29 июля, четверг. Утром пошли маленькие семинары, все это паллиативы, условности, стремление преподавателей добрать семинары, наша боязнь не найти нужного контингента. Впрочем, у Апенченко, как никогда, были хорошие и умные ребята.

С самого начала присутствовал и Е.Ю.Сидоров, нервничал, волновался, иногда краснел. Время ушло вперед, критерии стали другие, он осознал, что так набирать уже нельзя и что оценки у него чуть завышены. В одном месте я допустил бестактность: у девочки, которая поступает к нему, начал спрашивать, сетуя на отсутствие у студентов любопытства, что она знает о своем руководителе. Это мой обычный тест на внимание, на любопытство, на заинтересованность. Она сказала, что он был министром культуры. «А что написал ваш руководитель?» И тут понял, что вряд ли она помнит очень небольшую Женину библиографию.

Вечером была «Культурная революция»: Великий и могучий, нужен ли он нам? О русском языке. Забойщиком, и очень неплохим, был Юра Поляков, и была еще какая-то писательница, фамилия которой от меня ускользнула. Творчества ее я не знаю. Передача в известной мере была провокационной: что хороший язык нужен, понимали все, не у всех с ним было все в порядке. Язык в известной мере еще и генетика, менталитет, потом язык. Моя собственная мысль заключается в том, что нынче и элите настоящий язык не нужен. Она потеряла свое первородство, она смешалась с плебсом и теперь маскируется демократическим языковым равенством. Английскую аристократию, например, всегда, отличал другой язык.

30 июля, пятница. Пошли переводчицы, их человек двадцать на шесть мест, но взяли все же семь, потому что нельзя было оставить группу хотя бы без одного парня. А парень, который чуть недотягивал, оказывается, хорошо играет в футбол. В начале собеседования, когда одна за другой шли слабые и натасканные москвички, я расстраивался — одни тройки, все уныло, серо. Потом, когда пошли девочки из провинции и из дальнего Подмосковья, где еще школа не разжирела и не сдала позиций, стало повеселее. Я так порадовался, когда приняли одну девочку из Александрова, вторую из-под Смоленска, а третью, кажется, из Башкирии. Кстати, и паренек с греческой фамилией был тоже не из Москвы, а из Протвино. Возрождение России произойдет провинцией.

Я специально так рассчитал, чтобы устроить для института маленькое гуляние после окончания первой серии приемных экзаменов. Это мой должок институту за мой орден. Провели последнее собеседование с переводчицами, и в три часа началось пирование. Писал ли я о том, что Альберт Дмитриевич попросил устроить во дворе института параллельно столовой веранду? Я разрешил, взяв с него не арендную плату, которую не знаю, как брать, а долевое участие в реставрации спортивной площадки. Как обычно, этот молодой капиталист, не умеющий, как его большие собратья типа Ходорковского или Гусинского, непосредственно грабить государство, как капиталистик маленький все делал и делает своими руками. Ездил на рынок за стройматериалом, сам покупал доски и материал на прозрачную кровлю, получилось все очень здорово, с цветами вдоль веранды, с прохладой, и вот здесь и решили праздновать. Было человек тридцать, все было по-летнему, вино, напитки, водка, фрукты, легкая закуска, светло-розовый арбуз, бликующий желтизной селитры, шашлыки на деревянных палочках и отварная картошка в мармитах. Все было не обязательно и поэтому прекрасно. Я пришел в легком черном костюме и белой рубашке. Кителёк с приколотым к нему орденом я повесил на балясину. Так замечательно все выпили и поели. Специально приходили Лобанов, Лева, принесший воздушный шарик — он никогда не приходит с пустыми руками, были Володя Смирнов, Леша Антонов, Игорь Болычев, который с каждым месяцем кажется мне все интереснее и интереснее. Пришел и Владислав Александрович. Выглядел он, несмотря на перенесенную весною операцию, хорошо. Выпили немножко, порадовавшись жизни, наши замечательные женщины. Только Л.М. пришла попозже, потому что после экзамена сидела и заполняла договоры на платных студентов. Улов душ, без которых мы не проживем, продолжался. Да простит мне литература эти сентиментальные пассажи. Одно плохо — литература у нас никому, кроме нас самих, не нужна. У Высшей школы экономики, снабжаемой ведомством Грефа, стоимость обучения за год как минимум 3800, а у нас 1650 долларов. У них платных студентов хоть отбавляй, как и желающих пойти в милицию. Все хотят воли, беззакония и неправедных легких денег.

