Потом показали несколько фрагментов его фильмов. Я так много пишу об этом потому, что мы чем-то похожи, мы понимаем прозу не как феномен простой выдумки или феномен салонной жизни (это уже исчезло), а понимаем прозу как документ, или факт, или — как дамский роман, большего не дано. Акунин уже написал свою «Чайку».

29 апреля, четверг. Если говорить о событиях внутренних, а не внешних, то больше всего меня взволновали две статьи, вышедшие в «Экслибрисе». Я всё более и более убеждаюсь, что надо ограничить себя в чтении газет, читать одну, в крайнем случае две, и, в частности, читать по специальности — «Экслибрис» и «Литературную газету».

Что касается «Экслибриса», то меня приятно поразила статья Сергея Арутюнова о моей книжке «Власть слова». Статью размахнули почти не полполосы, «Сальеризм как уловка Моцарта» называется она. Дальше идет подзаголовок: «Страстный роман Сергея Есина с литературой продолжается»… Сережа стал писать с такой степенью условности, что отдельные его определения похожи на двускатную крышу — и с одной стороны покатишься, и с другой. Максим Лаврентьев, который ставил эту статью к нам в Интернет, с присущей ему деликатностью, спросил меня: «Это вообще не пасквиль ли?» Но если бы это и был пасквиль, то это такой пасквиль, которого я ждал и которому могу быть только рад. Сергей, кстати, пишет: «Эксгибиционизация вскрытия мотивов писательских выглядит вполне новаторски…» Ну, здесь много всего того, чем неопытный автор мог бы похвастаться в советское время перед начальством и приятелями. Я даже опускаю мнение Арутюнова о том, что, дескать, Есин лучше филологов знает — почему он пишет и как он пишет. Но тем не менее самый дорогой и самый пронзительно-точный для меня кусок — это следующий пассаж: «Всю жизнь Есин ждет Высшего Критика и не получает его. Дешевые поделки, отмечающие современность его тем, не значат ничего. Удары бывших учеников, норовящих попрекнуть, не глубже осиных укусов, благо что нет аллергии на осиный яд. Высший Критик без лести, милостиво спешащей по своим мелким делам эпохи, не явился на встречу, и начинается поиск жанра». «И попутные мысли, и технология, и заключительная часть книги «Искусство вымысла» — всё это романы с героями». Здесь, если говорить о саморазоблачении, Сергей попал в точку. За всем остальным интересующегося отошлем к газете. В этом смысле я человек нетщеславный.

Второй неожиданный подарок — это Галковский. Этого писателя я всё время держу в уме, всё время ожидаю, мне иногда кажется, что мы, хоть и по-разному, но идем по встречным курсам. Однако я чётко знаю, что в этой области, в которой знаменит он, он намного сильнее меня, оригинальнее и мужественнее. Может быть, я иногда поднимаю то, что Галковский роняет.

Меня заинтересовало его удивительное эссе о Ленине. Это, кстати, какой-то фрагмент из его книги, которая мне никогда не попадалась, но, видимо, она грандиозна. Это, сужу по врезу в газете, дайджест из 55-томного ленинского Собрания сочинений, сборника цитат, разбросанных по главам. Каждая глава предваряется эссе, одно из которых, по-видимому, и печатает «Независимая». Позиция Галковского сложна, вернее, он говорит одно, а пишет как бы по-другому и про другое. Наибольшее впечатление произвели на меня фрагменты: «1. именно Солженицын заложил основание постсоветского представления о Ленине как о чокнутом профессоре». Далее Галковский говорит об эпигонах этой точки зрения и выходит на работу Сокурова «Телец». Но вначале о самом Сокурове. Совершенно безжизненная фраза: «Учиться писать надо так: Сей кинематографический новатор, сделавший себе имя на претенциозном ломлении в открытую дверь (Ельцин хороший; Гитлер плохой; до революций была культура; Волга впадает в Каспийское море…), в 2001 году снял фильм «Телец». Теперь характеристика фильма. Фильм Сокурова снят сам по себе не без таланта. Дело, однако, заключается в том, что это единственный фильм о Ленине за все постсоветское время. Фильм этот снят человеком, который чутко улавливал политическую конъюнктуру и суть критики в подмене человеческого лица геростратовой маской. Концепция Галковского о Ленине просто поразительна — опять-таки надо учиться на основании фактов, говорить очень просто и определенно. Практически Галковский утверждает, что Ленин — главный мотор революции, этот «профессор» до революции входил в международный клан профессиональных политиков Европы. Его корреспондентами были Вандервельде, председатель Международного социалистического бюро и министр бельгийского правительства; секретарь МСБ и тоже министр Гюисманн; председатель Национального совета швейцарского парламента Гримм; депутат австрийского правительства и министр иностранных дел Адлер и т. д. Сам он в течение многих лет был руководителем II Интернационала». Далее автор говорит об осуществлении всех ленинских предвидений. Наверное, мы к Ленину подходим с разных сторон: Галковский — со стороны четких знаний, я — со стороны ощущений. Ну что ж, я снимаю перед ним шляпу и скажу, что он — гениальная фигура, я же — средний писатель, но даже в Дневниках нельзя говорить, что я — средний. Паблик рилейшн учит так, но моя уничижительная совесть заставляет меня говорить: средний, средний, средний. Но, будьте уверены, свое он получит.

