Кроме того, половой разнузданности до некоторой степени перешел дорогу феминизм. В отношениях полов женщины, как ни крути, остаются преимущественно пассивной стороной, а в мультикультурной классификации они — «угнетенные». Выступая в общем строю мультикультуралистов, феминистки, эти «Елены, сбежавшие от своих Менелаев» (воспользуюсь выражением В. В. Розанова), ощетинились против сильного пола, предупреждая «поползновения» с его стороны: кто «не так посмотрел», уже уличен в sexual harassment (тема, достойная пера Рабле или Свифта). По-английски это называется prudery (от фр. рruderie — «притворная стыдливость», «показная щепетильность»).
И здесь тоже не обошлось без участия пуританских прабабушек. Кто видел известный фильм «Дилижанс» Дж. Форда: там есть сцена, где пуританский городишко Покер-Флет выпроваживает проститутку под «конвоем» сухопарых дам с постными лицами. Так вот, феминистки часто напоминают мне этих дам.
Зато мультикультуралисты грудью стоят за геев и лесбиянок: они ведь не просто «угнетенные», но и гонимые, то есть были гонимыми до некоторых пор. Сейчас, наоборот, гонению подвергаются те, кто с подобными причудами человеческой природы, назовем их так, мириться не хочет.
Университеты установили в стране «диктатуру добродетели», считает Бернстейн. Слово «добродетель» употреблено им с ироническим оттенком, а заключенное в кавычки выражение взято не у кого иного, как у Робеспьера. «Не хочу быть мелодраматичным, — пишет Бернстейн. — Мы не повторяем опыт Французской революции, и нам не грозит гильотина или что-то подобное диктатуре Комитета общественного спасения (хотя слабые версии его у нас уже есть). Но нам грозит узкая ортодоксия — не исключающая каких-то крайних ее проявлений, — принятая якобы во имя плюрализма, который она на самом деле прямо отрицает» [11] .
Другие критики мультикультуралистов зовут их «бешеными» — употребляя еще один термин, взятый из времен Французской революции. «Бешеные» (экстремистская фракция в якобинстве) тоже ведь были сугубыми моралистами.
«Мы все — мультикультуралисты»
Уже на пороге нового века мультикультурализм потек из университетов, как манная каша в гриммовской сказке. К чему это привело, пишет известный консервативный деятель П. Бьюкенен (кандидат в президенты от республиканцев в 1992 и 1996 гг.): «Горстка марксистов-ревизионистов сумела „исказить” американскую культуру и содействовала началу деконструкции нашего общества. На могиле архитектора Кристофера Рена написано: „Lector, si monumenta requires, circumspice” (если ищешь памятник, оглянись вокруг). То же самое можно сказать и о Лукаче, Грамши, Адорно и Маркузе — тех четверых, кто организовал культурную революцию». И далее: «Захлестнула бы Америку революция 1960-х, не напиши Грамши своих „Тюремных тетрадей”, не покидай Адорно и Маркузе Германию? Только ли в Лукаче, Грамши, Адорно и Маркузе корень всех зол, всех наших бед? Конечно, вряд ли, но именно эти четверо разработали стратегию и тактику успешной марксистской (точнее, неомарксистской. — Ю. К. ) революции на Западе; культура, которую они стремились подорвать, уже не является доминирующей ни в Америке, ни на Западе в целом. Эти четверо начали свою американскую карьеру изгнанниками, а завершат ее посмертно, быть может победителями» [12] .
«Оглянемся вокруг», как советует Бьюкенен. Заметим прежде всего, что в самих университетах «новым сознанием» заражены не только гуманитарии, но почти в такой же мере естественники и «точники». Ничего похожего на противостояние «физиков» и «лириков» здесь нет. Да и те, кто только еще поступает в университет, приходят к его порогу уже обработанными в соответствующем духе, ибо учительские составы средних школ (разве что за исключением католических и некоторых частных колледжей) давно укомплектованы идейными мультикультуралистами.
А выпускники университетов получают возможность влиять на общество и его культуру, не только заполняя учительские комнаты средних школ, но и поднимаясь по ступеням различных служебных лестниц — всех ветвей власти, культурных учреждений, благотворительных фондов и т. п. — и пополняя собою творческую интеллигенцию, работающую на СМИ и на кинопроизводство.
