Отрадно, что сегодня уже обе стороны поняли, что мы должны проповедовать «Христа неразделенного» - одним голосом, одним умом и одним сердцем. Только так можно достигнуть того, что апостол Павел называет «умом Христовым» (1 Кор. 2, 16).
Конечно, то, что когда-то было разрезано по живому, срастется не вдруг. Будет еще много мучительных споров по поводу отношений церкви и государства. Предстоит еще решить, что же такое этот пресловутый экуменизм - благословение или матерное ругательство. Но, все-таки…
Церковь есть закваска Царства Христова. Она положена в евангельские «три меры муки»: в разум, сердце и волю человека, «доколе не вскисло все» (Мф. 13, 33). Тело Самого Господа в Его земной жизни и тело Его церкви в истории всегда страдало и изнемогало.
В кенозисе чудесного Своего домостроительства в таинствах Своей Церкви, в слове Своем и в совести человеческой Господь Иисус Христос все тот же и пребывает в мире и на русской земле. Через всеобщее наше окаянство и в пределах России, и за ее пределами Господь Спаситель тайно действует и освящает мир. Являет Он эту Свою милость людям и в наши дни. Хочется верить, что после 17 мая никто уже не дерзнет отрицать Его силу в немощных братьях наших, потому что, делая так, он отрицал бы самую возможность явления этой силы в себе.
* ГРАЖДАНСТВО *
Анна Андреева
Заблудившийся автобус
Как убивают малокомплектные школы
Печалиться о судьбе сельской школы сегодня не принято: «популизм». Это относят к сфере социальной лирики: Матера, затопленные деревни, экологическое мышление, корни-почва… «А как там учат, знаете? Ни базы материальной, ни социума, ни кадров - кружок, а не школа! А денег жрет - как санаторий!» Никто, правда, не видел этих денег, но министр Фурсенко объяснял: лучше починить одну большую школьную крышу, чем две маленькие. Лучше или выгоднее?
При взгляде на брошенную школу и в самом деле становится нехорошо. По виду - крепкая усадьба, по факту - пепелище. Просторное деревянное здание в центре села Наволок Валдайского района на Новгородчине - сто метров, электрическое отопление, приусадебный участок! - два года назад предлагали дачникам за 120 тысяч рублей.
Через дорогу от школы главный очаг культуры - сельпо: водка, пластиковые тазы, шоколад «Гвардейский». Образ победительной современности.
- Но разве, - спросила я у чиновницы-попутчицы, - здание школы подлежит приватизации?
Махнула рукой:
- А, можно провести отчуждение…
Под порожком школы, на земле, два влажных учебника - «Русский язык» и «Математика», третий класс. «Фашист пролетел».
Риторика зачистки
Ликвидировать сельскую школу без решения сельского схода невозможно - это железное правило прописано в законе «Об образовании».
Но за последние десять лет в стране закрыты тысячи сельских школ. Каким образом?
Постановление правительства РФ «О реструктуризации сельских школ» вышло в 2001 году, тогда же появилась и концепция реструктуризации. Документы предлагают целую систему эвфемистических методов сбрасывания балласта: укрупнение, реорганизация и прочее. Суть от этого не меняется - малокомплектные школы подлежат решительному истреблению.
На случай сопротивления неразумного крестьянского населения написана специальная методичка. Она называется «Правовые основы модер- низации сельской школы». Цитата: «Хаотическое состояние российской правовой системы в целом, многочисленные коллизии норм права и противоречивость федерального законодательства создают в известной мере благоприятные условия для проведения реструктурирования в тех муниципалитетах и регионах, где руководство проявляет активность и решительность в этом вопросе» (Д. Растимешин, газета «Первое сентября»). Проявлять решительность управленцам рекомендуется «не вступая в теоретические дискуссии».
Авторы советуют вообще не употреблять слово «закрытие», а уведомить жителей о «реорганизации путем присоединения» и объявить малокомплектную школу филиалом опорной. Для этого никакого схода не нужно. Со своим филиалом опорная школа может делать что угодно - например, закрыть через год, «руководствуясь только целесообразностью и своим усмотрением».
