Документ 12

" Его И. Величество, между многими отеческими попечениями о благоденствии своих верноподданных, простирая милосердие свое и на жителей селений безлесных, высочайше повелеть соизволил, открывшейся Новороссийской губернии, в Бахмутском уезде, каменный уголь ввести в большее обыкновение к употреблению; почему сим и извещается: 1) что уголь означенной весьма удобен не только к употреблению на винокуренных и кирпичных заводах, к жжению извести и к исправлению всех хозяйственных нужд, а потому 2) есть ли кто для означенных надобностей иметь его пожелает, тот может получить в означенном уезде при казённом селении, называемом Третья рота, заплатя на месте по 4 коп. за пуд."

"По высочайшему повелению балтийского карамельного флота дивизии красного флага мичман Симаков, за порядочной привоз из Костромы рекрутской партии, так что во время следования его с оной им бежавших, ни больных не было, произведен в лейтенанты."

"Тульскому купцу Сидневу, просившему об определении его к таганрогскому порту браковщиком ладана, отказано яко в такой просьбе; которая до рассмотрения Е. И. В. не принадлежит."

"Продается книга: "Способ отгадывать имена, кто кого любит или о ком задумает", 15 коп., "Арапский кабалистик, прорицающий будущее и предсказывает судьбу каждого человека", 20 коп."

Едва наш караван, состоящий из двух десятков деревянных посудин, похожих на маленькие галеры, миновал Балахну, как бурлящая непонятная радость заставила выйти на палубу и стоять там с глупой улыбкой. Ещё немного, рукой подать, и покажется за болотистым берегом Мещерского пустыря родной город. Хотя нет, сначала село Сормово, а потом уже Нижний. Кабы не тучи с моросящим дождём, можно было бы увидеть кремлёвские башни и сбегающие уступами к самой воде стены. Родина… чёрт побери, сколько отсутствовал? С начала сорок второго года. И в этой шкуре четыре месяца.

– Прикажете приготовиться, Ваше императорское Величество? – Аракчеев отпустил бороду, что вместе с ярким кафтаном в старинном стиле заставляло вздрагивать и испуганно креститься встречавшихся по пути купцов – очень уж на Стеньку Разина похож. И мордой, и общим её выражением.

– Здесь приставать не будем, сперва в Подновье.

– Понятно, государь.

Интересно, что же ему понятно? Наверняка ведь решил, будто поступаю наперекор мамашиной памяти – она, помнится, в своём путешествии делала остановки как раз наоборот. Нет, просто очень хочется поскорее увидеть родную слободу, может быть, даже родственников отыщу. Разумеется, родственников из будущей жизни. У императора Павла Петровича их здесь нет.

Нижний показался… Стрелка… красиво… Ивановская башня почти напротив, Предтеченская церковь чуть ниже её по склону. С паперти этой церкви Минин и призывал народ ко Второму ополчению. А если памятник там поставить? Спасители Отечества. Ага… И примерно отсюда уходило на Москву войско Тохтамыша, на две трети состоявшее из нижегородцев. Так… забудем… а кто напомнит, тому в рыло.

По берегу толпы народа. Самые любопытные и нетерпеливые выходят навстречу в лодках, разукрашенных цветными тканями и коврами. Я бы в такую погоду плевать хотел на всех императоров – завалился бы на тёплую печку, принял рюмочку чего покрепче… Когда-то, кстати, на этом и погорел. Не слышали историю? Ах да… приезжал как-то в наш город сам маршал Тухачевский… Всё как положено – транспаранты, оркестры, товарищ Жданов с полуторачасовой речью, физкультурницы в майках и спортивных трусах. А мы как раз из Варнавина вернулись, где банду Мишки Скворцова брали. Насквозь промокли, устали хуже собак, да и плюнули на все встречи. Ага, плюнули… ровно через неделю все три звезды с петлиц-то и осыпались. Знатный поджопник получился – летел из органов без всяких крыльев, и приземлился только в порту. Но уже грузчиком.

