Рина повернулась, когда, словно дуновение ветра, влетел Янси. Оба рукава его рубашки обуглились и, похоже, у него обгорели брови. Однако он вел себя достаточно спокойно, несмотря на тяжелое дыхание.

— Все в порядке, майор, — сказал он. — Мы справились с пожаром.

Дэн Кэролл со столь же непоколебимым спокойствием взглянул на Янси. Даже сейчас он выглядел как человек, который встречал и более неприятные ситуации и справлялся с ними.

— Пожалуйста, расскажите миссис Селби о том, что случилось, — сказал он. — Я нужен там, на месте пожара.

Врач плантации налил себе выпить и не думал говорить. Рина снова стала глядеть на языки пламени. Они горели ярко, но она понимала, что огонь отступает. Склад и хлопкоочистительный завод находились на безопасном расстоянии друг от друга; стоял спокойный вечер, и почти не было опасности, что огонь может распространиться… Она уже видела, как с десяток кавалеристов армии Союза выстраиваются с ведрами в руках у колодца скотного двора, и почувствовала, что ее омывает горячая волна стыда за то, что она обвинила майора. Разорванный в клочья плакат лежал у ее ног. Она нагнулась, чтобы собрать их и отдернула руку, видя испытывающий взгляд Янси.

— Лорена, он пообещал тебе то, что ты хочешь?

— Мне так показалось.

— Подумай о следующем. Пожар возник случайно. Один из часовых уснул на крыльце хлопкоочистительного завода. В руках он держал зажженную трубку.

Рина прикрыла руками глаза, хотя и не хотела плакать: она уже выплакала все слезы.

— Значит, я еще раз недооценила майора?

— Никто не станет винить тебя за это.

— Я извинюсь перед ним, когда он вернется, — оцепенело пообещала она.

— Думаю, на твоем месте я поступил бы так же. — Янси вышел на портик и стал всматриваться в темноту. — Селби будет в безопасности, когда потушат огонь, — сказал он. — Дэн Кэролл не из тех, кто забывает о своих обещаниях.

Оба умолкли, когда на лужайке появился Люк Джексон. Надсмотрщик почернел от дыма, но принес обнадеживающую новость. Пожар заканчивался сам собой, причем очагом возгорания был хлопкоочистительный завод. Большому Дому с самого начала не грозила ни малейшая опасность; амбарам и хижинам, если не считать нескольких мест, куда упали тлеющие угли, пожар не причинил никакого вреда.

Люк неохотно признал, что военные Союза вместе с рабами плантации тушили пожар. Некоторые из них получили ожоги: в лечебнице требовалась помощь Янси.

— Вам удалось спасти хлопок? — спросила Рина.

— Всего лишь десяток тюков, мадам.

— Скажи майору, что я иду, — велел Янси. Он положил руку на плечо Рины, когда надсмотрщик, прихрамывая, направился к амбарам. — Слишком не горюй, — утешил он. — Тяжело смотреть, когда целое состояние превращается в дым, но могло быть и хуже. Если бы подул северный бриз, дом тоже сгорел бы.

— Какая польза от Селби без хлопка?

— Впереди новые урожаи.

— Мне едва хватит денег, чтобы накормить рабочих в следующем месяце. К Новому году у нас не останется ни цента.

— Только не говори, что тебя испугал сгоревший склад. Подумай о Гринтри и Гамильтон Хандред. У тебя есть хотя бы крыша над головой и защита до конца войны.

Рина задумчиво кивнула, все еще не поднимая головы. Она неподвижно сидела на диване. Теперь, когда Янси собрался уходить, она стряхнула с себя душившее ее оцепенение.

— Если майор найдет свободную минуту, — сказала она, — мне хотелось бы поговорить с ним здесь.

— Думаю, что он догадывается об этом, — серьезно ответил Дядя Док. — Но я ему все равно передам.

Рина продолжала сидеть на углу дивана, пока Кэролл пересекал портик. Она держала спину прямо, словно аршин проглотила, расположение ее юбок и сложенных рук сделали бы честь дамскому журналу Годея[14].

— Майор, входите, пожалуйста.

Кэролл заговорил не сразу, но она, не поворачиваясь, поняла, что он подошел к рабочему столу.

— Полагаю, надсмотрщик сообщил вам, что случилось.

