Март 1922 Наше наследие, 1990, № 2. Поэма гор, художнику Мой нахмурившийся мастер, Если ты устал от власти Человеческих контор, Если жилистым запястьем Стиснув поднятый топор, Ты творишь поэму гор, Слушай шумы — Дребезг бочек, Дрожь машин, Паденье свай, Напряжённый шаг рабочих, Уходящих в тёплый май. Так гремят каменоломни, Так шурша пронёсся вниз С высоты головоломной Оторвавшийся карниз. В чаще ухают секиры. Надорвался паровоз. Распадаются над миром Громовые зданья гроз. Собирай ведущим слухом Треск стен, Звенья пил. Барабан, Лет круг, Шхун крен, Взрыв скал. Страх стран, Хруст гнёзд. Грызь крыс, Чок чаш, Трель стрельб, Плынь звёзд, Тишь неб, Всхлипы глин, Отче наш. Положи в рабочий ящик Карк ворон и визг свиней. Повнимательней и чаще Слушай грохоты камней. Посмотри, в котле асфальта Закипает старина. Многогранные базальты — Это гор старинных залы, Им ровесница — луна. Заучи, как песнь Гомера, То, о чём молчит пещера. И подумай, что хранит Замостивший жалкий дворик Огневых времён историк — Плач ребёнка, треск селитры Собери к себе в затвор. Это всё твоя палитра, И взыскательный скульптор — Аскетически бесхитрый Ты вернёшь нам говор гор. 1932, Никифорово Наше наследие, 1990, № 2. Февраль И в небе сказано слово «февраль», И кто-то дверное тронул кольцо, И странный сосед, запрокинув лицо, Поёт про светлый февраль. О, тихая кротость вешних примет И синькой окрашенный снег. Задумчивый мальчик, трёхлетний поэт Мне шепчет, печально лучась — «Я в ручке зажал предвечерний свет, Но он растаял сейчас…» Мы так одиноки у шумных застав, Где вырос, как вызов, над сводами дамб Серый завод-металлург. Нас видят с портфелями в людных местах, Мы мёрзнем, как все, в молочных хвостах, Но в жизни остался нам пушкинский ямб И восковой Петербург. Как знаем мы жгучую ненависть толп К тем, кто настежь души не раскрыл. Шагай же бездумный советский полк По шелесту сломанных крыл. Мы кем-то проиграны чёрту в лото, И нас никому не жаль. И плачем, и плачем, как в белый платок, В наш серебряный светлый февраль. 24 февраля 1933 Наше наследие, 1990, № 2. 18 октября 1914 года Бомба взорвалась в кипящем котле, С рёвом взметнула солдатскую пищу. Трое остались хрипеть на земле, Десять ушли к неземному жилищу. Вечером в поле туманно-нагом Ухали выстрелы русских орудий, Долго куски собирали кругом И навалили на мёртвые груды. В яме дорожной в версте от огня Их забросали землёй прошлогодней, Гасли осколки осеннего дня, Фельдшер сбивался в молитве Господней. Наше наследие, 1990, № 2. «Курок заржавленный…» Курок заржавленный Чернеет строже. Патроны вставлены Без лишней дрожи. О, сколько искренних Отвергнут помощь, О, сколько выстрелов Проглотит полночь. Поутру сходятся Из дальних комнат, О Богородице Твердят и помнят. Лежит застреленный В цветеньи вешнем. В глазных расселинах Стоит нездешнее. А в далях города Над злым конвертом Рыдают молодо О нём бессмертном. Наше наследие, 1990, № 2. Обречённые И эта ночь вокруг, как чёрная купель, И улиц тишина с больными фонарями. Ты помнишь, — здесь, в кругу недель Мы были умными царями. Но в буднях городских с искусственной луной Мы позабыли наш неугасимый берег, И нам ли возвестить о радости иной, О счастьи завтрашних америк. Нас светом обожгло внезапное окно, Но одинокие — без воли, без испуга Мы падаем опять в бессветное звено. В пределе твёрдом замкнутого круга Идём туда, где что-то суждено. И эта полночь нам подруга. 1908, Москва Лепта. М., 1995, № 26. Сольфатара[3] Видишь? — всадник на римской дороге, где чеканный серебряный свет остриями ложится на камни покинутых башен. Исполнитель тревоги, о котором вещало безумье Тацитовых лет. Нам он ведом, И нам лишь не страшен. Помнишь? — в книгах Каббалы мы прочли: «в эти дни засверкает сильнее стократ Водолей, будут люди и дни бесконечно усталы, но раскроются ало озёра Флегрейских полей [4]. В полночь всадник проскачет и тени назад не отбросит. Обрекающий индекс начертит над каждым крыльцом. Горе тем, кто заплачет, кто очнётся и спросит. Горе спящим в домах и в садах с непокрытым лицом…» [5]Ночь похитила месяц и ярче вдали Сольфатара. На рассвете узнают бездонность вулканных потех. Черногрудая парка к утру приготовит для всех Катапульты сражений и бочки пожара. Наши песни готовы — прозорливые песни свершенья назначенных дней, сотворённые рано… Посмотри: Как свеча от подземных огней, Вдалеке загорелось Аньяно. вернуться Эрратические валуны (от лат. erraticus — блуждающий) — валуны горных пород, не встречающихся в данной местности в коренном залегании, принесённые издалека ледником. Как правило, имеют округлённую форму. вернуться Флегрейские поля — вулканический район в Италии, к северо-западу от Италии. вернуться В источнике отсутствует закрывающая кавычка (прим. верстальщика). |
