Кроме того, когда наступает минута выполнения плана, считавшегося наперед неосуществимым, чувство страстного блаженства охватывает человека и заставляет его продлевать это положение. Дон Мельхиор испытывал влияние этого неумолимого чувства.

Наконец, он вошел.

Донна Эмилия, сидевшая в глубине стены, держала на коленях голову дочери.

— Кто там? — сказала она, внезапно выпрямляясь.

— Друг! — отвечал молодой человек сдержанным тоном.

Донна Диана сделала порывистое движение.

— Дон Мельхиор! — вскричала она.

— Тише! — сказал он, — тише, ради неба!

— О! Я хорошо знала, что он придет! — продолжала молодая девушка, поднимаясь и подходя к нему.

— Благодарю, Мельхиор, — сказала донна Эмилия, протягивая ему руку, — благодарю за то, что вы пришли, как бы ужасно ни было наше положение, ваше присутствие для меня — огромное утешение!

— Вы пришли освободить нас, Мельхиор, не правда ли? — спросила молодая девушка.

— Да, — отвечал он просто, — такова моя цель, и, поверьте мне, сеньорита, все, что может сделать человек, я сделаю!

— Как, — спросила донна Эмилия, — вы один?

— Увы, да. Но что до этого?

Донна Диана упала на подстилку.

— Бегство невозможно! — произнесла она с отчаянием.

— Почему же, — с жаром возразил молодой человек, — разве я не пробрался сюда?

Она печально показала головой.

— Да, — сказала она, — но вы один!

Дон Мельхиор вздохнул: он прекрасно понимал основательность этих слов.

— Зачем впадать в отчаянье! — вскричала донна Эмилия, стремительно поднимаясь. — Нас трое, и если принять во внимание трепет, какой чувствуют при виде меня индейцы, бегство может удастся нам.

— Мама! Мама! — сказала молодая девушка с мольбой, — отгоните эту мысль. Увы! Бегство невозможно, вы знаете это хорошо. Мельхиор сам это сознает так же, как мы!

Молодой человек опустил голову.

— Если я не могу спасти вас, сеньорита, — отвечал он, — то могу зато умереть с вами!

— Умереть с нами! — вскричала она пылко. — О! Нет, этого не будет, я не хочу!

— Такова была моя надежда! — сказал он.

— Хорошо, Мельхиор, — заметила донна Эмилия, — но не бойтесь за нас. Индейцы не осмелятся осуществить их ужасные угрозы.

— Мама, вы ошибаетесь, наша смерть решена, она близка: условия, предъявленные нашим похитителем, принуждают нас умереть.

— Правда, — с унынием пробормотала донна Эмилия, — что делать, боже?!

— Бежать! — вскричал решительно дон Мельхиор.

— Нет, — возразила молодая девушка, — этот проект неосуществим. Если вы чудом пробрались к нам, то нам не удастся пройти через индейский лагерь, избежав встречи с часовыми. Эта попытка только ускорила бы нашу смерть.

— Но, сеньорита, — сказал дон Мельхиор, прислонясь к стене, — так как вы отказываетесь бежать, я возвращусь к своему первому решению.

— И это решение?

— Умереть с вами!

Молодая девушка сделала шаг вперед и, обернувшись к донне Эмилии, вскричала с тоской:

— Слышите, мама? Слышите, что говорит дон Мельхиор? Я не хочу, чтобы он умер, я не хочу этого! Прикажите ему уйти.

— Зачем мне приказывать ему? — холодно отвечала донна Эмилия, — дон Мельхиор был всегда нам предан. Он хочет умереть с нами. Ни ты, ни я не имеем права препятствовать ему!

— Я этого требую, говорю вам, требую!

— А почему, дочь моя?

— Почему, — вскричала она, обезумев от горя, — почему, мама? Потому, что я люблю его, и не хочу, чтобы он умер!

Донна Эмилия оцепенела на мгновенье, узнав об этой любви, которую она боялась подозревать. В ней произошел буквально переворот. Свет озарил ее мозг, и, положа руку на плечо молодого человека, она сказала тихим, глухим от слез голосом:

— Уезжайте, дон Мельхиор, моя дочь любит вас: вы не должны умирать!

— Благодарю! Благодарю, мама! — вскричала молодая девушка, падая в ее объятия и пряча голову на ее груди.

