— Не горячитесь, капитан! Вы выслушали до конца мои условия, а теперь послушайте, что я предлагаю взамен!

— Что бы там ни было, ни под каким видом я не соглашусь на последнее условие…

— А почему бы нет? Вы можете сказать, что взяли пуговицы просто, чтобы подразнить Сиссель. Это ей покажется вполне правдоподобным.

— Гм, что ж, посмотрим, — сказал капитан. — Но что я получу взамен? Это должны быть несметные сокровища, а не какие-нибудь два жалких церковных сосуда.

— Я и предлагаю вам несметные сокровища.

— Может, три сосуда? — недоверчиво спросил Мангеймер, но глаза его загорелись алчностью. — Говори!

Танге взял в руки лампу и выглянул за дверь, чтобы убедиться, что никто его не подслушивает. Вернувшись, он подошел вплотную к капитану и зашептал ему в самое ухо:

— Я предлагаю показать вам место, где спрятаны пятьдесят тысяч ригсдалеров.

Мангеймер уперся обеими руками в стол и, разинув рот, уставился на Танге с выражением полной растерянности. Потом лицо его налилось кровью, и он почти беззвучно прошептал:

— Пятьдесят тысяч ригсдалеров!

Но выражение растерянности исчезло так же внезапно, как появилось. Сдвинув брови и насмешливо улыбаясь, Мангеймер сказал:

— Ты или спятил, капеллан, или принимаешь меня за дурака, — тогда помолись богу о своей душе!

— Я вовсе не спятил и не собираюсь вас дурачить, — ответил Танге. — Я знаю, что говорю. Но запомните мои слова! деньги вы должны раздобыть сами, я только покажу вам, где они спрятаны.

— Так, значит, это правда? Ты не врешь? — прошептал капитан, настроение которого улучшалось с каждым словом Танге. — Не пытаешься меня надуть? Ты знаешь, где спрятаны деньги? Отлично, любезный друг! Во-первых, дай я тебя расцелую! А во-вторых, клянусь тебе моим благородным дворянским именем, я вознагражу тебя так, что ты будешь помнить капитана Мангеймера до конца своих дней! Пятьдесят тысяч ригсдалеров! Да за эти деньги я готов продать душу самой злобной ведьме на земле. Иди сюда, к окну, и выкладывай все, что знаешь.

И Танге рассказал, что, придя в церковь, чтобы расспросить могильщика о спрятанных священных сосудах, он услышал позади алтаря какие-то голоса. Танге притаился за колонной и увидел пастора, который взволнованно говорил о чем-то с двумя незнакомыми людьми. Из отрывочных слов, которые до него долетели, Танге понял, что пастору были даны на сохранение пятьдесят тысяч ригсдалеров и нынче вечером, в полночь, он передаст деньги незнакомцам, которые должны доставить их в Копенгаген.

— А эти люди не говорили, есть ли у них в этом деле помощники?

— Не говорили, — отвечал Танге. — Но, насколько я успел заметить, эти двое вооружены. Один из них приходил утром в церковь и долго исповедовался пастору.

— Значит, деньги должны быть переданы сегодня в полночь? А ну-ка живо ступай вниз, узнай, который теперь час.

— Одиннадцатый.

— Гром и молния! Самое время действовать! — с самодовольной улыбкой заявил Мангеймер, пристегивая саблю к Поясу и закутываясь в широкий синий плащ. — Слушай, Танге. Если дело выгорит, можешь жениться хоть завтра, я сделаю тебя пастором в одном из моих поместий.

— Каких поместий?

— В одном из тех, что я куплю на деньги из нашего клада. Пятьдесят тысяч ригсдалеров! Разрази меня гром! Да я родного брата зарежу за такие деньги!

Капитан ушел. Танге проводил его до дверей. После ухода Мангеймера на его лице выразилась некоторая тревога — он обдумывал возможные последствия своего предательства. А Мангеймер тем временем отправился в Гусиную башню, где в караульне его приятели играли в ландскнехт. Двое из них вскоре после прихода капитана встали из-за стола по той простой причине, что проиграли все свои деньги. Покрутив усы, Мангеймер улыбнулся. Он подошел к одному из проигравших и хлопнул его по плечу.

Это был старый драгун с обветренным лицом, покрытым шрамами и заросшим густой седоватой щетиной.

Старый вояка обернулся к Мангеймеру, холодно кивнул ему и заявил:

— Не приставай ко мне, Мангеймер! Я сейчас зол как черт!

— Еще бы, приятель, ведь ты продул все свои денежки!

