Так Валя стала разводящей.

Пятьсот пар глаз были направлены на нее.

- Первый, второй, третий, четвертый, пятый, - металлическим голосом прочитала она фамилии. - Остальные три шага назад!

Валя выкрикивала номера, следила за совпадением фамилий. К ней постоянно подходили и говорили, что не помнят своего номера. В списке, начатом таджиками, часть фамилий была записана неправильно. Восточные фамилии, бывало, отличались всего парой букв. Со всем этим она разбиралась.

Вскоре к ней стали подходить люди, просили совета или просто рассказывали свою судьбу. Ее принимали за начальника. Сначала она была терпелива, потом начала раздражаться. «Я какой?», «Минэ кров надо?», «Дэвушка, ты тут самый умный, зайди им скажи от всех, читобы дали минэ бумажка».

Одни действительно ничего не понимали. Они молчали и смотрели на Валю, ожидая чуда. Валя искала для них самые простые слова.

Другие прикидывались непонимающими: «Высокий женщин сказал мине сюда ходить, она мине ждать» или «Мине просиль передавать врач вот этот папка». Но когда Валя отказывалась пускать их без очереди, они переходили на нормальный русский язык и крыли ее матом на чем свет стоит.

Сдерживая натиск огромной толпы, Валя испытывала новые для себя чувства - и они ей не нравились. С одной стороны, было нестерпимо жалко этих людей. С другой, она невольно находила оправдания и для небольшой квоты, и для жестких процедур… Особенно когда на нее сыпались проклятия.

С третьей стороны, она почти ненавидела страну, гражданином которой собиралась стать. Потому что на ее глазах произошло вот что. У мальчика из Таджикистана определили простатит и отказались дать справку. Валя вступилась: простатит не входит в список смертельно опасных болезней; простатитом, кричала она, болеет каждый второй мужчина! Но врач только смеялась, а потом пригрозила и Вале не выдать справку. И если бы дело было в человеческом факторе! - нет, врач сказала, что у нее есть план. План по отказам.

Второй случай - с девушкой-украинкой. Диагностировали СПИД, под конвоем вывезли в какую-то лабораторию, взяли кровь на повторный анализ. Она жила в этой лаборатории три дня. Ей не давали позвонить родным, грозили депортацией. Повторный анализ ничего не выявил, и ее отпустили. Сама девушка считала, что отпустили ее, выяснив, что она не на работу рвется, а, как и Валя, оформляет гражданство.

Людская стена стояла, дышала, шевелилась. Вале было страшно, что ее сейчас растопчут и сомнут. Не меньше боялась и того, кто был за спиной, - врача, маленького начальника маленькой планеты. Ее трясло, но она стояла и последовательно выкрикивала номера из списка.

Когда Валя пришла домой, оказалось, что у нее температура. Она заболела.

В управление здравоохранения вместо нее пошел муж. Вернулся за полночь.

- Получилось?

- Еще бы не получилось. Чисто финансовый вопрос.

- Дорого?

- Не дороже денег. Спи, милая.

Через неделю Валя сдала документы. Еще пришлось нотариально переводить паспорт, заверять свидетельства, делать ксерокопии. Ей поставили штамп в миграционную карту: пока рассматривается ее вопрос, она может находиться в России. Инспектор улыбался и обещал через шестьдесят дней выдать документ.

Валя вышла из отделения милиции на улицу. Во дворе стояла огромная толпа, очередь в соседний кабинет, где оформляли разрешение на работу. Шла перекличка. Валя отстраненно смотрела на людей, очень похожих на тех, с кем простояла в очередях.

И только сейчас, увидев со стороны, поняла, как же она устала за эти пятнадцать лет. Валя села на бордюр и заплакала.

