Сыч свалился ничком рядом с Егором, ткнувшись носом в пыль. Мария, смертельно бледная, в разорванной блузке, замерла над поверженным врагом, сжимая в руке увесистый булыжник — как только сил достало замахнуться…

Похоже, силы ушли все без остатка: Мария прислонилась к капоту машины и медленно сползла вниз, закрыв лицо руками.

— Все, милая, все. — Егор подполз к девушке, попутно подобрав пистолет (автоматически, без всякой цели), присел рядом, прижал к себе, ощутив крупную дрожь, сотрясающую ее тело. — Всё позади, слышишь? Где твой мобильник?

Она продолжала дрожать, сжавшись в комочек и пытаясь запахнуть на себе блузку. Егор приподнялся, сунул голову в салон машины, отыскал Машенькину сумочку, нетерпеливо перетряхнул — и наконец обнаружил искомое.

— Нужно вызвать полицию.

— Нет, — прошептала она. — Сначала Юлия…

— Как хочешь. — Он отошел, покачиваясь и злясь на себя и весь мир. Конечно, Юлий, Великий и Ужасный, он всех рассудит, накажет злодеев, освободит принцессу из заточения и поцелует в уста сахарные… Ну и черт с вами!

Толик внятно постанывал, держась за окровавленное плечо. Егор бегло осмотрел рану и велел:

— Пошевели рукой.

Шофер поморщился от боли, но подчинился.

— Ничего, — пробормотал Егор. — Рана сквозная, кость не задета. Аптечка есть в машине?

Толик кивнул.

И в этот момент Мария за спиной Егора вскрикнула. Вскрикнула так, что у того и мысли не возникло оборачиваться — он метнулся в сторону, краем глаза успев зацепить медленно поднимающегося Сыча. Будто в дурном сне. Или в плохоньком фильме ужасов, где зомби пачками встают из могил и выходят на променад по темным кладбищенским аллеям…

Вряд ли в теперешнем своем состоянии Сыч представлял опасность: оглушенный, окровавленный, он и стоять-то не мог как следует. Хотя — кто знает, люди подобного склада остаются опасными даже намертво прокованные к кровати, запертые на замок в камере без окон…

Ни о чем таком Егор не успел подумать: нервы были напряжены до предела, и он выстрелил не целясь, даже не оборачиваясь. толком. Сыча отбросило на спину. Он с хрустом впечатался затылком в камень и замер, нелепо разбросав руки и вывернув ступни. Егору понадобилось время, чтобы осмелиться подойти. И, осторожно приблизившись, заглянуть в мертвые глаза — вовсе не желтые, как оказалось, а светло-голубые, безмятежные и чуточку удивленные, между которыми уютно разместилось черное пулевое отверстие.

— Знаешь, — проговорил Егор, не сводя глаз с мертвеца, — думаю, ты права, лучше позвонить Юлию.

…Двери были знатные: не какие-то паршивые «евро», наскоро выструганные из массива сосны и бесталанно облитые бугрящимся лаком, а старинные, из благородно почерневшего дуба, словно в английском родовом поместье. Сейчас они были закрыты, но снизу оставался узкий просвет, позволявший слышать голоса из соседней гостиной.

— Как ты мог отпустить ее одну? — донеслось до Егора. — За что ты здесь зарплату получаешь, телохранитель хренов?! Ты хоть знаешь, что бы с тобой было, если бы Маша… Если бы хоть один волос с ее головы… Я бы тебя даже увольнять не стал — просто подвесил в сортире на твоих собственных кишках…

Голос, как догадался Егор, принадлежал сиятельному Хозяину, Юлию Милушевичу, бизнесмену, покровителю искусств, антиквару и прочая, и прочая. Это помещение Егор поначалу принял за средних размеров гостиную, однако вскоре понял, что ошибся: собственно гостиная располагалась дальше, как раз за дубовыми дверями, а это… Это было нечто вроде тамбура, отделяющего гостиную от холла. Холл был вполне стандартный для новорусского особняка: громадный, как вокзал, с мраморным полом, стенами и узкими колоннами, в пятах которых притаились мраморные же львы — уменьшенные копии тех, что охраняли парадное крыльцо. Две высокие греческие вазы на кованых подставках, вмонтированные в стены светильники, похожие на рыбьи глаза…

— Я охраняю вас, шеф, а не госпожу Марию, — возразил другой голос, преисполненный тотемного азиатского спокойствия. — С ней неотлучно находился Толик. Кто же предполагал…

— А надо было, — перебил Юлий. — На Толика в таких делах надежда, как на финансовую пирамиду. Где этот…

— В соседней комнате.

