Война четко и ясно показала, что Россия обречена, поскольку общество ее, как выяснилось, полностью разложилось. Армия поначалу воевать вроде бы хотела, но, совершенно очевидно, не могла: тыл сразу начал наживаться на собственной армии, таким образом с редким цинизмом ее убивая. А следовательно, убивая и страну. Какие состояния делались на военных поставках! А солдаты в результате сидели без боеприпасов и хлеба. Это явление стало массовым и обыденным - и нет оснований думать, что такую ситуацию создали большевики.

Армия под влиянием разложения тыла и собственных неудач на фронте тоже разложилась. Совершенно понятно это стало в феврале семнадцатого. Месяцем раньше Владимир Ильич публично плакался о том, что ему, скорее всего, не увидеть уже русской революции. Так что, опять же, не большевики организовали февраль. А именно в феврале окончательно рухнули все моральные устои, и стало слишком заметно: страна превратилась в стадо и стаю одновременно. Солдаты и матросы тысячами убивали своих офицеров, когда Ильич еще ехал в пломбированном вагоне через Германию. Тогда же десятки тысяч солдат драпали с фронта. И уже было видно, что у страны нет шансов на спасение, поскольку общество активно и целенаправленно занялось самоуничтожением. Большевики, как это ни банально, подобрали власть, валявшуюся под ногами. Подобрали именно они - потому, что были самыми жестокими и беспринципными, потому, что выдвинули как раз те лозунги, которые необычайно нравились озверевшей и оскотинившейся стране. До многих довольно быстро дошло, что исполнять свои обещания большевики не собираются, но события развивались необратимо.

Рассуждения о том, как было бы хорошо, если бы Ильича с подельниками замочили до 25 октября, ничего не стоят. Хорошо бы не было. Было бы плохо, только по-другому. Страна просто разъехалась бы на множество (как минимум, несколько десятков) частей, судьба которых была бы крайне плачевной. Это сказано ни в малейшей степени не в оправдание большевистской банды, а исключительно в качестве констатации того факта, что не банда создала катастрофу - она только воспользовалась ею, чтобы потом творить уже другие, новые катастрофы.

Открытым остается вопрос, когда именно Россия превратилась одновременно в стадо и стаю? Война лишь сорвала тормоза, но не она стала причиной падения нравов. Россия уже была такой, это совершенно ясно. Мы, не жившие в то время, конечно, не можем судить, насколько факт моральной деградации общества был очевиден до начала войны. Но предполагать можем. Ведь если человек понимает, что наживаться на смерти своих солдат и офицеров нельзя, он не станет мародерствовать и тогда, когда для мародерства возникнут максимально благоприятные условия. Ответа на вопрос, как уже было сказано, нет. А жаль, потому что сегодня у нас очень похожая ситуация.

Россия и тогда переживала величайший в своей истории экономический бум. Чуть ли не до конца советской власти мы сравнивали экономические показатели с 1913 годом. Юный российский капитализм и тогда пер вверх со страшной силой. Рубль был крепкий, прямо как сейчас. Тогдашняя его конвертируемость не имела никаких принципиальных преимуществ перед нынешней неконвертируемостью. Все было, как и сегодня, замечательно и оптимистично.

Во внутренней устойчивости власти не было никаких сомнений, вертикаль стояла намертво (тогда ее, правда, так не называли). Православие, самодержавие и народность, подобно суверенной демократии, обеспечивали, казалось, счастливое единомыслие населения. А всего через несколько лет народ с наслаждением вытер ноги о престол и с яростью разгромил церкви.

Империя считалась одной из сверхдержав, ее голос звучал громко и уверенно, несмотря на досадную неудачу в войне с Японией. Неудачу сочли случайностью (как показала Первая Мировая, ошибочно). Так же и сейчас наш голос звучит все громче, увереннее, и как бы не имеет значения, что за напористыми интонациями - пустота, нет ни реальных успехов, ни реальных ресурсов. Чрезвычайно все похоже.

Единственная принципиальная разница между ситуациями состоит в том, что у нас сейчас нет войны. Это позволяет нынешней России не только не рушиться, но как бы даже расти и крепнуть. Но с разложением все более или менее понятно и безо всякой войны. В этом смысле войну у нас заменили политические и экономические реформы начала 90-х. Благодаря всесторонней и беспримерной свободе, которую они дали, выяснилось: очень значительная часть населения уверена, что продается и покупается абсолютно все, а быть беспринципным подонком не просто допустимо, но единственно правильно. Эта убежденность проникла во все возрастные и социальные группы - от Кремля до самых до окраин. Ее носители стали достойными наследниками поставщиков Русской Императорской Армии, благодаря которым у нее не было снарядов и хлеба. Как уже было сказано, не война сделала тех поставщиков мерзавцами, она просто позволила им быть таковыми открыто. Соответственно, не реформы сделали негодяями столь многих наших современников. Они были таковыми и до девяносто первого, просто ждали удобной ситуации. Никакие реформы не могут заставить офицера продать солдата в рабство, а врача - отказать больному в помощи, если тот не заплатит. Есть вещи, которых нельзя делать, не зависимо ни от каких внешних обстоятельств.

Жизнь каждодневно и ежечасно предоставляет свидетельства того, что число сторонников концепции продажи и покупки всего постоянно и неуклонно растет. И это не оставляет России никаких шансов.

Точнее, шанс, вроде бы, дает отсутствие войны. Появляется время на то, чтобы как-то вылезти. Однако, судя по истории СССР, страна может разъехаться и без войны. Война - мощнейший катализатор катастрофы, но можно обойтись и без нее. Главное же в том, что вылезти можно только тогда, когда пытаешься вылезти, а если осознанно погружаться все глубже и глубже, то какая разница - есть война или нет? Понятно, что не национальные проекты нас вытащат, а принципиальная смена ментальных установок. Установки, однако, не меняются, а, наоборот, закрепляются, особенно в новых поколениях.

К тому же, в отличие от ситуации девяностолетней давности, сегодня нет той силы, которая хотя бы варварскими методами могла бы скрепить страну. Единственные формальные претенденты на роль такой силы - русские нацисты. Однако дело даже не в их полной разобщенности, а в том, что многонациональную страну они могут не скрепить, а лишь ускоренными темпами развалить, гарантировано и безвозвратно. Одним из факторов успеха большевиков был, безусловно, их интернационализм. Причем это, по-видимому, единственная большевистская декларация, которая хотя бы в какой-то мере выполнялась на практике. Кроме того, Россия, пожалуй, больше не переживет скрепления варварскими методами. Так что спасти страну может только чудо. Но мы его не заслужили. Как тогда, так и сейчас.

Ко дню рождения наркомвоенмора