Такая дилемма: «Если она пойдет в интернат, у нее будет законное право на квартиру. Если мы сейчас добьемся права проживать в квартире до 18 лет, это может означать, что в день совершеннолетия она станет бездомной». Но выпускникам детдомов и интернатов в Петербурге дают не квартиру, а комнату, в законе записано - право на жилое помещение, а это не обязательно квартира. С другой стороны, сделка, может быть, не совсем чиста юридически, и если ее можно опротестовать. Голова кругом, ответственность - чудовищная, как лучше - пока непонятно.
Суд по делу о выселении несовершеннолетней захватчицы Тансиной, незаконно пребывающей на территории чужой частной собственности, должен был состояться 26 сентября (замечательна эта резвость, эта стремительность: и двух недель не прошло после смерти матери). У Апполинарии нет паспорта - она не могла его получить, потому что, в свою очередь, был недействителен мамин паспорт, подлежащий обмену по достижении 45 лет, и суд перенесли на 19 ноября. Пока же Дмитрий Фенко подал иск о приостановлении выселения Тансиной А.А., обратился в органы опеки с просьбой назначить девочке попечителя и написал заявление в прокуратуру Невского района с просьбой проверить «законность перехода прав собственности» и взять дело о выселении несовершеннолетней под контроль.
IV.
«Какие мальчики нравятся тебе?» - «Джентльмены», - говорит. И уточняет: «Не пьющие, не курящие…».
Максим Тансин, единокровный брат Апполинарии, не какая-нибудь холодная сволочь, а тоже, наверное, джентльмен. Ему, по всей видимости, неловко, хотя, по словам Полины, он просто выполняет волю покойной матери, она начала это дело - а он посчитал своим долгом завершить. Они с Полиной никогда не виделись, но иногда он звонит, а недавно вот прислал триста долларов на куртку. Братские чувства не помешали ему заочно, через поручителей, продать квартиру и поставить умирающую мачеху и ее дочь перед фактом их бездомности, - однако же сейчас Максим по телефону обсуждает с Полиной ее будущее. Он христианин все-таки («иеговист, - уточняет Полина, - писал нам письма такие, с цитатами из Писания, с буквами и циферками») и не лишен известной совестливости, поэтому предлагает Полине - в перспективе - то съемную комнату (можно было бы снимать ей и квартиру, говорит он, но это как минимум 12 тысяч в месяц), то покупку временной прописки. Он даже, может быть, забрал бы ее в Германию, но говорит, что это чертовски сложно, потому что они не совсем родные брат и сестра, - родные, но недостаточно. Полина ему не очень верит - все это похоже на желание поскорее освободить от нее квартиру. «Он говорит, что получил совсем мало денег, только третью часть, а еще две трети ему выплатят в течение ближайших четырех лет», - то есть как раз к Полининому совершеннолетию. Если это так, то трудно не понять, что скорость погашения «кредита» находится в прямой зависимости от скорости выселения Полины. Покупатели квартиры с «обременением» подстраховались.
31- я статья Жилищного кодекса 2005 года подняла эту волну новых бездомных. Первая случилась во время приватизационного бума начала девяностых, когда вокзалы и подвалы заполнились беспризорниками, когда квартиры, едва став товаром, уходили за бесценок, а инфантильные доверчивые советские граждане становились жертвами риэлторского молоха. Запоздало, но спохватились, -к середине девяностых ни одна сделка с квартирами, где прописаны несовершеннолетние, не могла быть утверждена без письменного разрешения совета по опеке и попечительству, советы эти усердствовали, проявляли специфический административный восторг и доставляли даже добропорядочным гражданам массу головной боли (поди попробуй поменять большую квартиру на меньшую - вставали грудью: «ухудшение жилищных прав несовершеннолетнего!»), но права детей действительно, так или иначе, защищали. С 2005 года началась другая юридическая эпоха: право собственности на жилплощадь побило право пользования жилплощадью, свидетельство о собственности выдавило рудиментарную прописку. 31-я статья нового ЖК словно открыла шлюзы семейных драм, родственных неприязней, ранее бессильной ненависти - и в хрущевках и блочных домах началась шипящая гражданская война: брат пошел на брата, теща на зятя, дед на внука, отчим на пасынка. Статус несовершеннолетнего перестал означать какой бы то ни было иммунитет.
