Известно, что поначалу Австралия была ссыльно-каторжной колонией. Первый флот с каторжниками прибыл туда через восемнадцать лет после того, как в 1770 году Австралию открыл Джеймс Кук. Съели его, кстати, отнюдь не австралийские аборигены, а гавайцы, принявшие Кука за ежегодно умирающего и возрождающегося бога Лоно. Современные авторы иногда называют Австралию британским ГУЛАГом, но в то время она представлялась русским совсем не такой. Русские моряки, не раз посещавшие Сидней, восхищались прекрасными условиями содержания ссыльных, в частности, их ежедневным рационом, включавшим фунт мяса, белый хлеб и чай.

Отношение к прошлому претерпевает порой удивительные метаморфозы, и ныне австралийцы считают особенно престижным иметь в роду хоть одного ссыльного: им гордятся, как в Европе предком-аристократом. А ссыльный, прибывший в Австралию с Первым флотом, котируется на уровне королевских кровей. Но я никак не ожидала, что эта ссыльномания затронет и нашу семью.

Как- то, придя за сыном в школу, я заметила на стене около входа в класс страхолюдный портрет с подписью «Джон Ховард». Так зовут нашего премьер-министра. Свобода слова -это хорошо, подумала я, но не до такой же степени. И тут, к своему ужасу, я разглядела имя художника - это был мой собственный семилетний сын Ральфи Кабо. Изучая жизнь ссыльных, школьники брали себе подопечных «конвиктов», и Ральфи умудрился выбрать тезку премьер-министра. Вот тогда я и подумала: а почему бы и нам не гордиться российскими ссыльными, трудом которых закладывалась нынешняя благополучная Австралия. Оставалось только их найти.

Оказалось, что среди заключенных английских тюрем, которых собирались отправить с Первым флотом в Австралию, был человек по имени Джон Браун, который, когда его приговорили к семи годам ссылки за кражу шкатулки и занавески, взмолился о пощаде, заявив, что он русский. Похоже, его действительно простили, так как ни с Первым, ни со Вторым флотом в Австралию он не приплыл, и мы, таким образом, потеряли уникальный шанс оказаться среди соучредителей австралийской нации.

Но оставалась надежда на другой Первый флот, тасманийский, который в 1804 году привез уголовников осваивать Землю Ван-Димена (остров Тасманию). И тут меня ждало открытие. Когда русские корабли «Крейсер» и «Ладога» зашли в мае 1823-го в Хобарт на Тасмании, они встретили, как писал в дневнике капитан Андрей Лазарев, «пожилых лет уроженца белорусского Потоцкого; ежели верить словам его, он в царствование императрицы Екатерины II был нашим армейским офицером и судьбами превратного счастия занесен в Англию, а оттуда в 1804 году отправлен на Вандимиеновый остров в числе преступников; с 1810 года он пользуется свободою, имеет в городе дом, жену и взрослых детей». И действительно, среди первых ссыльных был человек со странным именем Джон Потэски (Potaskie) (приключения славянских имен в Австралии - особая тема). Осужденный за кражу мотка тесьмы и галантерейных мелочей, он получил стандартные семь лет ссылки. С ним в неведомую Ван-Дименову Землю отправилась его молодая жена-ирландка Кэтрин. В отличие от жен декабристов, о ней никто не слагал стихов. Когда, зачав и выносив ребенка на корабле, Кэтрин родила девочку в день провозглашения нового поселения Хобарт, Джон не колеблясь выбрал имя для своей дочери: Кэтрин - в честь матери. Этой девочке принадлежит честь быть первым белым ребенком, родившимся на Тасмании.

И вот, почти два столетия спустя, я пью чай в гостеприимном доме Мэри Пурселл, праправнучки той Кэтрин, и держу в руках ее фотографию. С портрета на меня смотрит благообразная старушка в чепце и шали. Только глаза, кажется, выдают трагедию ее юности, когда в 17 лет она потеряла в один день возлюбленного - отца ее незаконнорожденного сына - и брата, повешенных за грабеж. Кэтрин, дожившая до века фотографии, унесла в могилу все тайны своей семьи. «Мы полагаем, - говорит Мэри, тщательно подбирая слова, - что после переезда части семьи с Тасмании в Викторию около 1853 года они приложили все усилия к тому, чтобы изгладить память о тяжелых годах и начать новую жизнь в Виктории». Но в 1980-х годах краеведы-энтузиасты раскопали историю семьи Кэтрин и Джона Потоцких. Сейчас в Австралии живет девятое поколение их потомков, общее число представителей этой фамилии перевалило за полторы тысячи.

