Стена — это еще и коммерческое предприятие. Въезд машин на стоянку — 40 юаней, билет — 60 юаней, фуникулер — 60 юаней. Наверное, еще кто-то собирает мзду с каждой торговой точки, которая находится на Стене, а их много: платки, куртки, шапки, майки, сувениры. Так много всего, что кажется, в каждой эскимосской и зулусской хижине должен обязательно стоять китайский сувенир. Каждый торговец хватается за полу, тянет, показывает. Можно взять напрокат от пронизывающего ветра армейское зеленое пальто с позолоченными пуговицами. На самой Стене тоже везде лавочки, продажи, торгуют съестным. Внизу тоже целый базар. Это другая, крикливая, вульгарная жизнь, наши рынки, «челноки», наша бедность, которая и не представляет, что можно жить по-другому.
Воспоминания всегда вяжутся с новыми впечатлениями. По дороге со Стены в город заехали в какую-то едальню, где кормят своих, их значительно больше, и зарубежных туристов. Огромный зал-ангар, традиционные круглые столы с 10–12 стульями вокруг. Ряды столов теряются где-то в глубине. Это не о китайской кухне, а об организации труда. Я уже один раз был поражен таким же огромным общепитом, но это в Шанхае, и там было самообслуживание. Здесь официантки — молоденькие девушки, нет даже ни одной пожилой, видимо, такой огнедышащий темп может выдержать только молодость.
В качестве еще одного соображения опытного наблюдателя — ни одной паузы; нет стремления сказать клиенту: «это не мой стол», «обратитесь к другой официантке», у кого бы вы ни попросили другой прибор или салфетку — немедленно принесут. С «унесут» здесь тоже всё в порядке: ни одной минуты посетители не будут сидеть перед использованной тарелкой или за грязным столом. Всё быстро, с улыбкой, но отчужденно, без светской болтовни, без стремления выжать из посетителя чаевые — это работа. Хотелось бы, конечно, узнать систему отчетности, увидеть кухню, посудомоечные машины. Всё удивительно чисто, и очень свежая и горячая пища.
После обеда у нас переговоры, но я заранее знаю, что все переговоры похожи друг на друга. Всю деловую часть я, наверное, соберу вместе и вставлю куда-нибудь в конец Дневника.
После Стены Китайский институт издательского дела. Они в своем институте занимаются буквально всем. Это на каком-то высоком этаже большого дома с лифтами и замечательным дизайном. Для института это, видимо, тоже дополнительная нагрузка. Довольно пустой, вежливый разговор. Каждая сторона ведет свой монолог, который для себя же и интересен. В моей записной книжке остались довольно скудные пометки. Секторы: фундаментальной теории, прикладной теории, сектор международных издательств. Изучают перспективы. Все судорожно перебирают этапы развития авторского права в Китае. Самые читаемые авторы русской литературы в стране — Н. Островский и Горький.
На ужин с министром я собирался надеть черный костюм, но в последний момент подумал, что костюм со стоячим воротником слишком китайский, и пошел скромно в сером костюме и с галстуком. Понесли подарки, кажется, в ход пошла и моя доля, где и «эксклюзивная» выпивка, и какой-то переподаренный хрусталь. Все это происходит в одной из роскошных центральных гостиниц. Волшебные холлы, чистота, произведения искусства. Все бы это рассмотреть поподробнее, но положение требует степенности и привычной мины: и не такое видали.
Наконец, приходим в какой-то зал. Китайский начальник сначала беседует с нами в аванзале. Здесь кресла, чай на столиках. Присутствуют начальники департаментов; китайцев международные организаторы тоже придавили насчет авторского права. О тостах и застольной беседе не рассказываю. Все это отличается только характером метафор. Я, кажется, говорил о читателе. Обед вкусный, это китайская кухня, приспособленная для иностранцев высокого ранга. За спиной всегда девушки и юноши официанты, в виде неких воздушных теней. Перед каждой тарелкой напечатанное золотом меню. Я не утерпел и с сановной небрежностью положил кусок картона с золотыми буквами и иероглифами в карман.
