— Ты прав, но что поделаешь?! Перед невозможностью приходится отступать. Мне жаль, нельзя и сказать как, потерять этот сезон. К несчастью, я принужден покориться своей участи.

— Команчи первые охотники прерий, — сказал напыщенно вождь, — племя Красных Бизонов славное. Его тотем — бизон.

— Я слышал слова, восхваляющие ловкость и мужество воинов твоего племени, вождь!

Сахем гордо усмехнулся.

— Бизоны — наши приятели, — сказал он. — Когда мы охотимся на них, они знают, что мы нуждаемся в их мясе и шкуре, и дают нам их, желая принести нам пользу.

Канадец сделал молчаливый жест согласия. Он знал воззрение краснокожих, по которому каждый из их племени происходит от какого-нибудь животного. Ему казалось бесполезным затевать по этому поводу бесплодный спор.

Вождь продолжал.

— Почему бы моему брату Сумаху не поохотиться вместе с Красными Бизонами?

Канадец наклонил голову, испытывая при этом неожиданном предложении большое удовольствие. Индейцы очень дорожат своей охотой, и наибольшее доказательство дружбы, какое они могут дать человеку, это — сделать подобное предложение.

— По многим причинам, вождь! Мои боевые снаряды почти истощились, нужно пополнить их, а дорога до первого города, где можно достать хороший порох, длинна. Да и вы, кажется, путешествуете в данное время. Кто знает, возможно ли будет по возвращении мне присоединиться к вам?

— Ooch! Мой брат — ловкий белый охотник. Ему легко проследить путь его друга!

— Да, если этот след не слишком стар и если более новый не покрывает его.

Текучая Вода размышлял с минуту. Охотник с беспокойством ждал результата этой немой сцены.

— Пусть мой брат слушает, — начал, наконец, сахем. — Охота начнется не ранее девятого солнца после этого. Ему вполне достаточно времени, чтобы запастись порохом и вернуться.

— Я согласен!

— Хорошо. Красные Бизоны не путешествуют. Они собрались на великое собрание своего народа, чтобы присутствовать при жертвоприношении пленников.

— А! — произнес охотник с хорошо сыгранным удивлением. — Я не знал, что команчи совершали поход против собак-апачей!

— Апачи — робкие зайцы, — отвечал вождь. — Они так глубоко зарыли свой топор в землю, что не могут его найти и поднять на команчей. Пленники — бледнолицые!

Произнося эти слова, сахем устремил проницательный взгляд на охотника, но тот и не поморщился.

— Это меня не касается, вождь, — отвечал он беззаботно. — Я не имею ничего против, особенно если пленники — испанцы.

— Мой брат не любит испанцев?

— Да! Я так полагаю. Вождь должен вспомнить место, где недавно встретил меня.

— Правда, у моего брата не лживый язык. Он друг краснокожих.

— Я, кажется, доказал это.

— Хорошо. Текучая Вода один из первых сахемов своего племени, его слово верно. Пусть мой брат отправляется за порохом, он найдет вождя в месте свидания племен.

— Очень хорошо, но где это место?

— Все охотники его знают! Это Теокали де Сольтепек — гора перепелок. Мой брат придет?

— Постараюсь, вождь. Но ты знаешь, люди подчинены воле властителя жизни. Если я не явлюсь на свидание, так любезно предложенное, то это будет против моего желания.

— Охота не начнется прежде восьмого солнца будущей луны. Вождь подождет своего брата Сумаха до девятого солнца перед охотой.

Разговор принял другой оборот.

Канадец остался еще час в лагере команчей, потом распрощался с ними. Сахем повторил ему приглашение, и оба расстались после искренних выражений дружбы, действительно довольные друг другом.

Текучая Вода рад был случаю оплатить долг благодарности человеку, спасшему ему жизнь. Что касается охотника, то он был еще довольнее, так как добыл сведения о месте, где находились несчастные пленницы, и о судьбе их.

Покинув команчей, канадец галопом помчался по дороге в гасиенду, которой и достиг за час до срока, назначенного им самим.

Граф и особенно дон Мельхиор ждали его возвращения с нетерпением.

