Чичерин был типом умственного аристократа; в этой характеристике сходятся как его рационализм, так и весьма заметные сословные комплексы. Он не раз высказывал отрицательное отношение к платоновской утопии «правителей-философов», говорил, что теоретическая ученость явно недостаточна для практического политика; и все же внутреннее тяготение его к этому сюжету очень ощущается. Доктринаризм Чичерина, о котором писал Герцен, неоспорим, и он только отчасти умеряется его прагматизмом и здравым смыслом. Сама философия Чичерина, его рационализм, была неглубокой философией, мы бы сказали, что подлинного вкуса в философии у Чичерина не было. Он, например, называл Шопенгауэра «третьеразрядным философом». «Архетипом» Чичерина — или его «сверх-я» — остался на всю жизнь рационалист и систематик Аристотель. Нам кажется, что жизненной травмой у Чичерина был неудавшийся опыт воспитания наследника престола — цесаревича Николая, юноши, по словам Чичерина, выдающихся дарований, умершего во время заграничного путешествия, в котором Чичерин его сопровождал. Чичерин, судя по всему, видел себя в роли Аристотеля, воспитывающего Александра Великого. Все остальные жизненные роли казались ему мелки. Отсюда — его ученое затворничество, разрыв с университетом, отход от непосредственного, живого воздействия на современников. Книги Чичерина успеха не имели, он остался сторонним русской жизни. Эта отрешенность Чичерина, некоторая нежизненность всего его облика были великолепно воспроизведены Толстым — неученым гением, понимавшим, однако, Шопенгауэра: Чичерин — это Сергей Иванович Кознышев в «Анне Карениной» (установлено Б. М. Эйхенбаумом).
Чичерин — в высшей степени «Эвклидов ум»; можно даже, пожалуй, назвать его «Ньютоном», памятуя, однако, что на смену последнему пришел Эйнштейн. Но, как законы Эйнштейна не отменяют Ньютоновых, отводя им только ограниченное смысловое пространство, так и мысль Чичерина остается верной и эвристичной в определенных границах. Слова Бердяева в «Вехах» — о том, что у Чичерина многому можно поучиться, — остаются в силе и по сегодня.
Литература
1 Б. Н. Чичерин. Путешествие за границу. М., 1932, с. 64.
2 Н. Н. Алексеев. Религиозно-философские идеи и личность Б. Н. Чичерина в свете его воспоминаний. — «Путь», 1930, № 24, с. 98.
3 Н. Бердяев. Sub specie aeternitatis. СПб., 1907, с. 205.
4 Там же, с. 204.
5 «Голоса из России», ч. IV. Лондон, 1858, с. 128.
6 Б. Чичерин. Несколько современных вопросов. М., 1862, с. 189, 6, 162.
7 Воспоминания Бориса Николаевича Чичерина. Москва сороковых годов. М., 1928, с. 102.
8 Б. Чичерин. Вопросы политики. М., 1904, с. 31.
9 Б. Чичерин. Очерки Англии и Франции. М., 1858, с. XI–XII, XII.
10 Несколько современных вопросов, с. 39.
11 Там же, с. 7–8.
12 Б. Чичерин. О народном представительстве. М., 1899, с. 684, 43, 684.
13 Б. Чичерин. Собственность и государство, ч. II. М., 1883, с. 442–443.
14 О народном представительстве, с. 705, 706, 707.
15 Там же, с. 44.
16 Там же, с. 46.
17 Несколько современных вопросов, с. 198, 199, 198.
18 «Голоса из России», ч. III. Лондон, 1858, с. 35, 28–29.
19 Письма К. Дм. Кавелина и Ив. С. Тургенева к Ал. Ив. Гериену. С объяснительными примечаниями М. Драгоманова. Женева, 1892, с. 56.
20 Очерки Англии и Франции, с. 214.
21 Б. Н. Чичерин. Земство и Московская Дума. М., 1934, с. 125.
22 Несколько современных вопросов, с. 7.
23 Б. Чичерин. Опыты по истории русского права. М., 1858, с. 380–381.
24 Там же, с. 380, 382.
25 Несколько современных вопросов, с. 83, 79, 84.
26 Опыты по истории русского права, с. 47, 57, 58.
27 Там же, с. 388.
28 Москва сороковых годов, с. 216, 217, 220.
29 Л. Н. Толстой. Собрание сочинений, т. 19. М., 1965, с. 228.
30 А. П. Чехов. Полное собрание сочинений и писем, т. 17. М., 1980, с. 221.
31 Собственность и государство, ч. II, с. 179.
