— Значит, ты добрался до Гринтри?

— Да, мадам. Я также завернул в Гамильтон Хандред.

— Это правда, что обе плантации сгорели дотла?

— В Гринтри не осталось ни одной целой стены: все сгорело. Мисс Бюэлл переселилась в одну из хижин своих рабов.

— А Гамильтоны?

— Они переселились в один из табачных амбаров полковника.

— Надеюсь, ты пригласил сюда обе семьи.

— Миссис Селби, они не придут сюда после того, как вы разделили трапезу с майором Кэроллом.

Рина горько улыбнулась: на свое предложение приютить их — другой реакции она и не ожидала.

— Что ты еще узнал?

— Плантация Варнеллей все еще стоит на месте. Вряд ли мне надо объяснять причину.

— Ты намекаешь, что офицеров янки можно подкупить?

— Все Варнелли неуязвимы, мадам. У них кошельки туго набиты звонкой монетой. Они «белая шваль», и всем это известно. Теперь те же разговоры ведутся о Селби.

— Здесь мы никого не подкупали.

— Тогда почему у нас еще стоит крыша над головой?

— Во-первых, потому что этот дом стал штабом майора Кэролла. Во-вторых, потому что он лично сочувствует побежденным. По крайней мере, он так утверждает, однако я все же думаю иначе.

Землистое лицо Люка побледнело.

— Мы обойдемся без его сочувствия.

— Я хочу спасти плантацию своего мужа и сохранить рабочих. Если мне удастся добиться этого, пригласив майора армии Союза на ужин, то сплетни ничего не стоят.

— Миссис Селби, почему вы думаете, что он пощадит нас? Разве он не сжег плантации Бюэллов и Гамильтонов?

Не дрогнув, Рина посмотрела в полные вызова глаза надсмотрщика.

— В данный момент, — твердо начала она, — я не могу ответить на этот вопрос. Могу лишь надеяться, что я точно оценила намерения майора. Пока я их не узнаю, прошу тебя, Люк, держать язык за зубами.

Надсмотрщик в безмолвном гневе крутил свою шляпу.

— Постараюсь, мадам. Но мне это дастся нелегко.

— Если Селби исчезнет, ты останешься без работы. Ты подумал об этом?

— Возможно, но я не хочу сохранить работу такой ценой.

— Ты останешься, Люк, и оставь свое мнение при себе. Думаю, ты мне многим обязан.

— Я вам многим обязан, миссис Селби, но я не могу взять свои слова назад.

Сказав это, Люк ушел, все еще вертя свою шляпу: Рина знала, что он больше не заговорит. Глядя ему вслед, она заметила Дядю Дока, который прислонился к дверям и наблюдал за ней со знакомой улыбкой на устах. Он достал сигару. Встретив его взгляд, она откинула голову назад.

— Что скажешь? Ты меня тоже презираешь?

— Надеюсь, ты сама знаешь ответ.

— Что еще я могла предпринять, чтобы спасти Селби?

— Ты все сделала правильно, — ответил он. — Не обращай внимания на слухи. Главное то, что тебе подсказывает сердце.

— Дядя Док, я хочу спасти свой дом. Все остальное не имеет значения.

Янси выбросил сигару и вошел в гостиную.

— Хочешь обсудить наш план действия?

Янси не шевельнулся, когда она приподняла подушку на диване и достала плакат. Выражение его лица не изменилось, пока он не прочитал его до последнего слова.

— Откуда ты достала это?

— Из полевой сумки майора. Откуда еще?

Янси почти спешно вернул плакат на прежнее место.

— Что дальше?

— Если я правильно понимаю тебя, на плакате не хватает лишь подписи майора?

— Верно, если ему на то сверху будут даны полномочия.

— А что если майор подпишет его без полномочий? Разве он тогда не будет иметь силы?

— Вполне возможно, — ответил Янси. — Но он ведь еще не подписал его.

— Он подпишет, — сказала Лорена. — Пожалуйста, предоставь это мне и не задавай вопросов.

Некоторое время врач плантации внимательно смотрел на нее, затем на его губах появилась улыбка.

— С удовольствием, девочка, — наконец сказал он. — Что ж, предоставляю тебе свободу действия.

