О, эти львы. Они все величались «букинистами», хотя по большей части занимались отнюдь не антиквариатом, а дефицитным свежаком. Конечно, тянулись и к прекрасному: кто из них не мечтал хоть раз в жизни перепродать собрание сочинений Достоевского - то самое «издание вдовы»? Или рвануть из рук какой-нибудь наивной бабушки, принесшей в скупку кошелку книжек из дедушкиного шкафа, собрание сочинения Буренина? Или найти на пыльной полке провинциального бука издание былин, собранное и подготовленное к печати Павлом Симони? Или хотя бы поиметь редкий литпамятник в девственном супере?
Увы, основные деньги делались на банальном Булгакове, Стругацких, зеленой протестантской Библии, в крайнем случае - на каком-нибудь ксерокопированном набоковском «Возвращении Чорба».
Все это было скучно, мелко. И все желали, разумеется, сдохнуть проклятой советской власти, которая не давала торговать легально.
Помню, как я гулял с одним таким деятелем - у меня были с ним дела - мимо булгаковской нехорошей квартиры на Патриарших. И как он жирными от тоски очами обвел загаженный поклонниками подъезд и сказал: «А вот здесь я бы палатку поставил, чтобы круглые сутки Булгаковым торговала. Я бы миллионером сделался за полгода максимум».
И тут же - быстро, на пальчиках, - сосчитал с точностью до рубля, почем бы он брал и почем отдавал, и миллионер в самом деле получался: где-то через полгода.
Сейчас, конечно, над этими расчетами можно только скорбно поржать. И даже не по причине не учтенных в те времена расходов. Товарищ не учел банальнейшего: не один он такой умный. Сейчас Булгакова трудно продать - даже по цене бумаги. Недавно я видел маленький зеленый томик в продуктовом универмаге для среднего класса. Рядом лежал журнал «Elle», который всем своим видом крыл Булгакова, как бык овцу. Жалестное зрелище, ей-Богу, жалестное.
Это, впрочем, было еще что. Куда более стойкими оказались иные иллюзии, свойственные советским мечтателям о рыночных свободах.
Самой стойкой была, пожалуй, идея «работы на себя».
Я имею в виду такую картинку, которую обожал рисовать своим читателям журнал «Огонек» околодевяностых времен выпуска, когда уже стало можно гулюкать за «частную собственность» и «рынок, как в Америке». Тогда тщательно вылепливался сусальный образ «хозяйчика» - мелкого производителя, приторговывающего своей колбаской или своим шитьем; «фермера», который поутру на мини-тракторе рассекает свое собственное поле; тетки-лоточницы, с пылу с жару продающей пирожки горячие, и с того имеющей честный приварок; владельца крохотного ресторанчика, самого стоящего за стойкой и доброжелательно улыбающегося постоянной клиентуре, приваженной несуетностью и отменным десертом; длинноногого мальчишки-торговца «чего изволите», копящего медяки на выход в большую жизнь. И все такое, прекрасное в своей невозможности.
Все эти сусальные картинки неизменно подкрашивались комментариями типа: «Да, это тяжелая жизнь: нужно много работать, мало отдыхать, думать об интересах клиента. Но зато - это и есть Свобода! Вы, сидящие в казенных учреждениях - рабы, рабы, рабы, ибо занимаетесь не тем, к чему лежит ваша свободная душа. А фермер и лоточница - они Сами Себе Хозяева. У них есть Свое Дело, которое они Ведут Как Хотят. Ибо это Свободные Люди. И эта Свобода… о, это чувство Свободы»… Дальше шли рулады и переборы каэспешного свойства - «счастлив, кому знакомо шипящее чувство дороги, где ветер рвет горизонты и раздувает рассвет».
Сейчас, конечно, над такой картинкой обычно издеваются все кому не лень. Но издеваются с позиций «не бывает». Да, дескать, мелкий бизнесмен в России - тварь дрожащая, которую обижает всякий кому не лень, которого безжалостно стригут те-то и те-то (дальше идет длиннющий список нахлебников, и все с преогромными ложками), который месяцами ходит за какой-нибудь поганой справкой - в общем, пыль на дороге. Но в глубине души сохраняется еще надежда, что это только в России так. Потому что такая проклятая страна. А есть Нормальные Человеческие Свободные Страны, где раздолье и простор: купил себе за два гроша патент на предпринимательскую деятельность, взял короб с товаром, и - «счастлив, кому знакомо», дрынь, дрынь, зато я сам себе хозяин, я сам себе хозяин, я сам себе, я сам себе, я сам себе большой.