— Кто играет, всегда рискует проиграть.

— Не всегда.

— Как это так?

— Есть беспроигрышная игра, в нее играют умные люди.

— Старая песенка! Уж не ты ли знаешь правила этой игры?

— Я для того и пришел, чтобы поучить тебя играть в нее, капитан Нилер.

— И заранее обещаешь мне выигрыш?

— Под мое честное слово.

— Сколько же я выиграю?

— Если я скажу — сотню крон серебром, а то и больше, я не совру.

— А какая ставка?

— Жизнь.

— Черт побери! Да это пустяк ради такого выигрыша! Расскажи поподробнее, Мангеймер!

— Выйди следом за мной, капитан Нилер, — сказал Мангеймер. — Жду тебя за оградой.

Вскоре оба офицера встретились позади вала, окружавшего башню.

— Ну, Мангеймер! — заявил старый рубака. — Я жду разгадки твоих слов.

— Рассказывать недолго, — объявил капитан. — Сижу я нынче вечером у себя в комнате в пасторском доме, где я квартирую, и вдруг слышу на улице стук копыт. У окна останавливается верховой, стучит в стекло и окликает меня по имени. Потом я слышу шаги на лестнице, и в мою комнату входит господин Магнус Тролле, который остановился в здешнем городе — ведь король назначил его и Ульфельда вести переговоры с датскими послами. Ты знаешь господина Магнуса Тролле, Нилер?

— Что-то не припомню.

— Неважно! Он получил известие, что датчане тайно прислали в город двух гонцов, чтобы те раздобыли документы чрезвычайной важности, которые скрыты в тайнике в церкви.» Эти бумаги, капитан Мангеймер, — сказал господин Тролле, — вы должны любой ценой отобрать у датчан и немедленно передать их государственному совету. Кроме бумаг, там спрятаны еще и деньги — триста крон серебром. Но вы знаете шведский военный закон, — добавил господин Тролле, — трофей, добытый воином в бою, целиком достается ему. Иными словами — деньги ваши «. Вот и вся история, если не считать того, что господин Тролле потребовал соблюдения полнейшей тайны.

— Ну, а дальше?

— А дальше я тотчас пошел к своему другу капитану Нилеру и спросил, не хочет ли он попытать счастья вместе со мной.

— Триста крон — не больше? — спросил старый вояка, подозрительно глядя на Мангеймера.

Капитан улыбнулся.

— Может, немного больше, может, немного меньше, — ответил он. — Я повторяю то, что мне сказали, сам я денег не пересчитывал.

— Хорошо, я согласен! — решил, успокоившись, Нилер. — Пошли.

— Я думаю, лучше взять с собой нескольких солдат, — сказал Мангеймер.

— Ради двух датчан? — пожал плечами Нилер.

— Мало ли что может случиться. Лучше быть поосторожнее, — настаивал Мангеймер. — Датчане хитры и изворотливы, хоть и простодушны с виду. Может, там их не двое, а больше. Так или иначе надо отрезать им все выходы из церкви: ведь мы ре знаем, каким путем они будут идти. У меня такой план: пойдем вдвоем в казарму, и каждый из нас возьмет четырех солдат своей роты — молодцов, на которых можно положиться.

— За солдатами дело не станет.

— Двое из них спрячут под плащами фонари, чтобы ночью, если понадобится, у нас был свет.

— Отлично! — одобрил Нилер. — У тебя, я вижу, весь план уже готов. Дальше?

— Если я не ошибаюсь, в здешней церкви три входа. Мы у каждого поставим по часовому и прикажем им подать сигнал фонарем, как только изнутри откроют дверь. Ты, капитан, станешь с четырьмя людьми против церкви, чтобы броситься на помощь тому, кто подаст сигнал. А я войду внутрь. Ну как, одобряешь мой план?

— Вполне! За исключением того, что ты дал мне самое легкое поручение. Черт возьми, что-то уж слишком дешево достанутся мне мои денежки!

— Как знать! — с улыбкой возразил Мангеймер — Главное, помни слова господина Тролле и ни словом не заикнись о нашей тайне ни одному из солдат.

Около полуночи небольшая группа людей молча и осторожно шла по главной улице Вордингборга, кривой и извилистой, которая вела к церкви. Приглушенный звон оружия выдавал, что люди вооружены. Впереди шли двое, и, когда внезапный порыв ветра откидывал полы их плащей, под ними вспыхивал свет ручных фонариков, которыми в те времена пешеходы освещали себе вечером путь на улицах.