Да, о чём это я? Вроде бы начал о губернаторе, а перешёл плавно на политику…

– Алексей Андреевич. Распорядись послать всех визитёров и посетителей к чертям собачьим.

Аракчеев морщится украдкой, когда полагает, будто никто не видит. Очень его коробит моя манера упоминать нечистого, более приличествующая какому-нибудь раскольнику. Вот для них слово чёрт не является грубым и бранным, и употребляется столь часто, что поневоле начинаешь подозревать и тех и других в близком родстве. Приходилось по долгу службы присутствовать на допросах старообрядческих начётчиков – после услышанного там, ругань босяков в пивной на Миллионной кажется верхом благопристойности.

– Будет исполнено, Ваше Императорское Величество!

Граф ушёл отдавать распоряжения, а я направил трубу на стены Печёрского монастыря, высотой и количество башен немногим не дотягивающие до кремлёвских. Эх и жирненький карасик… был! А мне только чешуя с косточками досталась. Нет, так нельзя – самодурство хорошо до определённых пределов, а в некоторых ситуациях лучше действовать убеждениями. Впрочем, при известной степени красноречия, с предъявлением одновременно кнута и пряника… Вот мамаша их и применила – обнищала стараниями многочисленных хахалей, да и наложила длань… то есть, лапу волосатую, на земли и денежки монастырские. Называлось это словом столь неприличным, что до сих пор запомнить не могу – то ли секелизация, то ли ещё как… В общем, только колокола у святых отцов и остались, да и то повезло не всем. Печёрские из удачливых, а свыше семисот обителей вообще закрыла, сучка похотливая…

Между мной и монастырём безлесный остров. Если здесь и росли когда-то деревья, то давно уступили своё место капустным и огуречным огородам – почти основному источнику дохода местных жителей. Остальное лишь мелкие подработки. Ну да, если в иной местности заводик по производству полотна из гусиного пуха, два десятка кузниц, варенные предприятия, дающие в год двадцать четыре тысячи пудов паточного варенья из вишен, малины да гонобобеля, и могли являться основой благосостояния, то для Подновья это приятные дополнения. И ещё сады, занимающие крутые склоны высокого, до двухсот саженей, берега.

– Павел, ты так долго под дождём, – Мария Фёдоровна подошла совсем неслышно и встала рядом. – Промокнешь.

– Ничего, – смеюсь в ответ. – Пусть поливает, может, ещё чуток подрасту.

Императрица тоже смеётся – до неё недавно дошли слухи о моих выдающихся… хм… особенностях организма, так что не упускает возможности лишний раз пошутить по этому поводу. И сама же мило краснеет от двусмысленностей. Но смущение не мешает ясности мыслей. В данный момент – излишней ясности.

– Почему мы не остановились в Нижнем Новгороде, Павел?

– Соскучилась по цивилизованности? Балы, натёртый паркет, тысячи свечей в хрустальных люстрах, лакеи в белоснежных чулках… Этого хочешь?

– Твоими стараниями белые чулки можно увидеть разве что в глуши, куда не дошли веянья новой моды, – усмехается Мария Фёдоровна и кокетливо поправляет сарафан.

– Правильно, нехрен тратить деньги на щепетильное убожество, ввозимое со всех помоек развратной Европы. Или вологодское кружево хуже брабантского?

– Лучше, но его нет почти.

– Конечно мало. Любое излишество должно быть редким и дорогим, иначе, что оно за излишество? Вот лапти – товар первой необходимости, потому имеют низкую цену и есть везде в достатке.

– Предлагаешь обуть высший свет в лапти? Тебя не поймут.

– Вот уж на что наплевать, так это на мнение света. Не поймут… а если я их не пойму?

– Ах, Павел, ты такой… такой… – императрица хитро покосилась, вздохнула прерывисто, и прижалась пухлым плечиком, как бы намекая, что слухи слухами, но и подтверждать их нужно как можно чаще.

