Охотник, прислонившийся к обелиску с ружьем на коленях, отдался обаянию этой чудной ночи. Его глаза невольно открывались и закрывались, мысли начали терять свою ясность, все перемешалось у него в голове, и близок был момент, когда сон одолеет его усилия.

Сколько времени находился он в этом состоянии, которому нет названия ни на одном языке, он не смог бы ответить: все так перепуталось перед его затуманенными глазами, как будто он рассматривал окружающие предметы через призму.

Вдруг зловещий крик совы пронесся в воздухе неоднократно и с такой силой, что охотник затрепетал.

Он открыл глаза, сбросил с себя оцепенение и беспокойно оглянулся вокруг.

Внезапная дрожь пробежала по его телу, глаза полностью раскрылись, и быстрым, как мысль, движением он поднял ружье к плечу.

— Кто там? — вскричал он громким, но слегка дрожавшим от внутреннего волнения голосом.

Этот крик разбудил путешественников, они живо протянули руки за оружием, но сейчас же уронили их и окаменели с бледными лицами и неподвижными, расширенными от страха глазами.

В пятидесяти шагах от них на краю поляны виднелась туманная фигура женщины, показавшаяся путешественникам гигантской.

Длинные складки ослепительно белой одежды падали вокруг этого загадочного существа, которое держало в своей правой руке меч, блестевший при свете луны.

Ее лицо, поражавшее своей красотой и чистотой линий, было покрыто смертельной бледностью, составлявшей резкий контраст с длинными черными, как смоль, волосами, раскиданными по плечам и спускавшимися ниже талии, охваченной золотым поясом. Два блестящих глаза озаряли это лицо и придавали ему зловещий вид, впечатление усиливалось еще более благодаря выражению отчаяния. Это странное явление: мужчина, женщина или злой дух устремило на путешественников печальный и в то же время гневный взгляд.

Была минута, когда эти храбрые люди, не пугавшиеся никакой опасности, почувствовали страх.

Лошади перестали жевать корм, как бы инстинктивно разделяя ужас своих хозяев. С пригнутыми назад ушами и вытянутой по направлению к странному явлению шеей они фыркали и громко сопели.

Лунный Свет устыдился своего страха и сделал шаг вперед, с решительным видом подняв ружье.

— Кто там? — вскричал он вторично более твердым голосом, так как надеялся встретить поддержку со стороны своих компаньонов, но они не могли от страха этого сделать. — Кто там? Или, клянусь богом, кто бы вы ни были — ангел или демон, я пущу вам пулю в лоб: я еще ни разу не давал промаха.

Страх производит болтунов, и наш охотник потратил столько слов для собственной бодрости, так как все его угрозы не произвели никакого действия.

Привидение протянуло левую руку к охотнику и дрожащим, хотя и мелодичным голосом произнесло:

— Зачем угрожать тому, кого ваши пули не могут достичь? Разве у вас так много снарядов, чтобы терять их даром?

Инстинктивным и совершенно невольным движением канадец опустил свое оружие.

— Что вы здесь делаете? — продолжало фантастическое существо. — Вы спите, как грубые животные, когда вам следует бежать. Враги готовы вас настичь. Если вы останетесь здесь и далее, то завтра найдете только окровавленные трупы своих друзей на развалинах гасиенды. Вам не следует терять ни минуты. На коней! На коней! А вы, — обратилась она к канадцам, — следуйте за ними, и так как вы бежите от деспотизма и жаждете свободы, сражайтесь за нее!

— Кто вы? На каком основании мы можем вам верить? — спросил дон Орелио, победивший свой первоначальный ужас.

— Не все ли равно, — возразил призрак, — если данный совет хорош! Может быть, я сошла с неба, может быть, вышла из преисподней, кто может это сказать? — прибавила она с сарказмом. — Может быть, я дух этой поляны. Повинуйтесь данному вам приказанию, а потом, когда исполните свое дело, наводите обо мне справки, если вы любопытны.

— Я хочу знать, — вскричал мексиканец, — что означает это наваждение и кто дает мне советы!