32 Б. Чичерин. Философия права. М., 1900, с. 301, 302, 223.
33 Собственность и государство, ч. II, с. 194, 442–443.
34 Там же, с. 310.
35 О народном представительстве, с. 683, 608–609.
36 Б. Чичерин. Собственность и государство, ч. I. М., 1882, с. 259.
37 Там же, с. 249, 257, 251, 257.
38 Там же, с. 33.
39 Там же, с. 401.
40 Там же, с. 272, 411, 404, 412, 405, 410, 409, 414, 405–406, 409, 414.
41 Там же, ч. II, с. 371, 387.
42 Там же, ч. I, с. 415.
43 См., например, «О народном представительстве», кн. IV, гл. 4, или «Собственность и государство», ч. II, с. 352.
44 О народном представительстве, с. 108.
45 См. Б. Чичерин. Курс государственной науки. Ч. III: Политика. М., 1898, с. 175–185.
46 Б. Н. Чичерин. Положительная философия и единство науки. М., 1892, с. 290, 304.
47 О народном представительстве, с. 93.
48 Там же, с. 567.
49 Там же, с. 643.
50 Там же, с. 787.
51 Там же, с. 127.
52 Цит. по книге: Прош. В. В. Зеньковский. История русской философии. Париж, 1950, ч. II, с. 151.
53 Несколько современных вопросов, с. 156.
54 Там же, с. 122.
Шпенглер о России
1
Вышел в России второй том Шпенглера — ровно через три четверти века после появления на русском первого тома «Закаты Европы». Я сейчас не говорю о втором издании первого тома в 93-м году, в новом переводе, с предисловием и комментариями великолепного германиста Карена Свасьяна. Но впервые Шпенглер появился по-русски в 1923 году, в очень солидном издании, которое я читал еще в 60-е годы в райском саду библиотеки ЛГУ. Там же и тогда прочитал вторую изданную в СССР книгу Шпенглера «Пруссачество и социализм» — небольшое, но очень важное для характеристики Шпенглера сочинение. Второй том я читал уже в Америке и даже писал о Шпенглере в работе о славянофильстве, касаясь темы об организмических теориях общества. Меня поразило тогда одно пророчество Шпенглера о России; теперь я, как и все, могу оценить в ту или иную сторону точность такового. Об этом мы еще будем говорить. Но, конечно, перечитать сейчас на родном языке второй том было громадным наслаждением и вызвало сумятицу чувств. Я эти чувства хочу привести в порядок: извлечь из Шпенглера пример, урок и поучение.
Нужно, конечно, для начала — прежде чем перейти к теме «Шпенглер и Россия» — сказать несколько слов о концепции «Заката Европы» в целом. Основная мысль историософии Шпенглера — о мифичности понятия «мировая история»: нет единой истории человечества, как нет и единого человечества. Такое единство существует только на биологическом уровне, а в истории человек всегда и только принадлежит своей особенной культуре. Шпенглер насчитывает в истории восемь типов культуры; известнейшие из них — античная (или аполлоническая), западная или романо-германская («фаустовская») и группа так называемых магических культур. Разнствуя всячески между собой в содержательном отношении, культуры, однако, характеризуются абсолютным структурным тождеством — они проходят одни и те же стадии рождения, развития и цветения, умирания. Можно найти одинаковые структурно явления в китайской, арабской, античной, западной культуре, причем на одном и том же этапе существования, это закон едва ли не математический. В этом смысле можно говорить как бы о «современности» явлений, отстоящих одно от другого на тысячи лет в разных культурах. Умирание культуры — это переход ее в цивилизацию. Если культура — это нечто живое и способное к росту, то цивилизация — усыхание культуры, ее обеспложивание, подмена высоких целей культуры утилитарными задачами. Главное же отличие: культура религиозна, цивилизация безрелигиозна, точнее, она уже не порождает религий. На поздних ступенях цивилизации история вообще прекращается — не в смысле событий, а в том смысле, что ничего нового не создается. Не все ли равно, какой император-солдат пришел к власти в Риме? какой из Рузвельтов — Теодор или Франклин — стал президентом США? Здесь получилось неожиданное совпадение с Фрэнсисом Фукуямой, только последний видит в конце истории венец творения, а Шпенглер настроен пессимистически. Вернее сказать, фаталистически: он призывает мужественно принять неизбежную судьбу, желать только возможного — или вообще ничего не желать. Судьба — одно из основных понятий, вернее, интуиций Шпенглера, противопоставляемое им причинности. В истории действует судьба. Книга Шпенглера заканчивается знаменитой цитатой из Сенеки: «Покорных рок ведет, строптивых тащит».
