1922, Москва Лепта. М., 1995, № 26. О революции Справедливые зори. Беременность мартовских рек. Горизонт. Ветер в тополе. Птицы над лесом. Чёрный пепел ночей. Кремли облаков. Звёзды. Осень, рвущая в мёртвых садах пожелтевшие письма. Что они знают о революции? И только собаки В запахе ям и в жестокосердечьи детей Чуют новое, Смутно боятся И помахивают хвостами. 1922, Москва Лепта. М., 1995, № 26. Экклезиаст В сердце — Адамовы пальцы террора. Богу ли выйду навстречу вечною метой? Зарумянюсь ли новой зарёй? Всходит солнце, ежедневное, как газета. У Сахалина вскипела чёрная буря. «Отче наш, иже еси на небеси». Деревенские псы, Усевшись, как мягкие знаки, Слушают вой из вселенной. Поэтесса придумала рифму к слову «анапест». Умер профессор, похожий на Бога отца. В сорок лет навсегда остывает звёздное чувство. Сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы. Слышишь? В Кашине тренькает дождь И свистят паровозы. Смерть продаётся, как булки. Далече, Над Северным морем Деревянные церкви гниют. Господу всемогущему! Делаю надпись на уставе РКП(б) И плачу. 1922, Н. Новгород Лепта. М., 1995, № 26. Прощание с Иисусом Он выходит из всех библиотек, Из громады Храма Спасителя, Из домов для больных и увечных… И плачет смешной идиотик В старомодном военном кителе О нём — отходящем в вечность. Солнца пьяная вишня Растеклась за Московской Заставою, Где курился товарный поезд. Тёмнолицый, давнишний. Он вступает в тёплые травы, Как в раскрытую вечером совесть. Ветер в синей воздушной заводи Полоскал облаков рубашки, Снеговые сушил бурнусы. И горит за Крестовскими башнями, Как последняя кроткая заповедь, Пурпур уходящего Иисуса. Кончен день многогромный, Пронеслась пожарная часть, Вянут чайные розы. Двух воришек поймали с поличным. И ты, мой скромный, Войдёшь ко мне, не стучась, И в очах твоих твои грёзы, И мысли твои безграничны. 1924, Москва Лепта. М., 1995, № 26. «Этот год для нас незабываем…» Этот год для нас незабываем — Год, когда по улицам Ростова Плыли дни, как светлые улыбки, Золотым пронизанные маем. Мы неслись, как две влюблённых птицы, По садам, цветам и многолюдьям. Ты — моя притихшая невеста, Я — хмельной, поющий и мгновенный. И когда на пыльной Темерницкой На окне спускалась занавеска, Трепетала родинка под грудью И дрожали острова вселенной. Антология русского лиризма XX века в трёх томах. Издание второе, расширенное. Т. 1. М.: Студия, 2004. ОТРЫВОК Блаженны мы — нищие — ибо мы не станем царями, Блаженны печальные — ибо мы никем не утешены. То, что мы ищем — лежит далеко за морями. То, что мы знаем — тяжелыми солнцами взвешено. Мы соль океанов — плывущая в небо ладья. Вчерашнего утра больные бесцельные пленники. Мы часто заики и нас презирает семья. Мы — неврастеники… 1913 |