Клари, не теряя времени, сообщил им результаты своих поисков и посвятил во все подробности разговора с Текучей Водой.

— Теперь, — сказал он, — нам остается только первый проект, самый толковый и единственно обещающий успех. Лунный Свет с дюжиной своих товарищей отправится по следу индейцев и…

— А вы? — прервал граф.

— Я? — спросил он. — Я связан с вождем Красных Бизонов такими обязательствами, которые мешают мне идти против него.

— Это правда! — согласился граф.

— Итак, — прибавил охотник, — останьтесь здесь, дон Мельхиор. Раньше двух дней вы получите подкрепление, которое позволит вам сделать попытку освободить этих двух несчастных дам. Действуя иначе, вы только погубите себя вместе с ними.

— Благодарю, — отвечал молодой человек глухим голосом.

И опустив голову на руки, он остался чужд последовавшему далее разговору.

Час спустя, граф и охотник сели на лошадей и направились к гасиенде дель Барио.

Ночь была мрачная. Дождь, гонимый ветром, хлестал с силой. Рио-Сабина, вздувшаяся от грозы, несла с жалобным ропотом свои желтоватые мутные воды, увлекавшие стволы деревьев и всевозможные обломки.

Город и лагерь были погружены в мрачное молчание, прерываемое только через длинные промежутки унылым криком: “Sentinela, alerta”! Это перекликались часовые на валу и во рву.

Иногда сверкала молния и слышались удары грома, горизонт озарялся беглым фантастическим светом, затем все погружалось в еще более глубокую тишину и мрак.

Среди лагеря, в жалкой хижине, которую каждый порыв ветра угрожал разрушить, два человека сидели на стульях, поставленных перед столом, покрытым картами и планами, и разговаривали при свете дымящего факела.

Эта хижина была главной квартирой мексиканской армии.

Один из них был отец Сандоваль, другой — дон Аннибал де Сальдибар.

Вне хижины двое часовых, закутанных в свои плащи, прогуливались взад и вперед перед дверью, тихо проклиная дождь и ветер. Несколько лошадей, полностью оседланных, были привязаны к столбам и грызли удила, нетерпеливо взбивая землю копытами.

— Вы видите, друг мой, — говорил дон Пелажио в тот момент, когда мы ввели читателя в хижину, — все нам благоприятствует, бог за нас!

— Да, — отвечал дон Аннибал, — но генерал Карденас — старый солдат, привыкший к европейским войнам: я сомневаюсь, чтобы он попался на эту удочку.

— Вы настоящий Фома неверующий, мой друг, — возразил дон Пелажио. — Сомнение — ваше свойство: хитрость, придуманная мною, слишком проста, чтобы генерал не поддался ей. Уже два дня, как мои шпионы ловко подготовили его к западне, а потом, говорю вам, я рассчитываю на всемогущего союзника.

— Союзника? — спросил дон Аннибал с любопытством. — На кого?

— На неизмеримую гордость генерала, — отвечал с улыбкой священник. — Вы не предполагаете, насколько этот гордый человек страдает, видя себя запертым в берлоге врагами, которых он презирает. Будьте уверены, что он поспешит воспользоваться случаем наказать нас.

— Гм! — произнес дон Аннибал с мало убежденным видом.

— Ну, — возразил его собеседник, — вы вечно сомневаетесь! Кроме гордости, друг мой, у него есть и честолюбие.

— Как! Честолюбие?

— Конечно. Генерал прибыл в Америку за тем, чтобы поправить свою карьеру и репутацию. Договор между генералом Итурбидэ и вице-королем, договор, который, говоря между нами, не будет подписан мадридскими властями, даст ему прекрасный случай отличиться. Выигранная битва возвращает испанцам надежду, мгновенно устраивает дела Фердинанда VII, выставляет на вид генерала Карденаса, заставляет короля признать его человеком необходимым, позволяет ему достичь высоких почестей и, может быть, заменить вице-короля, впавшего в немилость. Теперь вы понимаете меня?

— Да, да, я вас понимаю. Вы глубоко изучили человеческие страсти, ничто не ускользает от вашего проницательного взгляда, но, может быть, вы зашли слишком далеко.