ASSORTED COLD COMBINATION
STEWED SHARK'S FIN & CONPOY
SAUTEED PRAWN W/ CRAB YOLK
BRAISED ABALONE IN SAUCE
SAUTEED VEGETABLE W/ CHESTNUT
PAN-FRIED BEEF W/ BLACK PEPPE
BOILED PERCH IN SOYA SAUCE
CONSOMME OF PORK BALL
DIM SUM 86 SNACK
SEASONAL FRUIT PLATTERS
31 марта, среда. Если по порядку, то сначала посещение Китайского музыкального общества, потом издательства «Народная литература», потом Запретный город, потом магазин, потом чайная с Пекинской оперой, а если по событиям, то начинать надо со звонков С.П. Вчера он днем позвонил: пришла открытка, состоялось решение ВАКа об утверждении его докторской диссертации. Карьера немыслимая, но и труд неимоверный, этого звания С.П. заслужил, и, самое главное, на этом он не остановится, потому что работает над собой. Сегодня другая весть: В.В. Путин подписал указ о награждении меня орденом «За заслуги перед Отечеством» четвертой степени. Пугачева получила сразу вторую степень, но на то она и Пугачева.
С неё и начну наше посещение Музыкального общества. Уже в конце беседы председатель Союза музыкантов г-н Ван сказал: «Не так уж много народу в Китае знает, кто такая Пугачева». Но обещал — все переговоры чуть позже. Впрочем, поехали. Огромный, с мешочками под глазами, свисающие с лица щеки, господин Ван Липин — председатель. Его визитная карточка — это список его должностей, я насчитал восемь. Видимо, он очень известный композитор. О себе он сказал, что является автором музыки к сериалу «Сон в красном тереме», культовому произведению китайской литературы. Такое случайному человеку не дадут. Все текущие вопросы в обществе ведет его зам Ку Джиньмин. Это острый и энергичный человек. Он тоже музыкант. Отношения с Авторским обществом только налаживаются.
Запретный город не входил в нашу программу, но появилось «окно» в два часа, и мы под предводительством Хунбо ринулись в самый поразительный в мире музей. Иногда — благо что не хватает времени, ты не тонешь в деталях, а успеваешь схватить общие объемы. Мне многое здесь знакомо — я в третий раз, но этот уголок Пекина похож на Вселенную. Впервые я попал в Запретный через боковые ворота, минуя главный вход. Для этого надо было объехать город по периметру: справа — выкрашенная в красное стена, а слева нависает, заглядывая в кастрюли императорской кухни, огромный многоэтажный бетон, никель, сталь — сегодняшний город. Вот бы жить где-нибудь на тридцатом этаже и рассматривать в бинокль посетителей Запретного города. В конце концов город — явление живое, он развивается, и нет чего бы то ни было, на чьих развалинах не вызрело бы новое. Города, цивилизации, украшения женщин и черепки от их горшков становятся музейными экспонатами. Обратил внимание на стену, это не каменный забор, а крепостная мощнейшая стена, возле которой еще и наполненный водой ров. Можно представить себе это огороженное пространство со своей цивилизацией. Императора не устраивала жизнь в стране, он построил свое внутреннее царство — Запретный город. Сверху, как крышкой, город был изолирован от другой жизни небом. Поднебесная!
По поводу стен, рвов и Стены. Мысль, привидевшаяся мне еще раньше, у фуникулера. Неизвестно, кто от кого отгородился. Это весь мир отгородился от Китая его собственной Великой китайской стеной. Иная цивилизация, иные, нежели внутри, веяния умирали у подножия Стены. Главное в Запретном городе — почувствовать необъятный двор. Представить себе испуг чиновника, пересекающего вымощенное камнем пространство. Курильницы, символ долголетия, огромная вызолоченная чаша с водой (пожары!), потом подъем по ступеням террас. Сами дворцы, залы прекрасно показаны в фильме Бертолуччи «Последний император».
Мне всегда хотелось увидеть всё, поэтому обычно я уклонялся от последнего большого павильона вправо и углублялся в маленькие дворики, интимные покои разных императоров. Но мельком не почувствуешь красоты ни одного «предмета». В самом конце комплекса, оказывается, стоял большой павильон, где, собственно, и жил император. И самым последним здесь жил Пу И — император Китая, чьи воспоминания я читал в юности. С жадностью, сквозь стекло, вставленное в оконные проемы, я разглядывал выцветший шёлк и обстановку. Отшуршавшая жизнью история оставила бледные лоскуты.
