Степень оригинальности стихотворения “К ***” особенно можно почувствовать, перенеся его в другой контекст: из сборника тютчевских стихов обратно в указанный альманах. Дабы не быть голословным, проведу эксперимент. Вот два стихотворения из “Пантеона дружбы на 1834 год”, каждое по восемь строк; одно называется “К ***”, другое — “В альбом”; одно подписано “С — въ”, другое — “Т — въ”; одно из них приписывается великому русскому поэту Федору Ивановичу Тютчеву, другое принадлежит неведомому дилетанту от поэзии. Определите, какое из них “характерно тютчевское”:

Прелестны вы, как дева рая,

Как пылкой юности мечта;

Цветет, как роза садовая,

Младая ваша красота!

Скажите: с вами кто посмеет

В неровный спор вступить о том,

Кто так пленять, как вы, умеет

И так блистать своим умом?

Уста с улыбкою приветной,

Румянец девственных ланит

И взор твой светлый, искрометный —

Все к наслаждению манит...

Ах! этот взор, пылая страстью,

Любовь на легких крыльях шлет

И некою волшебной властью

Сердца в чудесный плен влечет.

А вдобавок ответьте на два “детских” вопроса, которые задают себе сомневающиеся:

1) если об этом стихотворении сообщил Быкову Гербель, то почему тот не упомянул его в составленном им подробном перечне тютчевских публикаций6;

2) каким образом неизданное стихотворение Тютчева попало к офицеру И. И. Орлову и было опубликовано (причем с неполной подписью!) в изданном им альманахе среди стихов и прозы таких приметных в истории русской литературы лиц, как Paul (основной вкладчик в “Пантеон дружбы”), Никол. Ленский (не путать с известным водевилистом!), Руфин Алексеев, Х. Сабуров, Я. Федоров, И. Соболев, и других.

Пока на эти два вопроса не будут найдены более или менее убедительные ответы, стихотворение “К ***” едва ли можно считать несомненно тютчевским7. Самое ему место — в отделе “Dubia” или даже (что, на мой взгляд, логичнее) в “Списке произведений Тютчева, приписывавшихся ему ошибочно или без достаточных оснований”.

А в заключение, на закуску — “моя маленькая тютчевиана”: небольшая коллекция выписок наиболее приглянувшихся мне фраз и выражений из комментария к ПСС:

“Автор почерка не установлен...” (стр. 277);

“Они (Тютчев и Пушкин. — А. Б .) впервые сблизились в жанре эпиграммы, и именно на Каченовского” (стр. 288);

“Стихи Тютчева [“Певец. (Из Гёте)”] можно отнести к часто встречаемым на практике собственно переводам” (стр. 345);

“Как видно, Тютчеву не чуждо стремление передавать эстетические переживания природы одновременно в стихах и в прозе (см. его письма)” (стр. 415);

“Автограф — карандашный, хотя во многом синтаксически оформленный” (стр. 428);

“Бенедиктов мог подсказать Тютчеву лирическую тему пробуждения женщины под воздействием утреннего солнечного луча; Тютчев развернул эту тему по-своему” (стр. 455);

“Во всех этих изданиях <...> в названии — русское слово „вилла”” (стр. 462);

“В стихотворении Тютчева 16 ямбических строк, написанных перекрестной рифмой” (стр. 483)8.

Наверное, хватит...

В одном из интервью Л. Я. Гинзбург говорила: “В основе всего лежит точность фактическая, документальная, точность аппарата. Я беспощадно отношусь ко всяческому неряшеству и распущенности в обращении с фактами, с текстами. Тщательное к ним отношение — это элементарная филологическая культура, которую надо воспитывать. К несчастью, у нас она иногда отсутствует”9.

Читая первый том Полного собрания сочинений Ф. И. Тютчева, выпущенного издательским центром “Классика” к 200-летию со дня рождения поэта, я не раз вспоминал эти слова.

