

Сигмон встал, чувствуя, как к нему возвращается надежда. Зверь, что сидел внутри, тихонько поскуливал, но не решался проявить себя. Он боялся мага.

– Что делать? – решительно спросил Сигмон.

– Ложись на кровать, – велел маг и махнул рукой в сторону тряпья, набросанного в углу. – Только и всего. Ты уснешь, а я смогу сделать все, что нужно.

– Сейчас?

– Да. Прямо сейчас. Но постой! Знаешь, сходи прежде на полянку. Облегчись. Мне тут лишние заботы ни к чему.

Сигмон удивленно взглянул на ухмыляющегося мага, но тот, похоже, не шутил. Напряжение, сводившее судорогой мышцы тана, отступило. Он улыбнулся магу, и сразу стало легче, словно с плеч гора упала.

– Хорошо, – сказал он. – Но если дело дойдет до этого... Ты уж меня разбуди.

– Непременно, – отозвался маг. – Тут прачек, знаешь ли, нет.

Сигмон хмыкнул, развернулся и вышел на поляну. Далеко отходить не стал.

Сначала было даже приятно. Сигмон просто лежал на спине, прикрыв глаза, и медленно дышал животом – так, как велел ему маг. Все тело покалывали сотни невидимых иголочек: Леггер с помощью магии изучал его. Тан, окончательно расслабившись, начал засыпать. Вдыхая свежий воздух, наполненный ароматом трав, он думал о том, что еще никогда не чувствовал себя лучше. Разве что в детстве, когда после целого дня игр с деревенскими мальчишками он забирался на сеновал и зарывался в душистое сено.

Сон пришел не сразу. Он подбирался постепенно, накатывал мягкими волнами, так осторожно, что Сигмон понимал: это сон. Он не знал, сколько это продолжалось. Иногда тан не разбирал, спит он или нет. Порой он путал реальность и сон, ему казалось, что лечение окончено и он – обычный человек без чужой шкуры – выходит из хижины Леггера и улыбается восходящему солнцу. Но в следующий момент он осознавал, что это всего лишь видение. Постепенно картины изменились: стали неприятными, тревожными. Сигмон бежал, прятался... За ним охотились.

Все чаще стала приходить боль, и тан захотел проснуться. Ему почудилось, что он это сделал – вскочил с одеял с криком боли, но это опять оказалось видением. Он попытался позвать Леггера, напряг горло и даже выдавил из себя стон. Из темного тумана, подсвеченного багровым заревом костров, вышла темная фигура в длинном плаще и направилась к нему. Чувствуя обжигающее пламя, тан рванулся к магу и сразу закричал так, что едва не проснулся. Капюшон плаща упал, и Сигмон увидел бледное, как у покойника, лицо Фаомара. Безумный маг вытянул руку, указал на тана пальцем, и Сигмона объяло нестерпимо жгучее пламя. А следом пришел и кошмар.

Время застыло. Страшные видения и бесконечная боль терзали Сигмона. Он сходил с ума, горел в огне, истекал кровью. Он умирал сотни тысяч раз. И все начиналось сначала. Пытки Фаомара, подвал, демон, безумный маг, все смешалось в едином кошмаре. Реальность и сон сплавились в горниле страданий и превратились в сияющее орудие пытки.

Сигмон кричал, метался, стонал, пытаясь вырваться из кошмара, окончательно позабыв про Леггера. Ему казалось, что все – правда, что он снова прикован к стене и вот-вот войдет его мучитель. Но пришел демон. Он выглядел немного по-другому – с ног до головы был покрыт чешуей и напоминал огромную ящерицу. Мощные лапы стояли на ковровой дорожке, а в остекленевших глазах чудовища билось яркое пламя. Демон бросился на Сигмона, и длинные когти вонзились в беззащитное тело. Тан закричал от боли, а когти продолжали терзать его плоть, выхватывая куски мяса из груди и живота. Потом демон взмахнул лапой, и оторванная голова Сигмона покатилась по каменному полу. Тан закричал так, как не кричал еще никогда в жизни. И проснулся.

Он лежал на спине и плавал в собственном поту. Сердце отчаянно колотилось, в ушах стоял непрерывный гул. Оглохнув от этого звука, тан распахнул глаза и замер. Он увидел мир, разбитый на тысячу кусочков, словно отраженный в разбитом зеркале. В каждом осколке что-то шевелилось, плавало, сверкало. Все это напоминало огромный калейдоскоп, только вместо стеклышек в нем очутились осколки мира. Закружилась голова, стало трудно дышать...

– Глаза! – крикнули над ухом. – Закрой глаза, болван!

Леггер! Он говорил про глаза. Говорил, что нельзя... Сигмон попытался их закрыть, но не смог. Сверкающе месиво завораживало, тянуло за собой, заставляло погружаться все глубже и глубже в сияющие глубины разбитого мира.

Прохладная ладонь легла на лицо и закрыла Сигмону глаза, как закрывают их покойникам. Сразу стало темно, и тан окончательно проснулся. Он понял, что лежит на покрывалах в хижине старого мага. Да и сам маг рядом – тан чувствовал биение его магической силы. Все тело горело огнем, словно посыпанное угольями из костра. И болело так, что у тана снова начала кружиться голова. Он попытался пошевелиться, но не смог. Тогда он прикусил губу и застонал.

– Сигмон, – позвал невидимый Леггер. – Как ты?

Тан хотел ответить, что ему плохо, но и этого не смог. Онемевшее горло и распухшие губы не слушались. Дурнота накатывала волнами, пытаясь сбросить его обратно в кошмар.

– Не спи, – велел твердый голос. – Давай, поговори со мной. Разговаривай, сукин сын!

– Горячо, – прошептал Сигмон.

– Это хорошо, – отозвался маг. – Значит, что-то чувствуешь. Это очень хорошо.

Но тан предпочел бы не чувствовать ничего. Теперь он знал, каково приходится отбивной на сковороде. Его жарили – с маслом, пряностями, так, что он уже пошел пузырями и корочка стала подгорать. И все же боль отступала. Намного медленнее, чем хотелось Сигмону, но – уходила. Стало легче дышать, и угли за шиворотом казались теперь не такими горячими.

– Сколько, – прошептал тан. – Сколько?

– Что?

– Сколько осталось?

– Совсем немного. Потерпи. Все самое страшное позади. Главное – не открывай глаз.

И сразу после этих слов тан закричал от боли: показалось, с него живьем снимают шкуру. Он забился на покрывалах, закричал, но глаз так и не открыл. Кровь из прокушенной губы наполняла рот соленой влагой. Комок горечи подпрыгнул к горлу, и вдруг все кончилось. Разом, словно боль отсекли от него острейшей бритвой. Опустошенный, не чувствующий тела, Сигмон расслабился и замер, наслаждаясь покоем.