«Уже все, все, - уговаривала она себя. - Самое страшное позади. Через два месяца я получу разрешение и подам на гражданство. Уже все, все…»

Она еще не знала, что не через два месяца, а через четыре, потому что кто-то в ФМС уйдет в отпуск. Не знала, что вскоре, при попытке оформить загранпаспорт, ее мужа объявят не-гражданином и отберут у него российский паспорт - потому что родился он в Армении; он будет доказывать через суд, что в 1983 году, одиннадцатилетним, переехал с родителями в Свердловск, то есть на момент распада СССР был россиянином. Не знала, как жестоко обхамят ее в уголовном розыске, где она будет сдавать отпечатки пальцев. Не знала, что даст первую в жизни крупную взятку милому инспектору из миграционной службы, чтобы он не тянул с приемом заявления на гражданство и оформил сдачу документов за несколько дней до того, как останется шесть месяцев до окончания срока действия ее паспорта, - иначе ей пришлось бы ехать на Украину и зависнуть там на неопределенное время.

Валя ничего этого не знала. Она сидела и плакала от усталости - и от надежды, что впереди осталось совсем чуть-чуть.

История еще не закончена.

Имя героини изменено

Судьба гастарбайтера

С Калмаматом я познакомился во дворе, на лавочке, где потягивал пиво. Ко мне подошел маленький человек в робе дворника, с позолоченными передними зубами и глазами побитой собаки.

Его не интересовала сигарета. Он просто хотел хоть с кем-нибудь поговорить.

В первый раз жителей Средней Азии я увидел в армии, под Днепропетровском. Летеха-танкист палкой загонял в реку стайку солдат-заморышей в казенных синих трусах. Те зашли по колено в воду, но купаться почему-то не хотели, а на берег выйти боялись. Только испуганно озирались по сторонам и ждали, когда лейтенант перестанет махать палкой, да бормотали себе под нос какие-то проклятия.

Позже меня, срочника, отправили служить под Ташкент, где я успел не только насладиться вкусом самаркандских дынь, но и оценить нравы и обычаи экзотической цивилизации, чья история растянулась на тысячелетия. Коканд, Самарканд, Бухара, Ош - эти города появились на свет, когда никакой России не было еще и в проекте.

Есть такой анекдот об установлении советской власти в Киргизии: в кишлак приезжает всадник с красной звездой на лбу, начинает стучать в рельс. Потихоньку на площади собирается народ. Всадник заявляет: «С сегодняшнего дня у вас социализм!» - «Ну социализм так социализм, а чего будил-то?» - спрашивает его толпа.

Калмамат жил в своем городе в мире и согласии с узбеками. Узбеков и киргизов в Оше где-то 50 на 50 (в «трешке» на Кантемировской, где он теперь живет, пропорции примерно те же). Общаются они на своеобразном суржике - причудливой смеси русского, узбекского и киргизского. Письменный киргизский не похож на письменный узбекский (разница примерно как между чеченским и ингушским), именно по этой причине почти вся визуальная реклама на центральных киргизских каналах идет на русском языке. Кстати, из 14 киргизских газет 10 выходят на русском. В киргизском много русских варваризмов и калек. Фраза «академиялык драма театры театралдык сезонун жапты» означает, как нетрудно догадаться, напоминание о том, что в академическом театре драмы начался новый сезон.

Если верить эпосу «Манас», киргиз - веселый, благодушный, гостеприимный, трудолюбивый человек. Но в то же время и праздный, безответственный, чинопочитатель и чревоугодник. Щедрость киргиза предполагает известную степень расточительности. Киргизы могут устраивать торжества (свадьбы, поминки, тризны), совершенно не принимая во внимание собственные материальные и финансовые возможности. Между тем в ментальности каждого узбека, согласно киргизскому фольклору, заложена рачительность, желание иметь свой, пусть небольшой, бизнес, свое дело, приносящее доход.

Узбекам Калмамат не доверяет: считает, что киргизы - это «русские», а узбеки - «евреи». Одни в его представлении - коллективисты и рубахи-парни, а другие - алчные предприниматели, мелочные эгоисты. За время службы я видел и тех, и этих и думаю, что это скорее национальная мифология. Но и в кривом зеркале отражается реальность.