— Безумец! — сказал призрак. — Безумец, забавляющийся преследованием химеры, когда долг зовет его. Попытайся достать меня.

— Хотя бы я должен за это погибнуть! — вскричал дон Орелио.

Но в то же самое мгновенье его ноги запутались в лианах, которых он впопыхах не заметил, и он растянулся на земле во весь рост. Оба выстрела, случайно или намеренно сопровождавшие его падение, прошли мимо цели.

Мексиканец поднялся с гневным восклицанием.

Призрак исчез.

— Проклятие! — сказал он, бросая кругом гневные взгляды.

Долгий смех послышался ему в ответ. Потом голос, постепенно ослабевавший, произнес три раза с различной интонацией:

— На коней! На коней! На коней!

Путешественники были поражены. Все они видели странное существо, которое вдруг пропало, как будто поглощенное внезапно землей, и не могли понять, откуда оно явилось. Все это время храбрецы стояли неподвижно, не смея сделать ни малейшего движения.

Волнение, произведенное этим странным явлением, вскоре улеглось, умы пришли в равновесие, и скоро путешественники уже смеялись и шутили над своими страхами.

Только двое из них, которые были упрямее или впечатлительнее других, отнеслись к необычайному происшествию иначе. По молчаливому соглашению они вскочили на своих лошадей и с двух противоположных сторон направились к лесу.

Это были дон Орелио Гутиеррец и канадский охотник Сумах.

Отсутствие их продолжалось долго, уже несколько часов компаньоны ждали их с нетерпением.

Наконец они показались, каждый со стороны, противоположной той, куда он поехал.

Они обыскали все кусты в лесу на протяжении четырех миль вокруг поляны, но все напрасно.

Канадец один раз услышал было отдаленный топот лошади, но этот шум был так далек и неясен, что из него нельзя было вывести никакого заключения.

Что касается дона Орелио, то для него лес был нем, как могила.

Они присоединились к своим компаньонам, захваченные случившимся. Твердое сердце и здравый смысл мешали им признать в нем что-либо сверхъестественное, и в то же время это была не галлюцинация.

К моменту их возвращения на поляну ночь уже приближалась к концу, звезды на небе побледнели и гасли одна за другой в глубине эфирного купола. Широкие перламутровые полосы начали бороздить горизонт. Цветы и растения пахли сильнее, а птицы, притаившиеся в листве, испускали первые робкие звуки прелюдии к обычному утреннему концерту. Скоро показалось и солнце.

Лошади были оседланы, и охотники ждали только возвращения двух товарищей, ушедших на разведку, чтобы тронуться в путь.

В ту минуту, когда дон Орелио хотел дать сигнал к отъезду, Сумах приблизился к нему и, взяв повод его коня, сказал:

— Подождите. Прежде, чем мы тронемся в путь, я хочу поделиться с вами некоторыми наблюдениями.

Мексиканец внимательно посмотрел на канадца. Он увидел на его лице такое серьезное выражение, что склонил голову и сказал:

— Я вас слушаю.

Сумах был человеком, одаренным такой дикой и слепой отвагой, для которой сражения — праздники и которая сокрушает все препятствия, как бы сильны они ни были. Об этом человеке рассказывали много необычного. Страх был ему незнаком, как и слабость, но он был канадец, то есть принадлежал к той суеверной расе, которую способно напугать ночью трепетание совиного крыла и для которой привидения почти догматы веры. Одним словом, этот человек, не страшившийся двадцати ружей, направленных в его грудь, трепетал при мысли о таинственном ночном призраке. Между тем — странный каприз человеческого ума — едва исчезла подозрительная фигура, он бросился за ней в погоню. Очевидно, его непреодолимое мужество возмущалось при мысли об этом невольном страхе, и он старался узнать суть дела.

Бесплодное рысканье по лесу помогло ему разобраться в своих мыслях, в его уме созрело убеждение, что сверхъестественное существо дало им совет, каким вовсе не следовало пренебрегать.

Вот что заставило его задержать отъезд и обратиться к дону Орелио.