Не будем поддаваться на провокации, товарищи! Тем более остров заканчивается, и сразу за ним открывается небольшой затон со спокойной водой – наша сегодняшняя цель. А тут почти ничего не изменилось! Всё те же лодки на берегу, символически привязанные тонкими веревочками к вбитым колышкам, мосток для погрузки телят на баржи. Зачем, спросите, их грузить? Так ведь здесь каждый клочок земли занят под огороды, и молодых бычков развозят на лето по волжским островам, еще не занятым капустными плантациями, на заливные луга, где нет волков, а постоянный ветерок сдувает надоедливых слепней и оводов. Здешняя телятина супротив всей самая дорогая.

На соседней галере бухнула холостым зарядом пушка – местные жители извещались о прибытии горячо любимого монарха. Или просто обожаемого, но всё равно монарха. Да они уже и привыкли, наверное, к подобным визитам – сам Пётр Великий тут изволил собственноручно липовую рощу посадить***, да и мамаша заезжала к Кулибину за его знаменитыми часами. Мелочная баба…

*** Примечание автора – на сегодняшний день сохранилось шесть деревьев.***

– – Здесь так мило! – Мария Фёдоровна помахала ручкой выскочившим из воды мальчишкам, совершенно не стесняющимся отсутствием штанов. – Они живут в воде?

Ага, русалы бесхвостые… Это для нас купание является развлечением, а пацаны до посинения и до злой судороги в сведённых ногах ловят раков и вьюнов, сбывая их потом в нижегородские кабаки да трактиры. Или к Макарию отвезут, выпросив у кого-либо из отцов лодку, благо до ярмарки всего вёрст семьдесят. Добытчики малолетние… И во взглядах не восторг от лицезрения высочайших особ, а будто счёты щёлкают – не удастся ли ободрать дорогих гостей на пару пятиалтынных, сбагрив улов вместе с корзиной и дырявыми портками в придачу. Прямо сердце радуется – в помолодевшее зеркало смотрюсь.

Пушка стреляет ещё раз, заслужив одобрительные крики детворы, и первая галера тыкается носом в песок. Эти плоскодонки мелей не боятся, тем более взятый в Ярославле лоцман родом из Кадниц, а тамошние мужики из колыбели выходят с точным знанием всей Волги и её притоков. Наследственное, наверное…

Егеря прыгают за борт, не дожидаясь сходней, и рассыпаются по кустам. Ни за что не поверю, будто им всем срочно приспичило по малой нужде – наверняка сейчас засядут в зарослях, чтобы даже наглая чайка не смогла нагадить на охраняемый объект. Этим объектом являюсь я лично, императрица Мария Фёдоровна, и самый младший из Великих князей – малолетний Николай Павлович. Если остальных детей удалось оставить в Петербурге без особых проблем, то этот проявил твёрдость характера, буквально с боем вырвав обещание взять с собой в путешествие. Подозреваю, что надеется встретить по пути придуманного мною колобка…

Аракчеев морщится, углядев в отсутствии встречающих умаление императорского величия. Смотрю на него с укором:

– Полно тебе, Алексей Андреевич, мы же нежданно-негаданно нагрянули. А, как известно, незваный гость хуже татарина.

– А колобок – лучше! – Николай топает ногой по палубе, привлекая внимание. – Папа, давай дадим колобку графский титул!

Хорошее предложение, но немного несвоевременное. Если под именем колобка понимать Матвея Платова, то сейчас он где-то под Оренбургом застрял. А если гонец с приказом прибыл, то уже выдвигается на Кавказ, в усиление армии Цицианова – есть кое-какие мысли насчёт… Ибо турок что-то совсем бояться позабыл. Напомним?

А вот и встречающие! Только не с берега – с воды. Нижегородский губернатор видимо решил, что возможный царский гнев предпочтительнее царского безразличия, и рискнул явиться пред светлы очи государевы.

– Ваit Императорское Величество. Позвольте выразить искреннее…

Речь цветистая и витиеватая, украшенная без меры цитатами из Писания, латинскими пословицами, наполовину на французском языке. Неужели я что-то пропустил, и Нижний Новгород случайно завоёван Наполеоном? Тараторил минут десять, пока моя кислая физиономия не заставила заткнуться. Но, к превеликому сожалению, ненадолго.

– По древнему обычаю и в знак… – словоблудие пошло на новый виток. Комсомолки-физкультурницы в коротких трусах тоже будут?

– Благодарю за службу и верность, Егор Францевич! – забираю у губернатора пышный белый каравай и разламываю пополам. – Э-э-э… а где?