Ссыльных россиян в Австралии насчитывалось не менее трех десятков, и каждая жизнь - приключенческий роман. Был среди них архангельский купец голландского происхождения Абрахам ван Бринен - джентльмен, трижды попадавшийся на подделке чеков. Был крещеный индеец Даниил Детлов фон Ранцов. Был солдат Павел Стемпин, родившийся в Польше, арестованный в Испании в 1813 году; сосланный пожизненно в Австралию, он стал слугой известного путешественника-первооткрывателя Джона Оксли. Первым этнически русским ссыльным в Австралии считается Константин Милков (Мильков), одноглазый объездчик лошадей из Москвы, получивший в лондонском суде семь лет ссылки за украденный кусок бекона. По всему видно, что на воровство его толкнул голод. Возможно, это был моряк, возможно, дезертир из русской армии. В 1816 году он прибыл в Австралию. Архивы позволяют проследить жизнь Константина год за годом. Видно, как постепенно он врастает в австралийский быт, и даже фамилия его трансформируется - Milcow, Meliko, Meleke, Millers. Но в 1825 году сведения о нем обрываются. Вряд ли он уехал из Австралии, ведь он не пытался вернуться на родину, когда в начале 1820-х годов в Сидней один за другим заходили русские корабли. Скорей всего, его могила навсегда затерялась в австралийском буше. Но мне хочется верить, что однажды где-нибудь обнаружится его потомок.

Как известно, значительным периодом австралийской истории была золотая лихорадка, трепавшая страну на протяжении всей второй половины XIX века. Конечно, и здесь не обошлось без русских. О первом найденном самородке было официально объявлено в 1851 году, и на континент хлынул поток искателей счастья. Новости о «золотой горячке» в далекой Австралии захватили и русских. Один такой случай описан в «Былом и думах». Герцен рассказал историю офицера Стремоухова, бежавшего из России в Европу в конце 1840-х годов. Видя, как он постепенно все больше нищает и опускается, русская колония в Лондоне собрала для офицера деньги и вещи и решила отправить его в Австралию, где недавно открыли золото. Прощаясь, Стремоухов со слезами на глазах говорил: «Как хотите, господа, а ехать в такую даль не легкая вещь. Вдруг разорваться со всеми привычками, но это надобно…» Увы, русская обломовщина взяла верх, и спустя несколько месяцев Стремоухова обнаружили не «на берегах Виктории-ривер», а в лондонском кабаке, откуда за буянство и воровство он угодил в тюрьму.

Среди россиян, все-таки добравшихся до золотых приисков, был Вильям Эммарманн, сын петербургского сапожника. В Австралии он стал национальным героем, пав смертью храбрых во время знаменитого эврикского восстания золотоискателей в Балларате в 1854 году. Это был своего рода Ленский расстрел, ставший символом австралийского духа «непокорности» и положивший начало демократическим преобразованиям в Австралии. Для баланса отметим, что и по другую сторону баррикад, в рядах правительственных войск, был поляк, бывший подданный Российской империи Ладислаус Коссак.

При всей своей непохожести на англосаксов русские удивительным образом вписывались в австралийскую легенду. Одним из краеугольных камней ее является культ товарищества, у австралийцев для него есть специальное слово mateship. В городке Холлс-Крик на суровом северо-западе Австралии эта идея персонифицирована в виде памятника: золотоискатель везет занемогшего товарища в одноколесной самодельной тачке через пустыню. Имя золотоискателя - Русский Джек.

В действительности его звали Иваном, а фамилия его в документах появляется в форме «Фредерикс» или «Киркос». Этот бывший матрос из Архангельска сочетал богатырскую силу и доброе сердце. Ему по плечу было и выпить полбутылки виски залпом, «из горла», и съесть яичницу из нескольких огромных яиц эму, и расправиться с крокодилом, схватившим его за ногу, и унести с собой тюрьму, когда невтерпеж было опохмелиться, - тюрьмой в тех местах называли огромное бревно, к которому приковывали преступников.