Ал прикусил губу, размышляя, что бы ответить. Беда в том, что когда попутчик начинал его напрямую оскорблять, он так терялся, что забывал все слова. А что тут скажешь? Я тебя ненавижу, поди к Темным? Тем более если Фил, по-хорошему, прав… Другое дело, что вот Рик на его месте повел бы себя совсем иначе. Он бы посмеялся неожиданному приключению, подергал бы брата за ухо, изображая негодование, и они пошли бы искать себе еду и ночлег… Рик.
Тоска по Рику так сдавила горло, что Алан привалился к фонарному столбу и прикрыл глаза. Фонари в старинном Сент-Винсенте были на редкость красивые, тоже вроде как старинные, на чугунных столбах — высокие стеклянные колпаки… В столице такие только в городском парке и на набережной, а тут — на главной улице города… Только свет у них был неприятный, оранжевый. Алан больше синие любил.
Фил тем временем махнул рукой и потянул его за плечо, видно, решив пока его не убивать, может, еще пригодится… Филу на самом деле тоже было нелегко. Во сне — ему редко снились сны, но в машине это наконец случилось впервые за несколько месяцев — он видел, как они с Риком идут по залитому светом утреннему шоссе под рюкзаками. Себя Фил не видел, но Рик был прекрасен — чуть загорелый, с сильно отросшими темными блестящими волосами, в незнакомой какой-то белой одежде, едва ли не рыцарской котте, которая так естественно смотрелась на солнечной трассе, будто бы все было наконец на своих местах… «Смотри, — сказал Рик, оборачивая к другу светлое, безвозвратно светлое лицо, глаза его сияли, блестели волосы, откинутые благодатным ветром, сияла полоска белых зубов… — Смотри, это они. Это за нами. Мы успели.»
Но кто были они, Фил так и не узнал. Потому что Алан начал трясти его за плечо.
Если бы здесь был Рик, а не его никчемный братец…
— Мой брат бы не расстроился, — как нарочно растравляя ему душу, изрек белобрысый придурок. На самом деле Филу хотелось заткнуть его каждый раз, как тот произносил слово «брат». Так надменно, с таким скрытым самодовольством, словно заявляя на Рика свои права — даже сейчас, когда тот был в беде, когда его почти что не было… Это мой брат, между прочим. А ты здесь и вовсе ни при чем.
Фил не ответил — зачем тут отвечать, зачем вообще отвечать человеку, которому приятно ковыряться гвоздиком в чужой ране… Он просто рывком оторвал его от фонаря и мрачно кивнул на противоположную сторону улицы, где виднелись огни ночных магазинов. В любом случае зверски хочется есть, и если надо как-то скоротать эту ночь — еда, в общем-то, помогает не заснуть… А потом — либо на вокзал, либо марш вперед по шоссе, голосуя наудачу проезжающим грузовикам…
Когда они переходили улицу, вокруг что-то тихо зашуршало. Фил сначала подумал, что показалось — волосы у него были жесткие и не сразу пропустили к коже головы холодные капли; но шедший рядом Алан произнес едва ли не радостно: «Ой, дождь… Первый в этом году!»
Первый в году, но вовсе нежеланный дождь припустил тем временем сильнее, и улицу пришлось перебегать. Вот ведь, везет, как военнопленным, мрачно думал Фил, дергая на себя дверь ярко освещенного магазинчика. Было заполночь, и тут, в провинции, в такое время суток на что-нибудь лучшее, нежели эта забегаловка, рассчитывать не приходилось.
Магазинчик и правда был забегаловкой — наполовину кабаком. Половину его, отгороженную невысокой стеклянной стенкой, занимала компания парней — человек десять, вовсю прожигающих жизнь за напитками в розлив. Не глядя на них, Фил подошел к прилавку, за ним неуверенно переминался с ноги на ногу Алан со струйками воды, ползущими по щекам, как слезы.
— Мадам, дайте, пожалуйста, два батона. И паштет печеночный. И пакет кефира.
— Н-нет… не надо кефир, — стон пришел со стороны Алана, но Фил даже бровью не повел.
— И пакет кефира, пожалуйста… Обезжиренного.
— Так надо кефир? — продавщица, дебелая тетенька с ярко-красными крашеными ногтями, переводила усталый полночный взгляд с одного клиента на другого. — Юноши, сначала определитесь, а потом…
— Надо, конечно, — железным голосом сказал Фил, отсчитал три с половиной марки (немало за такие мелочи, но что вы хотите от ночного магазина?) и обернулся к выходу. Алан, видно, на что-то решившись, оперся ладонями о прилавок и звонко добавил:
— Еще бутылочку пива… «Феникс», темного. И шоколадку.
