Из четырех дрезденских куколок осталось лишь две. И одна из них, вернее, один, ничего не станет предпринимать. Он поклялся делать все возможное, чтобы никого не губить, а напротив, бороться за жизнь, даже за жизнь тех, кто заслуживает смерти.

Для меня было невыносимо покинуть Кэрри одну ночью, первой ночью, которую ей предстояло провести в земле. Мне было необходимо побыть эту ночь с ней и каким-то неведомым образом ее успокоить. Я бросила взгляд туда, где подле родителей Пола и его старшего брата, умершего еще до рождения Аманды, покоились Джулия и Скотти. Интересно, подумала я, что мы, Фок-сворты, делаем на фамильном кладбище Шеффилдов? Что значило это для каждого из нас?

Было ли бы лучше для Кэрри, если бы Алекс не вошел в ее жизнь и не полюбил ее именно тогда, когда это случилось? А если бы она не высмотрела на улице маму и не побежала за ней, почитая за счастье всего лишь подержать ее за руку? Разве все сложилось бы по-другому? Да! Все сложилось бы совсем по-другому! Обязательно! Сразу после этой встречи она отправилась покупать крысиный яд, решив, что не имеет права на жизнь, если собственная мать отказалась от нее. И на пончиках оказались не какие-нибудь случайные крупинки: они были от души посыпаны чистым мышьяком!

Кто-то ласково звал меня. Кто-то мягко взял меня за локти и поставил на ноги. Обняв меня за талию и осторожно поддерживая, кто-то уводил меня с кладбища, где я намеревалась пробыть до восхода солнца.

— Нет, Кэти, — сказал Крис, — Кэрри ты больше не нужна. Зато нужна другим. Забудь о прошлом, забудь свои планы мести. Я вижу твое лицо, читаю твои мысли. Я готов поделиться с тобой своим секретом, как найти успокоение. Я и раньше пытался открыть его тебе, но ты не желала слушать. Но пришло время выслушать и поверить! Делай, как делаю я, заставляй себя забыть обо всем, что причиняет боль, помни лишь о том, что приносит радость. В этом весь секрет счастливого существования, Кэти. Забыть и простить.

Я обратила на него горький взгляд, полный холодного презрения:

— Прощать у тебя и в самом деле хорошо выходит, Кристофер, но вот забывать — что-то не очень получается. Он стал пунцовым, как заходящее солнце.

— Кэти, пожалуйста! Разве прощение не благородней забвения? Я просто стараюсь помнить лучшее.

— Нет! Нет! — Но я все-таки цеплялась за него, как грешник в шаге от преисподней хватается за соломинку спасения.

Не скажу наверняка, но мне показалось, что когда мы подходили к машине, припаркованной на шоссе, какая-то одетая в траур женщина с лицом, скрытым черной вуалью, скользнула за ближайшее к ней дерево. Спряталась, чтобы мы ее не увидели. Но мне хватило мимолетного взгляда: я заметила у нее на шее сверкающую жемчужную нить. И тонкая белая рука поднялась, по старой привычке завязав ожерелье в узел и тут же распустив его.

Так делала только одна из знакомых мне женщин, ей самое время было облачиться в траур и затаиться. Затаиться навсегда!

Пусть будут черны ее дни! Все до одного!

Я позабочусь, чтобы каждый миг, отпущенный ей в этой жизни, был беспросветно черен. Чернее дегтя, которым мне помазали голову. Чернее предметов в запертой комнате, чернее самых темных теней на чердаке, куда нас посадили, когда мы были малы и запуганы, когда так нуждались в любви. Чернее глубочайшей бездны ада.

Я довольно ждала своего часа. Да, довольно ждала. И если Крис попробует меня остановить, то даже ему будет не по силам предотвратить мою месть!

После безвременной кончины Кэрри в жизни всех нас, любивших ее, образовалась пустота. Теперь настал мой черед лелеять ее фарфоровых кукол. Крис решил поселиться при клинике Виргинского университета и уехал. Он хотел жить поближе ко мне.

— Оставайся, Кэтрин, — взмолился Пол, когда я объявила, что намерена вернуться к себе в горы и стать учительницей танцев. — Не уезжай, не оставляй меня снова одного! Джори нужен отец, мне нужна жена, ему нужен мужчина, которому он мог бы подражать. Мне до смерти надоело любить тебя от случая к случаю.