Дурной закон или дурные люди? Скорее, 31-я статья ЖК стала катализатором и без того неизбежного - особенно в условиях небывалого роста цен. Новый проклятый вопрос: приют для не такой уж и близкой родни или сотни тысяч долларов? Собственника мутит от сознания упускаемой выгоды, он чувствует себя вынужденным благотворителем, а прописанную родню - иждивенцами и подлыми захребетниками, и затевает процесс, который раньше, может быть, и не понадобился бы ему. Тем более что сейчас это делается просто, легко, элегантно и быстро.
Но дело Апполинарии Тансиной - по-своему знаковое дело. Оно означает, что Жилищный кодекс дое… ся, хорошо, употребим легитимный глагол: добрался до круглых сирот, к тому же - до круглых сирот из социально уязвимого слоя. Отделы опеки просто выключены из процесса, и если дети, по дефолту требующие особенного государственного внимания и трепета, так легко оказываются на улице, что же говорить про всех остальных? Преодолевается какой-то очень важный моральный предел, за которым - стихия новой, юридически безупречной бездомности, новая беззащитность, новая социальная тьма.
V.
Ей хватает денег, твердо говорит она. На 900 рублей можно купить еды на неделю, и 100 остается на мобильный.
У нее никогда не было компьютера, зато она умеет варить гороховый суп так, чтобы его хватило на четыре дня. «Из еды больше всего что любишь?» - «Пельмени».
Она намерена стать экономистом, она намерена жить лучше своих родителей, она просто намерена жить.
«А если, - вспыхивает она, - купить дом в деревне, как вы думаете? И ездить на работу в Петербург? Мне говорили - в деревне Дунай можно купить дом за триста тысяч рублей!»
Маленькая, маленькая совсем, - а двадцать восемь раз была в Эрмитаже. Нам бы так.
«Если не будет социального жилья - надо менять Конституцию»
Депутат Госдумы Галина ХОВАНСКАЯ - о проблемах и перспективах жилищной политики
- Галина Петровна! Вот знаменитая уже 31-я статья нового Жилищного кодекса: право собственности торжествует над правом пользования, бывшие члены семей идут на улицу, в московских судах только за прошлый год - три тысячи дел о выселении бывших членов семьи…
- Да, произошел поворот на 180 градусов. В моем округе был случай: пенсионеры подарили сыну квартиру, по тогдашним законам это избавило бы сына от уплаты налога на наследство. Вернулись из санатория - дверь заменена, новый замок, сын-собственник их выписал. Или вот девочка на Арбате стоит со скрипочкой, зарабатывает себе на комнату - их вместе с мамой бабушка выселила. Многие судьи были шокированы, когда пошел вал таких дел… Заметим, что даже за неуплату из квартир социального найма выселяют по нормам общежития, шесть квадратных метров на человека дают - здесь же просто выгоняют на улицу, в никуда… В Жилищном кодексе содержится противоречие, которое подталкивает людей совершать сделки. Выселяют детей, бывших жен, внуков, невесток с детьми, но чаще всего выселением занимается новый собственник, ему просто продают квартиру с прописанными в ней людьми…
По идее, собственник должен обеспечить бывших членов семьи другим жильем, отчуждение квартиры невозможно, пока не решен вопрос с их проживанием. В Думе наши поправки прошли первое чтение, но воз и ныне там.
- Как вообще получилось, что был принят такой Жилищный кодекс?
- Фонд экономики города, один из разработчиков кодекса, говорил: надо принять, а потом будем корректировать. Хотели провести вместе с пакетом законов об ипотеке. Вот и провели - кодекс, требующий 400 поправок. Сейчас речь идет фактически о новой редакции, по каждой поправке не сделаешь новый законопроект, это нереально. Когда людей выкидывают на улицы, встают общаги, перекрывают шоссе, - начинают прислушиваться. Чтобы провести поправку по общагам, приходится обращаться в Верховный суд - спасибо им, они дали такое разъяснения, что стало чуть легче. По капитальному ремонту то же, теперь иски будут удовлетворяться.