Уж думал, что эта зараза повыветрилась из голов - но увы, все время натыкаюсь на липкие кучки. Хотя «вроде уж лет двадцать прошло как».
Так вот. Пользуясь моментом, напомню, что в России был короткий промежуток времени, когда оная свобода предпринимательства таки наличествовала - по крайней мере, мелкого и незаметного.
В те времена укромные, теперь почти былинные, бабки на Тверской торговали самовязными носками и укропом. У людей покруче дома стояли стойки видаков, как у Андрея, и наматывали милями на ленты какого-нибудь Хичкока, записывая в хвост ядреную немецкую порнуху. Еще более крутые дистрибутировали спирт «Роял», перепродавали друг другу «вагон сахара» или брали невозвратные кредиты.
Понятно, что в то же самое время Совсем Серьезные Пацаны делили настоящие активы, и когда делилово вчерне было завершено, на мелочь обратили внимание и прихлопнули ее, как стайку мух.
Но я рассказываю о том времени, когда мухи еще жужжали.
Так вот. Я был, как можно догадаться по предыдущему, одной из таких мух.
Я торговал сначала книжками, потом газовыми пистолетами. Последнее было незаконно, но законы тогда воспринимались как явление временное и малоинтересное. Всякие серьезные ребята, которые стригли и брили, тоже до поры до времени не обращали внимания на трепыхания частнопрактикующих лохов. Существующая система поборов - та самая братва на мерсах, - была, в общем, терпимой. С ней можно было даже не соприкасаться. Договариваться надо было в основном с соседями по рыночной нише - то есть с такими же книгоношами и сбытчиками дрянных итальянских пукалок.
Но в случае чего и этого можно было избежать: мир был большой, и места хватало всем.
В общем, это была химически чистая ситуация «свободного рынка». И надо мной, в силу моей мелкости и незаметности, никого не было, только дырявое серое небо.
Вот тут- то я и понюхал ту самую портянку: «Ты работаешь только на себя». А заодно оценил такую штуку, как диалектика.
Что означает фраза «Ты сам себе хозяин»? Сообщаю для любопытствующих: на практике она означает ровно одно: ты сам себе раб.
Да, раб. Причем раб очень хороший - в том смысле, в котором рабы бывают хорошими.
Все очень просто, господа рыночные мечтатели. Человек, работающий на дядю, может ставить дяде какие-то условия, торговаться, иногда дядю кинуть. Дядя, правда, чаще кидает его, если это умный и успешный дядя. Дядя может его кинуть, не заплатив, дядя вообще может с ним сделать много чего. Но могу сказать по личному опыту - никто и никогда не сможет закабалить человека настолько быстро и успешно, как он сам. Достаточно сделать его «хозяином самого себя».
Помню, как я это восчувствовал всем существом своим, сидя в пятом часу ледяного зимнего утра на двух рюкзаках с разномастными книжками, греясь в подсобке на рабочем месте у приятеля (он работал там ночным сторожем, имея приварок с таких, как я, горемык, которым нужно было с рассвета «занять хорошее место») и думая о том, что мне не на что сегодня пожрать горячего (от чая меня уже тошнило).
При этом во внутреннем кармане куртки у меня лежала стопка денег толщиной в два пальца - рублями, которые нужно было частично озеленить, частично рассчитаться ими с людьми. Это были мои деньги, да. Но мне и в голову не могло прийти взять оттуда хотя бы бумажку - ведь это были не те деньги, на которые кушают.
Четкое разделение денег на два несообщающихся сосуда, на кассу и карман - это самое первое, чему учится мелкий «рыночный агент». И в свою кассу он, будьте уверены, никогда не залезет: у него там «все рассчитано до копеечки», и за копеечку эту он удавится.
Еще один характерный признак «рыночного мышления»: быстро пропадает желание «тратить на себя». Даже маленькие деньги, потраченные на «поддержание себя в рабочем состоянии» (гнусный пирожок с собакой, стаканчик дымящейся бурды «типа кофе» на чугунном морозе, водка вечером и т. п.), человек мысленно вписывает в графу «расходы».