«Этот» — это я», — понял Егор и покосился на ручку двери, пришедшую вдруг в движение.

— Одну минуту, шеф, — азиат сделал паузу. — Я бы не слишком ему доверял. Все эти россказни — засада на шоссе, похищение, герой-одиночка против целой банды… Очень уж напоминает кино для подростков.

— Ты послал людей на место?

— Они вернулись десять минут назад.

Дверь отворилась. Егор, не поднимая глаз, проследил за лаковыми ботинками вошедшего: если вздумает напасть, обязательно собьется с шага.

Однако прежде в поле зрения появился кот. Егор взглянул на него — и на время забыл о ногах в ботинках. Кот был совершенно выдающийся. Гладкий, жемчужно-серый с голубым отливом, с круглой мордочкой и такими умными глазами, что смотреть в них казалось неприличным.

— Привет, киска, — тихо сказал Егор.

— Мря, — отозвался кот — с той интонацией, с которой хозяин феодального замка здоровается утром с челядью.

— Его зовут Кессон, — пояснил Юлий и протянул Егору руку. — Очень редкая порода, «русская голубая»… Мой единственный друг, если вдуматься. Жаль, не умеет разговаривать. А может, наоборот, к счастью…

— Что с Машей? — спросил Егор.

— Все в порядке, просто перенервничала, понадобилась пара успокаивающих таблеток. Вот Толик пострадал сильнее, пришлось отправить его в больницу. Но, думаю, ненадолго: ранение сквозное, бугай он здоровый, сами видели. Расскажите-ка, что произошло с вами на шоссе? Я, конечно, пытался выспросить у Маши, но она мало что запомнила, сами понимаете. Вы что, в самом деле служили в спецназе?

— Можно и так сказать, — нехотя отозвался Егор. — А насчет того, что произошло… Напали неожиданно и весьма умело, насколько я могу судить. Нас с Толиком затолкали в «УАЗ», Марию оставили в «Ситроене». Завезли в лес. От Толика и от меня решили избавиться, как от балласта.

— Вас хотели убить?

— Да… Их ошибка: они отправили с нами только одного. Мне повезло, я умею освобождаться от наручников. Похитители этого не знали.

Юлий осуждающе вздохнул.

— Хреновый из вас литератор, Егор Алексеевич. Положили в одиночку целую вооруженную банду, и — «мне повезло». Не подумайте, будто я вам не верю, просто любопытно. Я в молодости сам баловался всякой ерундой: бокс, каратэ… Однако до вашего уровня, похоже, мне далеко. Скажите, вы не могли бы нам кое-что продемонстрировать?

— Что именно? Пару приемов? — вежливо поинтересовался Егор.

— Да ну. Просто покажите, как избавились от наручников. Дамир!

Подошел телохранитель, наклонился, точно официант, подносящий клиенту зажигалку, и защелкнул на Егоровых запястьях никелированные «браслеты» — не обычные полицейские «БР-6», а какие-то особенные, новой модификации. Паршивец Кессон сел у ног, задрал мордочку и посмотрел на Егора с хитроватым ожиданием.

«Вот уж напугали», — сердито усмехнулся тот. Сжал кисть, заставив себя не поморщиться от боли, подвигал суставами туда-сюда, складывая нужным образом, осторожно протянул сквозь кольцо, ухитрившись не оцарапаться — там, в лесу, и то получилось хуже.

— Видал? — Юлий победоносно взглянул на Дамира. — А ты так не умеешь.

— Дело поправимое, шеф, — невозмутимо отозвался азиат. — Попрошусь к молодому человеку в ученики.

Юлий развел руки.

— Что ж, извините за проверку, Егор Алексеевич. Вы же понимаете, я бизнесмен. И далеко не ангел — в кресле, подобном моему, ангелы долго не задерживаются…

— Почему вы не обратитесь в полицию? — напрямую спросил Егор. — Себя вы подвергаете опасности — ладно, ваше дело. Но Мария?.. Ведь она сегодня чудом осталась жива!

— Свои проблемы, — раздельно сказал Юлий, — я привык решать сам. А что касается полиции… Видите ли, в сущности, мне нечего им предъявить. Дырка в лобовом стекле «Ситроена», раненое плечо Толика, наручники, которые я с него снял (себя-то вы освободили, а о нем не позаботились… шучу). Плюс его собственные показания. Вот, собственно, и все.