— Не сейчас, — сказала я с твердой решимостью, высвобождаясь из его объятий. — В один прекрасный день я вернусь к тебе, и мы поженимся, а пока что у меня есть кое-какие незаконченные дела.

И вскоре я опять взялась за свое дело, неподалеку от того места, где Фоксворты жили в своем доме. Я разработала целый план. Без Кэрри у меня прибавилось хлопот с Джори. Он уставал в школе танцев, к тому же ему хотелось играть со сверстниками. Я записала его в специальную подготовительную школу и наняла горничную, чтобы та помогала мне по хозяйству и сидела с Джори в мое отсутствие. Вечерами я выходила на охоту, естественно, в поисках одного-единственного человека. Пока что он ускользал от меня, но рано или поздно судьба устроит нашу встречу, и тогда: да поможет тебе Господь, мамочка!

Местная газета поместила большой панегирик в честь Бартоломью Уинслоу, когда он открыл вторую адвокатскую контору в Хиллендейле, в то время как его младший компаньон остался управлять первой конторой в Грин-гленне. Два офиса, подумала я. Чего только не купишь за деньги! В мои планы не входила такая наглость, чтобы связаться с ним напрямую. Наша встреча должна была произойти «случайно». Оставив Джори на попечение Эммы Линдстром играющим с двумя другими детишками в нашем обнесенном оградой дворе, я села за руль и отправилась в лес неподалеку от Фоксворт Холла.

Барт Уинслоу был в своем роде знаменитостью, и все подробности его частной жизни были прекрасно известны, так что из сообщения в газете я знала, что он имеет привычку по утрам пробегать по несколько миль до завтрака. Очень кстати, здоровое сердце ему как раз пригодится в самом ближайшем будущем.

Я целыми днями изнуряла себя бегом по грязным дорожкам, которые то разветвлялись, то петляли, заваленные мертвыми, сухими и хрустящими листьями. Стоял сентябрь, со дня смерти Кэрри прошел уже месяц. Я с грустью думала о ней, вдыхая едкие запахи костров и вслушиваясь в звуки топора. Запахи и звуки, которые оценила бы Кэрри, — о, Кэрри, они нам заплатят за все! Я их заставлю заплатить. Как-то само собой получилось, что я забыла о том, что Барт Уинслоу не имел к этому никакого отношения. Он — нет, а вот она… Как быстро текло время, а я еще ничего не сумела сделать. Где он скрывается? Прочесывать холостяцкие бары я не могла, это было бы слишком банально и слишком нарочито. Когда мы с ним встретимся, а это рано или поздно произойдет, он скажет какую-нибудь избитость, а может быть я, и это станет началом или концом этой истории, который уже давно рисовался мне с того самого момента, как я увидела его танцующим с моей матерью в рождественскую ночь.

Как это чаще всего случается, встретиться с ним мне довелось отнюдь не на беговой дорожке. Однажды в субботу в середине дня я сидела в грязноватом кафе, как вдруг в дверях возник Барт Уинслоу! Он огляделся, заметил меня за столиком у окна и подошел. На нем был типично адвокатский костюм-тройка, который, наверное, стоил целое состояние. У него был очень важный вид в этом костюме да еще и с атташе-кейсом в руке. Он широко улыбался, при этом его худощавое загорелое лицо имело несколько зловещий вид, а может быть это я сама на себя нагоняла страх.

— Та-ак, — протянул он, — разрази меня гром, если это не Кэтрин Дал, та самая женщина, с которой я уже несколько месяцев, как жду встречи.

Он поставил свой атташе-кейс, не дожидаясь приглашения с моей стороны, уселся напротив и, облокотившись на стол, с напряженным интересом уставился мне прямо в глаза.

— Где вы, черт возьми, прячетесь? — спросил он, одновременно ногой пододвигая свой кейс к себе поближе, чтобы удобнее было приглядывать за ним.

— Нигде я не прячусь, — ответила я, стараясь скрыть охватившую меня нервозность.

Он рассмеялся, и глаза его скользнули по моему обтягивающему свитеру и юбке, и дальше по той части моей нервно подрагивающей ноги, которую он мог видеть. Затем лицо его стало серьезным.