Смотря вслед врачу, который пересек фойе и начал подниматься по лестнице неторопливой походкой старика, Рина подавила желание вернуть его назад. Когда он ушел, она последовала за ним, но только до первой лестничной площадки, где спряталась в тени.

Через десять минут она услышала, как раскрылись двери фойе. Казалось, это была целая вечность.

Подсматривая меж столбиков перил, она могла разглядеть лишь голову Дэна Кэролла, который спешил к своему рабочему столу в сопровождении батальонных посыльных. Она услышала, как заскрипел стул, и, подавшись вперед, заметила четкую тень майора на стене. Сейчас она могла лишь прятаться в тени лестничной площадки и ждать своего часа.

В течение следующей половины часа, судя по тяжелому топоту сапог, майор был занят отправлением и получением донесений. Поток входивших в дом и выходивших курьеров, стук копыт на подъездной дороге, казалось, никогда не прекратятся. Только когда, наконец, в фойе и на портике воцарилась тишина, она прекратила тщетное подслушивание и поднялась со ступеньки на лестничной площадке. В следующее мгновение она стояла под аркой фойе и не знала, каков будет ее первый шаг.

Майор, все еще складывающий записки в полевую сумку, похоже, не догадывался о ее присутствии. Рина почувствовала, что его занятость работой не предвещает ничего хорошего. Она, исходя из своей отчаянной стратегии, надеялась, что Кэролл вдруг поднимет голову и продолжит спор, который они не завершили вчера в столовой.

— Я вам помешала?

Кэролл тут же встал.

— Никак нет, миссис Селби. Я уже собирался послать за вами.

— Правда, что вы завтра уходите?

Тут он едва заметно улыбнулся, не отрывая глаз от полевой сумки.

— Я надеялся, что это останется военным секретом.

— Я невольно услышала…

— Мы отправляемся в путь после подъема, чтобы присоединиться к нашей бригаде. Необходимость охранять фланги отпала.

Уговаривая себя задать следующий неизбежный вопрос, Рина почувствовала, что у нее на сердце становится тяжело.

— Вы получили указания относительно плантации Селби?

— Из корпуса только что пришли приказы. Мне даны полномочия решить этот вопрос по собственному усмотрению.

Страх подгонял Рину вперед, но она заставила себя вцепиться в арку фойе, когда он открыл клапан полевой сумки, достал такой же плакат, какой она недавно стащила, и предложил ей взглянуть на него.

— Это специальное извещение нашего начальника военной полиции, — пояснил он. — Такие плакаты были распечатаны для этой кампании по приказу генерала. Вам приходилось видеть их?

— Доктор Янси рассказывал о них, — ответила она. — Я не совсем поняла, для чего они предназначены.

Она совершенно овладела своим голосом, произнося эту наглую ложь. Кэролл не сумел бы догадаться, что ей потребовалось напряжение всех сил, чтобы сдержать слезы, когда он расписался на этом драгоценном квадратном куске бумаги, затем печатными буквами написал ее имя и название плантации — Селби Холл — в отведенном для этого месте сверху.

— Предназначение этого извещения самоочевидно, — сказал он тем же беспристрастным голосом. — После моей подписи плакат стал официальным документом. Уходя, мы прикрепим его к вашим воротам и поставим часового, чтобы приказ соблюдался. Разумеется, это означает, что ваша плантация останется нетронутой до самого конца войны. Любой, кто посмеет стащить из вашего сарая хотя бы курицу, ответит перед военным трибуналом. — Он бросил плакат в кучу с картами и улыбнулся. — Миссис Селби, не удивляйтесь так. Вчера вечером я вам обещал поступить именно так, если командир корпуса предоставит мне такие полномочия. Разве это доказательство не убедило вас?

Она рассмеялась, наконец, сквозь слезы и не пыталась сдержать их. Опустившись на ближайший стул, она закрыла лицо руками. Облегчение, словно бальзам, пролилось на ее душу, когда она впервые осознала, что этот офицер армии Союза искренне желает защитить ее. В то же время она чувствовала, что, как ни удивительно, проиграла. Она не осмелилась взглянуть в лицо Кэролла, когда тот подошел к ней, держа стакан в руках.

— Выпейте это, — сказал он. — Вы испытывали страшное напряжение. Я не хотел продлевать ваши мучения.