М-да… чуть не посадили… жополизы маршальские. Зато в тридцать седьмом, когда наполеончика нашего за пухлую задницу прихватили, тот инцидент в заслугу пошёл. А в партии хоть и восстановили, но на Малую Покровскую работать всё равно не взяли. И звание не вернули. Ладно, дело прошлое, чего уж ворошить…

Напротив Кремля толпа самая густая и разноцветная. В подзорную трубу хорошо виден губернатор с большим караваем на вышитом полотенце, растерянным взглядом провожающий наш караван. Господин Кудрявцев так обеспокоен явным проявлением монаршей немилости, что не замечает, как вокруг него стремительно образуется пустота, только недавно заполненная верными подчинёнными. Потом, при случае, объясню Егору Францевичу, что претензий к нему не имею. И рекомендую организовать из местного чиновничества роту добровольцев в штрафной батальон – при правильно сделанном предложении добровольцы всегда найдутся.

С батальонами этими, кстати, не всё гладко вышло. Создавая самый первый, я предполагал, что они станут чем-то вроде военной передвижной тюрьмы, где осуждённые будут перековываться в нормальных людей и, заодно, исполнять некоторые опасные задачи. Но после Ревельских событий и преобразования самого первого батальона в Красную Гвардию, начался дурдом. Да-да, обыкновеннейший дурдом. Кому, скажите, в здравом уме придёт в голову проситься на почти верную смерть? Тем не менее меня буквально завалили рапортами и прошениями о переводе. Это не считая тех бумаг, что поступали военному министру графу Аракчееву.

Пришлось кое-что изменять, многое придумывать на ходу, а что-то вообще объявить подлежащим решению только после победы. И было обнародовано следующее:

А) Срок службы в штрафниках составляет десять лет для направляемых туда по суду, и четыре года для прочих штрафных добровольцев.

Б) Семьи крепостных крестьян, добровольно поступивших в службу штрафную, получают вольные, а сами они по выходу срока, жалуются званием вольного хлебопашца с наделом в сорок десятин в центральных, или восемьдесят в сибирских губерниях по выбору.

В) Помехи и препоны к поступлению в службу со стороны любого лица являются фактом вопиющей государственной измены и покушением на Императора и Отечество.

Г) Крестьяне крепостные и экономические, изъявившие желание оружно послужить Отечеству в войсках обычного строю, подлежал призыву на срок в двенадцать лет, по истечении которых пользуются вышеозначенными жалованными льготами.

Д) В боевых действиях выслугу офицерам сих батальонов считать втрое, но со строгим учётом, дабы впоследствии количество генералов не превысило разумные пределы.

– Догоняют, Ваше Императорское Величество!

– Кто и кого? – недоумённо оборачиваюсь к Аракчееву.

– Губернатор следом за нами последовал.

Перевожу взгляд за корму. Ага, точно, длинная шестивёсельная лодка чуть не выпрыгивает из воды, настигая неторопливый караван. Вот настырный! Совсем как французский посланник, прожужжавший все уши криками и мольбами о помощи Египетской армии Наполеона. Он и турецкого пашу с собой приводил, как доказательство того, что султан ни в коем случае не против прохода русского флота через проливы. И намекал, свинья, будто в противном случае Бонапарт может задуматься о союзе с англичанами. Ну-ну… вот прямо таки сейчас и бросятся друг к другу в пламенные любовные объятия. С разбегу.

Но посланник, похоже, и сам не верил собственным завуалированным угрозам, потому что продолжал лебезить и прогибаться. Впрочем, это его дело. Пусть хоть наизнанку вывернется и в таком виде по Петербургу бегает, но пока не увижу наличных и не услышу их благородный звон, ни один боевой корабль не выйдет из Севастополя в сторону Египта. Или, на худой конец, можно расплатиться расписками о погашении наших долгов голландским и итальянским банкирам. Они, помнится, уже наполеоновы подданные? Как, ещё не объявлял себя императором? Досадно, право слово, но исправимо – разве не стоит признание сего титула законным каких-то жалких пятидесяти миллионов?