Далее: оскорбления бывают физическими и вербальными. Все родители временами произносят такие вещи, которые их дети считают вредными; однако если этот вред представляется достаточно видимым, многие стараются устранить нанесенный ущерб последующими проявлениями доброты или с помощью извинений. И все же многие родители резко критикуют своих детей с более или менее постоянным сарказмом, оскорбляя или как-то обзывая их. «Если бы кто-нибудь вывернул тебя наизнанку, они бы почувствовали вонь, сочащуюся из каждой твоей поры», — говорил отец одной из пациенток С. Форвард своей дочери; он имел обыкновение часто говорить ей, как дурно от нее пахнет[155].
Регулярные словесные оскорбления идут рука об руку с нередким физическим избиением детей. Физическое оскорбление определяется федеральным законом США при наличии таких свидетельств, как «причинение физических повреждений, таких как кровоподтеки, ожоги, порезы, рубцы, переломы черепа и костей; они могут быть причинены путем удара, толчка, ножевого ранения, укола, битья, шлепанья и т. д.». Преследование физического наказания детей со стороны закона в Соединенных Штатах, как и в других странах, обычно возбуждается лишь в экстремальных случаях насилия со стороны родителей, и множество таких случаев никогда не привлекает внимания полиции. Дети, чьи родители безразличны к ним, могут получать побои, причем родители будут Прибегать к этому, как к средству выражения собственных фрустраций. Хотя, конечно, есть еще и такие родители, которые твердо убеждены, что физическая дисциплина является необходимой частью внушения уважения к авторитету, а поэтому нередко следуют предписанию «не жалеть розг».
Наконец, существует родительское сексуальное посягательство — то явление, которое, как мы знаем, в различных его обликах оказывает определенное воздействие на существенную часть детей как женского, так и мужского пола. Мы сегодня приходим к пониманию инцеста не только как тайного желания, но и как реальности во многих семьях, причем во всех социальных классах. Даже если определять его совсем узко, исключая просто визуальное и вербальное сексуальное воздействие и включая только прямое стимулирование эрогенных зон тела, инцест распространен гораздо более широко, нежели обычно полагают при изучении семьи добропорядочные профессионалы и специалисты. Так, одно из исследований предполагает, что около 5 процентов всех детей в возрасте до восемнадцати лет испытывали в какие-то моменты те или иные приставания со стороны кого-то из родителей (не считая при этом приемных родителей)[156].
Если же принимать в расчет еще и других членов семьи, то уровень сексуальных посягательств может оказаться гораздо выше. Большинство из них, хотя и не все, совершаются мужчинами; в отличие от изнасилования сексуальное оскорбление детей не является исключительно мужским преступлением. Мальчики вроде бы почти столь же часто являются жертвами инцеста, как и девочки. Вероятно, наиболее часто обнаруживаемым типом является инцест отец-дочь, однако нельзя считать необычными и домогательства матерей в отношении своих сыновей.
Токсичные родители: не ведем ли мы здесь речь о тех схемах, в соответствии с которыми многие родители в течение долгого времени ведут себя в отношении своих детей отравляющим образом, особенно если мы имеем в виду даже менее экстремальные и агрессивные формы оскорблений? В сущности, я думаю, что так оно и есть. Период, в течение которого размеры семьи уменьшались и дети становились все более «ценимыми» со стороны родителей, был таким временем, когда укоренялась идея, что дети должны повиноваться более старшим и более лучшим. И тем не менее даже при самом зарождении этой идеи она представляла собою понятие, готовое к тому, чтобы быть ниспровергнутым вследствие создания обширной сферы интимности, — и это была в значительной степени сугубо мужская доктрина, поддерживаемая правлением отца. Дисциплина, поддерживаемая отцом, привязывала ребенка к традиции, к конкретной интерпретации прошлого; авторитет в этой ситуации оставался в значительной мере просто догматическим утверждением, основанным во многих случаях на физическом наказании. Отчасти в результате эффекта «создания материнства» возникала более мягкая и более эгалитарная форма воспитания детей, в которой ребенку предоставлялось больше автономии. Сегодня устанавливается дальнейшая стадия такого перехода: перевод связей детей со своими родителями — равно как и с другими членами семьи — в такие связи, которые могут рассматриваться в современном смысле этого слова.
Рассмотрим некоторые из советов, которые Форвард дает тем, кто желает переработать отношения со своими токсичными родителями. Даже если это займет длительный период терапии, личность должна усвоить два отвергающих принципа: «Вы не несете ответственности за то, что делали с вами, пока вы были беззащитным ребенком!»; и «Вы несете ответственность за принятие позитивных шагов к тому, чтобы что-то сделать с этим теперь!» Как можно было бы достичь таких вещей? Индивиду рекомендуют прежде всего стремиться к приобретению определенной меры эмоциональной независимости от своих родителей. Он или она должны научиться скорее «отвечать», нежели просто автоматически «реагировать» на поведение родителей — даже в тех случаях, когда такое взаимодействие протекает скорее с воспоминаниями, нежели с живыми существами. Как часть этого процесса, терапевт советует, чтобы личность начинала в ответ на реальные или гипотетические родительские требования говорить «Я не могу», «Я не буду» — в качестве способа утверждения своей автономии. Впоследствии цель будет состоять в переоценке понятий, на которых базируется взаимодействие родитель-ребенок — таким образом, чтобы все стороны этого взаимодействия могли, насколько это возможно, трактовать друг друга как равных друг другу. В таком случае «Я не могу» и «Я не буду» становятся не просто средством снятия блокирования, но договорным взглядом, с точки зрения которого индивид способен осуществлять выбор. Потому что «недостаток выбора прямо связан с запутыванием»[157].
В этом пункте мы можем сплести воедино несколько различных нитей, проходящих через всю эту главу. Проблема токсичных родителей позволяет прояснить взгляд на связи между рефлексивным проектом самости, чистыми отношениями и возникновением новых этических программ реструктурирования личностной жизни. Декларирование «эмоциональной независимости» от родителей — это средство одновременного начала реформирования изложения самости и утверждения о своих правах (что равным образом приводит и к разумному возложению на себя ответственности). Поведение индивида больше не организуется с позиций принудительного переутверждения рутины его детства. Существует прямая параллель с преодолением пагубных пристрастий, формируемых в более поздней жизни, которые сами обычно проистекают из привычек, установившихся на гораздо более ранней стадии.
Подоплека понимания токсичных родителей предотвращает индивида от развития изложения самости, понимаемого как «биографический расчет», с которым он или она чувствуют себя эмоционально комфортно. Одним из важных последствий этого является заниженная самооценка, которая обычно принимает форму бессознательного или неосознаваемого стыда; при этом даже в большей степени базовой является неспособность индивида подходить к другим взрослым как к эмоционально равным себе. Спасение от подоплеки токсичных родителей неотделимо от утверждения определенных этических принципов или прав. Индивиды, которые стремятся изменить свои отношения с родителями, оглядываясь на опыт своего детства, в действительности заявляют о своих правах. Дети имеют право не только на то, чтобы быть накормленными, одетыми и защищенными, но и эмоциональные права на то, чтобы иметь чувства, которые уважаются, и на то, чтобы их взгляды и чувства принимались во внимание. Короче говоря, характеристики любви-слияния, уместные для взрослых отношений, не в меньшей мере уместны для отношений между взрослыми и детьми.