Фил, не тратя слов, взял незадачливого покупателя шоколадок за локоть и попросту вытащил вон из магазина. Лицо совершенно безрадостной тетеньки за прилавком озарилось чем-то вроде улыбки. Похоже, скучно жить в этом городишке, и малое представление — в радость…
Смотрите, вот мы, бродячий цирк, клоуны Фил и Ал. Устраиваем показательные сражения в магазинах, работаем круглосуточно…
Дождь тем временем усилился, струи его звонко шелестели об асфальт. Алан вырвал свой локоть из крепких рук и привалился к стене магазинчика, обладавшей, к счастью, отличным металлическим карнизом — или навесом — о который дождь барабанил вовсю.
— Фил! Какого же Темного…
— У нас мало денег.
— У нас общие деньги, — капризно выговорил проклятый инфант, корчась, чтобы уместиться под крышу вместе с рюкзаком. Его лицо в оранжевом свете, с полосками воды по вискам, выглядело заплаканным.
— И что? — Фил скрестил руки на груди, чувствуя себя педагогом в детском саду.
— Да так… Почему-то ими с первого дня распоряжаешься ты. И еду всегда выбираешь ты, и всегда… самую противную. Я, между прочим, этот кефир… с детства ненавижу и не могу выносить, вот! И паштет… И кильку, — выплюнул это слово с настоящей ненавистью, — в томате.
Фил не знал, рассмеяться ему или заорать. Представление продолжается. Номер следующий — «Папа, дай конфетку».
Вместо ответа он расстегнул куртку, извлекая из поясной сумочки кошелек, и бросил его Алану. Тот не успел поймать, кожаный мешочек шлепнулся о витрину. А потом — на асфальт.
Алан молча поднял его и с гордым и независимым лицом удалился в магазин. Филу было тошно на него смотреть, он привалился к стеклу спиной, застегнулся и потер виски руками. В такую дрянную погоду не погуляешь по шоссе, похоже, надо все-таки отправляться на вокзал. Придется войти обратно и своим появлением еще раз потешить продавщицу, но что же делать, надо же вызнать дорогу. Штука в том, что больше всего на свете Фил ненавидел вступать в разговоры с незнакомыми людьми, и будь он один — просидел бы всю дождливую ночь тут, под навесом, или в каком-нибудь подъезде…
…Обернулся он как раз вовремя. Ал, сквозь туманное стекло особенно бледный и расплывчатый, взялся за ручку двери с обратной стороны. Другой рукой он прижимал к груди приобретения — темную желтоватую бутылку и две длинных палочки шоколада… «Принц», еще бы нет.
Парень, высокий и темный, один из тех, что пили за столиком, был у него за спиной. О чем-то, кажется, спросил… Ал, кажется, что-то ответил.
В этой сцене тончайший нюх Фила моментально почуял опасность. Так быстро, как только мог, он сбросил рюкзак прямо наземь и шагнул вперед, к стеклянной двери… Но не успел на какую-то секунду: картинка отпечаталась у него в голове, пока он длинным шагом преодолевал пространство — чужак кладет руку Алу на плечо, цыпленочек ее стряхивает, толкает его в грудь… Изумительно нелепым и бесполезным жестом. Будь Фил ночным любителем подраться — он бы за такое убил.
Парнюга за стеклом, видно, рассудил подобным же образом. Когда Фил ворвался-таки в магазин, все уже было довольно-таки плохо — Ала держал за локоть один любитель справедливости, другой, джинсовый, еще огибая разделительную стенку, уже находился в полете, чтобы двинуть цыпленочку в нос, а господа Третий, Четвертый, Пятый и Так Далее уже толпой сгрудились за спиной господина Второго, очевидно, по-своему стремясь принять участие в происходящем.
Тетенька с красными ногтями пронзительно орала, и из ее речи Филов разум вычленил только два элемента — «полиция» и «убирайтесь». Похоже, незапятнанная честь ее заведения была этой даме дороже, нежели исход гладиаторского боя. Однако мозги Фила уже стремительно перестроились на военный режим — на это хватило секунды, и рыцарь Меча и Креста превратился в смертоносную машину. Он чувствовал обостренно, будто бы видел сразу всей кожей; это помогло ему, перехватывая и заламывая руку господина Второго, одновременно наддать пинка господину Пятому, решившемуся на атаку с фланга. Алан тоже не дремал — он умудрился, невзирая на рюкзак, лягнуть г. Первого в лодыжку и высвободить, наконец, руку; но рюкзак ему явно не помогал в битве — какой-то еще г., возможно, Седьмой, в обход Фила рванул его за этот неудобнейший агрегат так, что бедняга поскользнулся на плитках пола и грохнулся на колени.