Правда, есть момент уязвимости: школа перестает быть юридическим лицом и становится подразделением другого юрлица. Ничего страшного! На случай, если найдутся сутяжники и дойдут до суда, тоже существует успокоительная рекомендация: «Поскольку процессуальным законодательством предусмотрены сложные и длительные процедуры обжалования и вступления в силу судебных решений, можно предположить, что даже признанный судом незаконным правовой акт местных органов власти и управления еще долго будет де-юре действующим». Не бойтесь, мол, граждане ликвидаторы, все равно в судах заиграют, а раскулаченному судиться - себе дороже, помыкается, да и плюнет.
Кто же авторы этого пронзительного откровения? Методичка написана коллективом сотрудников Высшей школы экономики под руководством ректора Ярослава Кузьминова - одного из «гарвардских шалунов», радикального реформатора образования, прогрессиста и ярого рыночника. Собственно, в 2002-2004 годах ГУ ВШЭ и проводил эксперимент по реструктуризации в 18 регионах, обещая экономию 10-12% (примерно, по миллиону рублей на каждый сельский район). Кредит для эксперимента выдал Всемирный банк. Итоги не утешили: хирургические расходы пока выше, чем обещанная экономия. Ломать оказалось дороже, чем перестраивать.
Для борьбы с «реструктуризацией» остается один способ - гражданского сопротивления: акции протеста сельских жителей, не обладающих ни опытом самоорганизации, ни правовыми знаниями, ни юридической поддержкой, как правило, шумны, бестолковы и беспомощны. Правозащитники почти не заходят на эти поля, неинтересно. Впрочем, иногда случаются и победы - если прибегать к чрезвычайным мерам. В конце 2005 года в поселке Дунай Приморского края тоже пытались «зафилиалить» школу. Не корысти ради, конечно, а деточек для: освободившееся здание обещали отдать под детский дом. Однако жители поселка напомнили: здание детдома построено несколько лет назад, но оно почему-то ушло под платный детский сад. Учителям не хотелось терять работу: если в городе попасть под сокращение означает перейти в другую школу, то в селе - начать жизнь с нуля, иногда в предпенсионном возрасте. Отчаявшиеся учителя и родители провели двухнедельную голодовку, и только тогда решение было отозвано. Победа? Но в Дунае, по крайней мере, был полноценный педагогический коллектив и родительское сообщество, а что делать коллективам из трех-пяти человек, всем этим учителям-универсалам? Становиться в одиночные пикеты?
Дети, на вывоз!
Рассказывают историю: несколько лет назад спросили у министра Филиппова на совещании: «Что нам делать с сельской школой?» - «Надо делать детей!» - будто бы ответил министр. Просьба его была услышана: детей делают вполне интенсивно, в детсад не пробиться, стоят многотысячные очереди, и если бы только в Москве. Жители Туруханска пишут письма: население наше интенсивно растет, младенцев не сдашь в ясли. Почему же сливают школы? Большой секвестр образования под диктатом демографической конъюнктуры - сколько раз мы проходили это? Даже чиновники Минобраза открыто говорят о чрезмерном «экономизме» проекта, об игнорировании гуманитарной, культурообразующей природы сельской школы.
В старые годы, до 1917-го, сельская школа возникала вокруг церкви или поместья. В советское время - вокруг колхозного или совхозного правления. Сейчас школа сама себе планета и орбита, центр общинных инвестиций, зачастую единственная в селе библиотека. И когда ее, невыгодную, отсталую и некачественную, отменяют как факт, все построенное умирает вместе с ней: традиции, система отношений, дисциплинирующее и цивилизующее начало, рефлексы родительской заботы. И когда школьников упаковывают в интернаты, как в советские годы на Чукотке, или, в лучшем случае, в автобусы, чтобы провезти по ухабам поздним вечером, - это не просто отлучение родителей от детей. Это отлучение деревни от будущего, победа экономики над образованием и, в конечном итоге, одно из самых тяжелых социальных фиаско страны.