Последний четверг месяца — для меня всегда ад, потому что: ученый совет, заседание секции прозы и клуб Рыжкова. Ученый совет прошел довольно традиционно, я вручил докторский диплом С.П., вручил медали нашим ветеранам. Трогательно на этом вручении говорила Федорова, о том, что не надо бояться старости. Я тоже ощущаю, что сейчас наступает лучший возраст, лишь бы не было болезней. Я умилялся на Н.А. Бонк. Подумать только: Лобанов воевал на Курской дуге… Нет, нет, этот человек определенно имеет право говорить и думать от имени всего русского народа.

Отменили лишние экзамены на очном и заочном отделениях. Мы должны очень остро наблюдать теперь, кого и как мы выбираем. Перекрываются последние ручейки возможных блатных поступлений.

На заседании секции мне не повезло: мы практически зарубили Толю Трушина, к которому я всегда хорошо относился, с которым учился в Академии и который сейчас — генерал от авиации. Но что делать — книжка, написанная им о Бугаеве, очень средняя.

Вечером, в семь, даже без опозданий, в Даниловом монастыре состоялось заседание клуба Рыжкова. Выступал первый заместитель начальника Генштаба. Тема — НАТО: проблема союзничества или проблема противодействия. Я не думаю, что это было неожиданным, скорее неожиданными были резкие выступления адмирала Куроедова, который хорошо знает ситуацию в армии, и отдельные реплики космонавта Севастьянова. По крайней мере, я кое-что узнал: например, в дружественном нам Казахстане устанавливаются ракеты, которые должны перехватить возможный удар алтайской армии, а в Польше устанавливается такой же тип ракет, которые должны перехватить предупреждающий залп из других мест. В этой тактике есть еще и такой момент: по зонам этих ракет, чтобы стереть их в пыль, может бабахнуть атомный залп. И через 15 минут поехали без пересадки на другой континент.

Что же касается доклада, меня возмутила одна цифра: 400 млрд. у них и 10 млрд. у нас. Конечно, они нас тут поджимают, и задача в современной армейской стратегии одна: отступать медленно и передислоцироваться. Кто-то вспомнил Брестский мир, т. е. Ленина. Тогда немцы совершили грандиозную ошибку, дав нам время оправиться от предыдущих ударов.

Я рад тому, что приезжаю в этот клуб, который сильно меня подзаряжает. Сама атмосфера русских людей, очень теперь осведомлённых, многое дает.

Непередаваемое впечатление произвел на меня горячий судак, фаршированный овощами и чем-то непонятным, это как бы сгущенная амброзия.

30 апреля, пятница. Я даже не предполагал, что так заденет меня посещение нашей «наблюдающей» по линии охраны памятников — Раисы Александровны Поповой. Мы с ней давно знакомы, она милая женщина, ее советами я пользуюсь. Но тут разговор вышел горячий — видимо, в моей природе всегда обязательно отметить (и у себя, и у других), что сделано, что произведено. Раиса Александровна начала, как, впрочем, и 12 лет назад, с налёта на меня: вот дом в плохом состоянии, надо что-то делать, и уже трудно объяснить, что это не мой дом, что это высшее учебное казённое заведение, в котором недостает денег, что государство и правительство по этому поводу не очень чешутся, что я уже три года, практически не переставая, занимаюсь этими проблемами, что даже самые высокие начальники элегантно отпихивают это дело друг от друга, так как это им невыгодно и ничего не приносит их сиюминутной политической карьере… А самое главное, наблюдающий архитектор не хочет отметить того, что уже сделано. Ни крыши, ни ремонта фасада. Мне не очень понравилась и аргументация Р.А. — немедленно обратиться к Елене Александровне Мальчевской, архитектору, с которой мы уже давно работаем. Вообще, я подозреваю некую связь организаций и фирм друг с другом. В свое время Мальчевская сделала нам прекрасный проект реставрации ограды на Тверском бульваре. Но всем сразу было видно, что смета чрезвычайно завышена, и намек уже поступил: делать это будет только её дружеская фирма. Я ничего доказывать не хочу, не хочу никого обвинять в чрезмерной любви к бизнесу, хотя этот бизнес постепенно пронизывает все поры нашей жизни.