Закончилось все довольно быстро, и часов в семь уже уехал из дома на дачу — отсыпаться, в Москве в такую жару совсем не сплю. В.С., как всегда, наварила большую кастрюлю летнего овощного супа.

По телевизору показывают постоянные демонстрации из-за отмены льгот. Говорят, что по этому поводу выссказался новый премьер Фрадков, наш Дизраэли: мы, дескать, с этими льготами выкорчуем последние остатки социализма. Это на фоне того, что мир потихонечку социализируется. Об этом же мы довольно долго говорили с М.П.Лобановым во время суаре по поводу моего ордена. Все это, по его мнению, с которым мне остается только согласиться, направлено еще и к тому, чтобы скорее уничтожить это поколение — поколение носителей памяти о победе в войне, о жизни при социализме. Теперь ведь вслед за льготами исчезнут и таблички в поликлиниках, что участники ВОВ обслуживаются вне очереди. Было произнесено и слово «геноцид», но мне еще трудно поверить в злую, чужую, направленную и упорную волю.

31 июля, суббота. В обед пришел электрик Миша подключать электропечь для сауны. Поговорили о разных обстоятельствах, в том числе и о том, что опять ограбили одну из дач. Делают это уже совсем в открытую, на машинах. Вывезли на этот раз не только телевизор, но и нагревательные приборы. Времени или места не хватило только для дорогого велосипеда, значит, все же грабители приезжали не на грузовой, а на легковой машине. Работы, говорит Миша, у него сейчас много, пошла мода ставить какие-то специальные контуры, которые отключают электричество при любом прикосновении «к фазе», даже если человек сам этого и не чувствует. Среди прочего рассказал, что мой сосед по линии недавно продал дачу. Ее кто-то купил…

Но сделаем отступление, которое назовем эпизодом «к национальному вопросу». Я вспомнил этого человека, это был армянин, армянская семья, которая довольно мирно здесь жила, был у них сын-десятиклассник, который ловил рыбу, В.С. и я с ним общались. Они очень много строили: гараж, протянули трехфазное электричество. Я еще тогда, в начале перестройки, подумал, не на продажу ли делают? Но вроде бы собирались капитально жить. Отец-армянин работал где-то на авиационной или космической фирме. Обеспеченная семья. Мальчик-десятиклассник взялся покрасить дом моей соседки напротив. Звали его Алик. Чтобы не мешали, связал пучком электропровода, потом я узел разрезал. Деньги получил, но верх так и не докрасил. Потом, по слухам, ездить они перестали, мальчик Алик окончил институт, устроился работать в мэрию. Теперь дачу продали. Ну, продали так продали, через неделю после совершения купчей въехали новые, и тут они обнаружили, что всю проводку из дома бывшие хозяева сняли. Это мне рассказал Миша-электрик, он теперь делает в доме новую. Мы долго с ним сокрушались: зачем? Как правило, старые провода и арматуру никуда использовать уже нельзя. Мог бы подобное совершить русский? Мог. Но представителю нетитульной нации надо внимательно следить за своими поступками. И не говорите мне о пресловутой политкорректности!

Саакашвили, как я понимаю, будучи не в состоянии решить внутренние проблемы, пытается теперь стимулировать свою популярность за счет конфликта в Южной Осетии. Там почти начинается война. Что там Пушкин писал о грузинах? Кажется, «робкие», но какие говорливые.

Вечером с электричкой в 21.15 встречал В.С. Шел проливной дождь, я был с зонтиком и в плаще. Уже второй раз за мою жизнь меня назвали батяней.

Вот и добавление к национальному вопросу или к вопросу о политкорректности. Вечером ходил к соседке Татьяне Матвеевой, отнес ей деньги за килограмм рыжиков, которые она купила у нашего молочника. В том числе поговорили и о разных наших дачных делах, о сторожах, об оплате, о молодежи. Татьяна тоже знает о том, что армяне продали дачу каким-то хватким русским за 15 тысяч долларов. И опять вылезла пикантная подробность: уехали, не заплатив за два года необходимые взносы. Видимо, или заморочили голову нашему коменданту, или дали небольшую взятку и получили справку. Уж кому, как не владельцу дачи, не знать, что за нее два года не плачено! Теперь эти несколько тысяч раскидают на всех нас. А такие были милые и предупредительные люди.