P. S. Когда работа над этой рецензией близилась к завершению, из печати вышел второй том Полного собрания сочинений Ф. И. Тютчева, содержащий стихотворения 1850 — 1873 годов. С ним мне удалось ознакомиться уже после того, как текст рецензии был принят редакцией “Нового мира”, поэтому столь же подробно разбирать его у меня не было возможности. Если говорить коротко, то научный аппарат второго тома составлен столь же небрежно, как и первого, как будто работа делалась наспех, так сказать, “поверх расклейки” одного из предыдущих изданий (а именно — пигаревского двухтомника в “Литпамятниках”). Иные конфузные фрагменты комментария можно смело включать в сборники учебных материалов для обучающихся редакторскому делу; в качестве примера выпишу следующие сентенции из преамбулы к тому: “Со времени выхода в свет наиболее полных для своего времени и широко комментированных изданий, подготовленных Г. И. Чулковым (1933 — 1934 гг.) и К. В. Пигаревым (1965 г.), значительно обновилась интерпретация многого в поэзии Ф. И. Тютчева, уточнены датировка некоторых стихотворений, их адресность, изменения места хранения автографов и списков. <…> В комментариях ко второму тому поставлена задача воссоздания тютчевского творческого настроя, поэтической субъективности, своеобразия его эстетических эмоций, раскрытия его духовности, монархических и религиозных позиций. <…> В комментариях дано развернутое объяснение реальной социально-политической ситуации той поры в России и Западной Европе. Впервые прокомментированы религиозные, православные взгляды поэта, отраженные в его стихах, отдельных образах и обращениях” (стр. 335, 336). Что ни фраза — то перл!

В актив комментаторам второго тома можно занести лишь то, что они обращаются к более широкому кругу источников, чем комментаторы тома первого. Появились ссылки на мемуары и переписку современников поэта, на статьи и книги Ю. М. Лотмана, В. В. Кожинова, на “Тютчевские сборники”. Правда, иногда комментаторы демонстрируют прямо рабскую зависимость от работ предыдущих исследователей; так, комментарий к дубиальному стихотворению “Не в первый раз волнуется Восток…” почти слово в слово переписан из первого тома тютчевского “Литературного наследства”. Впрочем, опубликовавший его А. А. Николаев не выражал сомнения в авторстве; а на каком основании комментаторы ПСС отнесли его в раздел стихотворений, приписываемых Тютчеву, — нет даже намека.

Кстати, я оказался плохим пророком, предсказывая, что стихотворение “Я не ценю красот природы…” будет включено в основной корпус, — оно оказалось в этом же разделе, с корявой мотивировкой, совершенно недостаточной для академического издания: “Возможно отнести к числу приписываемых Тютчеву на основании образной и ритмико-стилистической его характеристики, а также отсутствия аргументации выраженного Пигаревым недоверия к мнению Быкова” (стр. 621).

Словом, и второй том столь нужного и столь долго ожидаемого издания не оказался удачей. Посмотрим, что принесут нам тома публицистики и писем.

Алексей Балакин.

С.-Петербург.

1 “Книга. Исследования и материалы”. Сб. 32. М., 1976, стр. 15.

2 Кублановский Ю. Тютчев в “Литературном наследстве” — “Новый мир”, 1993, № 6, стр. 188.

3 Я все же не поленился, лишний раз пролистал комментарий к ПСС и выписал всю упомянутую в нем тютчевиану последних пятидесяти лет. Итак, кроме неоднократно использованных и даже попавших в список сокращений “Летописи жизни и творчества Ф. И. Тютчева” (кн.1: 1803—1844. М., 1999) и книги К. В. Пигарева “Жизнь и творчество Тютчева” (М., 1962) это: статьи В. Э. Вацуро “Почти неизвестный Тютчев” (1988), М. П. Алексеева “„Дневной месяц” у Тютчева и Лонгфелло” (1971), А. А. Николаева “Судьба поэтического наследия Тютчева 1822—1836 гг.” (1979), Р. Лэйна “Hunting Tyutchev’s Literary Sources” (1984; косвенная отсылка), Е. И. Рыскина “Из истории пушкинского „Современника”” (1961; вероятно, списано с комментариев К. В. Пигарева к “литпамятниковской” “Лирике”), а также автореферат диссертации одного из комментаторов ПСС Г. В. Чагина “Родовое гнездо Тютчевых в русской культуре и литературе XIX века” (1998). Кроме того, кое-где упомянуты и процитированы предисловия Н. Я. Берковского, Е. Н. Лебедева и В. В. Кожинова к тютчевским изданиям прежних лет. Кажется, всё...