— О, дайте, дайте мне умереть с вами! — сказал молодой человек, с мольбой складывая руки.

— Нет, — возразила донна Эмилия, — уезжайте, так надо!

— Ночь проходит, я вас умоляю, Мельхиор, — вскричала молодая девушка, — уезжайте!

Но молодой человек продолжал колебаться: страшная борьба происходила в его сердце.

— Вы этого хотите? — произнес он нерешительно.

— Во имя нашей любви, я приказываю вам это!

— Да будет ваша воля. Благословите тогда меня, так как я возвращусь и сделаю для вашего спасения невозможное!

Донна Эмилия вытерла слезы, которые невольно оросили ее лицо.

— Будь благословен, сын мой — сказала она прерывавшимся от рыданий голосом, — один бог знает будущее. Мельхиор, благодарю вас за то, что вы не покинули нас! Обнимите же свою невесту. Может быть, этот первый поцелуй будет и последним!

Молодые люди упали в объятия друг друга.

— Теперь прощайте, — продолжала донна Эмилия, — уезжайте, так надо!

Дон Мельхиор с трудом оторвался от молодой девушки.

— О, не прощайте, — вскричал он с загоревшимся надеждой взором, — не прощайте, а до свидания! — и, шатаясь, вышел.

— Мама! Мама! — вскричала донна Диана, горестно бросаясь в объятия донны Эмилии, — о, теперь я хочу умереть!

— Бедное дитя! — произнесла мать, покрывая ее поцелуями, — потерпи, осталось страдать только несколько часов!

Сержант понял бесполезность дальнейших поисков пленного, который, как он предполагал, спрятался среди непроходимых обломков скал, окаймлявших реку. Поэтому он решил продолжать путь, строго наказав солдатам держать в строгом секрете бегство пленника и желая сам передать обо всем случившемся генералу.

Час спустя, он вступил в ущелье и соединился с армией.

Генерал Сандоваль, имея под своей командой около двадцати пяти тысяч человек, тотчас же понял, как окружил Когагуилу, что с такими плохо вооруженными, плохо дисциплинированными солдатами, при недостатке необходимых снарядов для правильного ведения осады, он никогда не овладеет городом, защищаемым опытным гарнизоном, находившимся под управлением лучших генералов испанской армии. Поэтому он обратил осаду в блокаду, стараясь прервать всякое внешнее сообщение города, в надежде, что тот, принужденный голодом, сдастся.

Вскоре он получил депешу от генерала Итурбидэ. Последний, отдав подробный отчет о происшедших делах, которые в несколько дней изменили положение дел и уничтожили власть Испании на всем пространстве вице-королевства, извещал его, что испанцы владели теперь только двумя клочками мексиканской территории, крепостью Сент-Жан-д'Уллоа в Вера-Круз и городом Когагуилу, столицей провинции того же имени.

Сент-Жан-д'Уллоа мало беспокоила нового главу мексиканского правительства, так как испанцы, запершиеся в крепости и совершенно изолированные от мира, не могли иметь никакого влияния на дела страны, если бы им и удалось еще долго продержаться. Не то было с Когагуилу. Провинция, столицей которой был этот город, принадлежала к одной из самых богатых в Мексике. Это была гористая, богатая лесом местность. Ловкий предводитель мог созвать сюда недовольных, число которых было значительным, организовать партизан, продлить войну и дать время испанскому правительству оправиться от столбняка и попытаться вернуть богатые земли, ускользавшие из-под его власти.

Этот ловкий вождь находился в этот момент в Когагуилу. У него был многочисленный и опытный гарнизон, ядро армии, которая скоро могла бы стать грозной, если допустить ее дальнейшее приращение. Нужно было во что бы то ни стало покончить с генералом Карденасом, овладеть им и разбить его войска.

При чтении такой ясной и ободряющей депеши генерал дон Пелажио Сандоваль почувствовал немалое смущение. Генерал Итурбидэ дал ему понять, что вполне полагается на него и рассчитывает, что он выйдет с честью из этого затруднения.

Два дня генерал погружен был в глубокие размышления, создав десяток проектов и отвергнув их один за другим. Предпринять штурм и таким образом овладеть городом нечего было и думать при таких противниках, как испанцы.