Последнее дает возможность увидеть, как глубоко проник мультикультурализм в американскую жизнь. Поскольку вообще голливудское зеркало — избирательное, порою откровенно кривое, порою слепое или только «запотевшее» — отражает жизнь. Конечно, Голливуд — самостоятельный «игрок» на американской сцене и день ото дня развертывает свою художественную панораму, где среди всего прочего случаются и творческие удачи, и прозрения. (Посмотришь какой-нибудь «День сурка» и видишь, что в недрах нации сохраняются еще — хотя бы как идеал — целомудрие, любовь, добрая непосредственность и традиционная жизнерадостность. Но не уходящая ли это Америка?) Тем не менее по голливудской продукции можно судить, сколь далеко зашла мультикультурная дрессировка американского общества. Вот только некоторые частности: исследователи морфологических корреляций в обществе и культуре не уловят ли, например, связь между новой голливудской манерностью и новым морализмом? Между мультикультуральной «спекуляцией на понижение» и стилизованной вульгарностью, которой в последние годы «блещет» Голливуд? Следует только принять во внимание, что сами киношники, как и вообще творческая среда, в гораздо большей степени заражены мультикультурализмом, чем общество в целом.
Возможно, что абсорбции мультикультурализма способствовали транснациональные корпорации (ТНК), стоящие «выше» национальных традиций
и заинтересованные в том, чтобы ничей взгляд не задерживался на расовых и национальных отличиях. Фактом является то, что ТНК щедро субсидируют университеты и мультикультурные фонды (начальные и средние школы состоят на государственном обеспечении). Но вряд ли справедливо утверждение, что мультикультурализм «обслуживает» ТНК. В нем укоренена марксистская антипатия к капиталу, которую он не считает нужным скрывать. Другое дело, что мультикультуралисты не уделяют первостепенного внимания экономике, более того, выступают против «экономического перекоса» в мышлении современного человека; последнее, как я полагаю, тоже следует записать им в актив.
Так или иначе, в «верхах» американского общества мультикультурализм чаще приемлют, чем отвергают. «Мы все теперь мультикультуралисты», — сказал не так давно один из губернаторов. Это напоминает слова некоей английской герцогини, в 20-х годах прошлого века адресованные лейбористскому премьеру Рамзею Макдональду: «Мы все теперь социалисты».
Есть прагматическая подкладка и в той широкой как будто поддержке, которую получили взгляды мультикультуралистов в расовом вопросе. Доминирование белой расы в Америке близится к концу; недалеко время, когда белые станут арифметическим меньшинством. Необходим, следовательно, какой-то новый modus vivendi, отличный от того, что был принят в прошлом. Но подлинно ли способен мультикультурализм обеспечить благоразумное расовое сожительство — большой вопрос.
Мультикультурализм давно распространился в иных краях, в первую очередь в цивилизационно близкородственной Европе, чему американские мультикультуралисты всячески способствуют. В них по-своему претворилась пуританская воля к всемирности (в противоположность Лютеру, опиравшемуся на принцип народности, Кальвин на своем женевском «пятачке» «восстановил в правах» всемирность, изначально свойственную христианству, но в его случае сделавшуюся претенциозной из-за его сектантских, по сути, взглядов), помноженная на аналогичную просветительскую традицию.
Кстати говоря, отечественным обличителям американского империализма, реального или мнимого, не следует видеть в мультикультуралистах союзников только потому, что те критикуют власти и выступают, порою очень резко, против тех или иных акций американского правительства за рубежом, квалифицируемых ими как насильственные. Мультикультуралисты критикуют любые власти и любые действия иностранных правительств, которые, исходя из своей специфической логики, считают неприемлемыми, полагая себя в этом смысле образцом для остального мира, своего рода обновленным «Городом на Холме». Мультикультурализм — жук-древоточец, не только подтачивающий американскую государственность, но, подобно колорадскому жуку, расползающийся по белу свету, чтобы всюду делать то же, что он делает в Америке.