— Я знаю все. Простите меня за глупое поведение?

— Не извиняйтесь. Ваше подозрение было вполне обосновано.

Не осмеливаясь взглянуть на него прямо, пока он усаживался за столом, она заметила, что майор раздет до пояса и лишь пончо прикрывает его голые плечи. Видно, он тоже вместе с остальными тушил пожар. Без туники и эполетов он выглядел гораздо моложе.

— У меня здесь остались кое-какие незавершенные дела, — пояснил он. — Это займет не много времени.

Услышав, как перо скользит по бумаге, она осмелилась поднять глаза. Кэролл расправил на столе еще один плакат начальника военной полиции. Рина заметила, что он написал на нем свое имя, а вверху печатными буквами аккуратно вывел название плантации — Селби Холл. Она не шевельнулась, когда он поднялся и положил плакат на диван рядом с ней.

— Пожалуйста, только не рвите этот экземпляр, — сказал он. — У меня ограниченные запасы.

— Спасибо, Дэниел, — тихо произнесла она.

— Лорена, я обещал вернуться сюда, — сказал он. — Когда это произойдет, я вам еще раз протяну свою руку. Возможно, вы сочтете возможным взять ее.

Только низкий тембр голоса выдавал его чувства, пока он шел через гостиную к арке, ведущей в галерею и гостевое крыло. Рина безумными глазами смотрела ему вслед.

— У вас так принято прощаться? — спросила она.

— Разве пока этого недостаточно?

Кэролл обернулся, встав под аркой, и взглянул на нее. Лорена впервые поняла, как сильно обидела его.

— Дэниел, этот пожар, наверное, стал дурной приметой, — сказала она. — Даже притом, что тут нет вашей вины.

— Теперь вы хотя бы поверили, что я сдержу свое слово.

— Разумеется. Мне предстоит сдержать свое.

Ее голос вовремя задержал его в тенистой галерее.

— Лорена, я думаю, нам следует расстаться друзьями.

— Возможно, мы никогда не станем друзьями. Но мы все еще можем стать любовниками.

При этих словах она вскочила и стремительно бросилась в его объятия. На этот раз, когда его уста устремились к ее губам, она жадно подставила их. Они больше не говорили, он взял ее на руки и унес под арку.

Лорена встала на рассвете, за полчаса до того, как горны войск Союза протрубили подъем.

Дэн Кэролл крепко спал, когда она вышла из спальни. Она нежно прошептала прощальные слова: уже вряд ли имело значение то, что он не знал об ее уходе. Причину он поймет, когда проснется.

В этот час внизу не было слышно ни звука. Она незаметно спустилась по лестнице. Только Матушка Джо будет знать, где она провела ночь. Вернувшись в свою комнату, она долго рассматривала лицо в зеркале, размышляя, под какой маской ей днем предстать перед всеми. Подошло бы серьезное идеально строгое лицо, но она уже никогда не станет прежней.

В объятиях Дэна Кэролла она поняла, что такое упоение. Трагедия Лорены заключалась в том, что она пережила это слишком поздно, и чтобы испытать такое чувство, ей пришлось броситься в объятия врага. Но она не жалела о ночи, отданной любовной страсти. Даже если должна будет хранить свои переживания в памяти, даже если она не сможет никому рассказать о них, эта ночь оправдала себя.

Когда в лагере войск Союза протрубили горны, она поднялась под самую крышу Большого Дома и вышла на «вдовью дорожку», которую здесь построили по распоряжению судьи. С этой доступной ветрам высоты она могла обозревать свои владения до соснового леса, который сливался с горизонтом на севере, и до поворота дороги близ реки. Эта земля купалась в лучах восходящего солнца и казалась девственной. Только когда рассвело яркое утро, она разглядела за склоном холма обугленные руины Гринтри и разрушенные стены Гамильтон Хандред.

Пока она наблюдала, 2-й Пенсильванский кавалерийский батальон тронулся в путь. Впереди лихо развевались флаги. Всадники ехали четкой колонной по четыре в ряд, и синим потоком потекли через ворота. Не успела она как следует рассмотреть кавалеристов, как они скрылись за спуском к речному берегу. С этого расстояния нельзя было разглядеть лица. Она лишь знала, что Дэниел находится среди них и, что она с ним, возможно, уже никогда больше не встретится.