Война, которая шла в Атлантике или на Тихом океане, по структуре связности была совершенно другой. Огромные водные пространства, разделявшие воинские части и корабли, невозможность однозначно определить линию фронта и необходимость обмена информацией через вражескую территорию (и неизбежный при этом радиоперехват) сделали эту войну — войной криптографов. И английские криптографы сумели взломать шифр “Энигмы” — немецкой шифровальной машины, которая использовалась в том числе для связи с подводными лодками, конвоями, армией Роммеля, действовавшей в Северной Африке. Но мало взломать, нужно еще и сделать вид, что шифр продолжает работать, иначе его немедленно сменят и все придется начинать сначала.
Уотерхауз и Бобби Шафто — другой герой романа, отчаянный американский морпех (его вряд ли можно отнести к удачам романиста, это практически традиционный героический штамп), — занимаются тем, что “выравнивают колокол”, то есть имитируют события, которые могли бы объяснить, почему тонут подводные лодки и конвои, имитируют их таким образом, чтобы с точки зрения немецких криптографов провалы выглядели набором случайностей и аккуратно ложились на нормальное (гауссово) распределение ошибок (“колокол”).
А в наши дни действует внук Лоуренса Уотерхауза — Рэнди. Он программист эпохи раннего Интернета, знаток протокола TCP\IP и операционной системы UNIX, человек, писавший в юности игровые программы, а теперь программирующий маршрутизаторы. Он тот, кто вместе со своими друзьями и партнерами в крохотном, но очень богатом нефтью государстве, с благословения его Султана, создает цифровой рай — Крипту. Это — место, в котором должны сосредоточиться огромные информационные потоки, это — колоссальная цифровая биржа. (Такие биржи существуют в реальности, и крупнейшая из них — Лондонская, через которую непрерывно текут терабайтные потоки данных.) Здесь же в условиях сильной криптографической защиты должна родиться всемирная цифровая валюта — единое расчетное средство Интернета, на которое можно купить все и которое не зависит от капризов правительств и зыбкости реальных валют. Впрочем, почему именно эта валюта будет лишена подобных недостатков, не очень понятно.
Кроме того, что Рэнди блестящий программист, он еще и кладоискатель — он ищет и находит затонувшую подводную лодку с немецким золотом времен Второй мировой и огромный склад, запрятанный в базальтовой скале в джунглях Филиппин, где Япония сохранила свой золотой запас (“килотонны” золота). Вместе с Рэнди в этом нелегком деле участвует Дуг Шафто — сын легендарного морпеха.
Поиски золота можно прочесть как реализованную метафору поиска информации, как открытие и разгадку тайны в самом прямом виде. Хотя, на мой взгляд, авантюрная линия романа и более традиционна, и менее интересна, чем криптографическая. Но, возможно, именно традиционность авантюрной схемы позволяет Стивенсону удержать огромный объем романа и сказать очень многое об очень многом — и о математике, и о криптографии, и о войне, и о современности — например, о старт-апах (start-up) — маленьких высокотехнологичных компаниях, у которых нет ничего, кроме идей, а они пытаются выжить и добиться успеха в высококонкурентной среде. Не всем, но некоторым это удается.
Поиски клада, напрямую связанные с расшифровкой закодированных сообщений времен Второй мировой, оказываются той точкой сборки, вокруг которой строится композиция романа. Действие, раскинувшееся по всему земному шару — от Австралии до Великобритании, от лагеря смертников в нацистской Германии до дворца Султана где-то на Малайском архипелаге в конце XX века, действие, в котором участвуют сотни персонажей — американцы, японцы, филиппинцы, китайцы… — это действие постепенно стягивается к тайнику, где Япония укрыла свой золотой запас. И Рэнди этот клад находит, расшифровав сообщение, которое сохранил его дед в виде набора перфокарт и которые попали внуку при разделе наследства.
Чтобы добыть золото из очень сложно устроенного и практически недоступного тайника, прозванного ее строителем “Голгофа”, Рэнди накачивает в хранилище через шахту солярку и взрывает ее. “За несколько минут насосы нагнетают в Голгофу горючую смесь. Дуг жмет на другую кнопку. В глубине горы раздается приглушенный взрыв. Затем мир содрогается и ревет; рев переходит в вибрирующий вой. Из дренажного отверстия внизу вырывается столб белого пламени… Встает облако пара; вертолеты взмывают ввысь. Рэнди съеживается на берегу под покровом облака, чувствуя, что это последняя в его жизни возможность побыть одному. Через полчаса вместе с горящим газом выплескивается раскаленный поток. Шипя и поднимая пар, он оседает на дно реки. Долгое время не видно ничего, кроме белых облаков, но через час или два под водой и вокруг камня, на котором примостился Рэнди, проявляется, растекаясь по дну, блестящая широкая река золота”.
Рэнди сидит на камушке, как Аленушка, над золотым ручейком. Он счастлив?
Владимир Губайловский.
1 Колокольчики ( нем. Glockenspiel) — ударный музыкальный инструмент: хроматически настроенные металлические пластинки (25—32), размещенные в 2 ряда ступенями <...> звук извлекается ударами 2 металлических, реже деревянных, молоточков (БСЭ).
КНИЖНАЯ ПОЛКА ПАВЛА КРЮЧКОВА
+9
Ален Деко. Апостол Павел. М., “Молодая гвардия”, 2005, 258 стр. (“Жизнь замечательных людей”).
Когда после интернет-раскопок я “напомнил” себе, кто такой Ален Деко — а занимался поиском сведений, уже закрыв последнюю страницу этой воистину счастливой книги, — мое уважение и любопытство еще сильнее упрочились.
…Да, известный исторический писатель, автор занимательных документальных исследований-бестселлеров вроде “Великих загадок истории”, в которых он деликатно и вместе с тем по-холмсовски виртуозно касается самых громких тем — и сакральных, и событийно-человеческих: от Туринской плащаницы до тайны смерти Наполеона, от Потопа до судьбы Жанны д’Арк…
Но и — культурный политик, бывший министр-депутат по вопросам франкофонии, и плодовитый публицист. Затем тот же самый Ален Деко обнаружился как автор сценариев популярных французских фильмов вроде “Анжелики и короля” с одной стороны и “Отверженных” — с другой. А когда четыре года назад во Франции состоялось торжественное перезахоронение праха Александра Дюма, именно Деко поставили во главе специального комитета, руководившего общенациональной недельной (!) церемонией.
Временами он напоминает мне этакого французского Эдварда Радзинского, если под сравнением разуметь сложившуюся исключительность посреднической роли между актуальным освоением исторического наследия и “широкими массами населения”. Тем не менее не забудем, что наш иноземный посредник — член Французской академии.
Деко может показаться если не всеядным и разбрасывающимся, то по крайней мере энциклопедически многопрофильным и решительным человеком, каковым и является. К тому же — национальный писатель с общественным темпераментом, достояние республики.
А его книга об апостоле получилась интимно-домашней и до стеснительной наивности доверительной. Впрочем, и умение писателя осваивать массивы источников, и историчность подхода, и публицистический пафос (например, как бы вослед своему герою, болезненное осмысление неостывшего “еврейского вопроса”), и писательская “занимательность” — все оно тут, конечно, есть.
Ален Деко верен себе: книга написана им и никем другим.
Но я не поддержу формально справедливых замечаний некоторых рецензентов о том, что “специалистами теологических вопросов и „еврееведения” эта книга вряд ли будет замечена” и что “тем же, кто хотел бы понять самого Павла, полезней будет обратиться к его многочисленным дошедшим до нас трудам, нежели собирать досужие домыслы”.