«Ну, Натали, — начал он. — Станете ли вы открывать свои источники, если ваш телеканал вскроет факты, подобные этим?» Конечно нет. Это основополагающий принцип журналистики.

— Да, но ты-то не журналист, подонок! — взревел Стюарт, запуская в телевизор пустым пластиковым стаканчиком.

Зазвонил телефон. Стюарт схватил трубку и включил громкую связь.

— Привет, Зои, что вы нашли?

— Рано еще говорить, мистер Гольдштейн.

— Я понимаю. И понимаю, что такого рода электронные данные сложны и на поиски порой уходят месяцы. Но я должен знать, что вы нашли.

— Ладно. Мы считаем, что человек, пославший сообщение в «Фейсбук» на страничку Кэти Бейкер, — белый мужчина, знаток компьютерных технологий, из Нового Орлеана, штат Луизиана.

Он повесил трубку.

— Значит, Стью, это тот самый тип, да? — спросила Мэгги.

— Наверняка, — сказал Гольдштейн, глядя на экран, на Форбса. — Интересно, откуда он взялся, такой умный?

Не отрывая глаз от экрана, он нащупал пульт и нажал на паузу. Специальное устройство позволяло ставить текущую передачу на паузу и отматывать назад. Вновь включив телевизор, он стал повторно просматривать последние несколько минут.

— Что ты ищешь? — поинтересовалась Мэгги.

— Не знаю, — пробормотал он. — Но, когда увижу, скажу.

И он снова отмотал назад, к моменту, где Форбс говорил, что его долг — открыть эти факты американскому народу. Народ должен знать, что он не шутит, и президент должен знать, что он не шутит.

И в эту секунду, увидел Гольдштейн, он мимолетно посмотрел куда-то. Мэгги тоже это увидела — мгновенное движение глаз, словно он взглянул на аудиторию. Более того — похоже, он обращался к кому-то конкретно.

Гольдштейн еще раз отмотал назад и поставил на паузу в тот момент, когда Вик Форбс поднял глаза, словно бы обращаясь к кому-то одному.

— Президенту следует знать, что я не шучу. Я абсолютно серьезен.

Вот уже в третий раз за эти два дня Мэгги оказалась в резиденции Белого дома. Это было срочное собрание, созванное президентом. На сей раз он не расхаживал из угла в угол и был, по крайней мере внешне, спокоен. Кроме Мэгги приглашены были Гольдштейн, Тара Макдональд и Дуг Санчес.

— Спасибо, что пришли, — твердым голосом заговорил президент. — Это не протокольное мероприятие в Белом доме, это обмен мнениями членов моей предвыборной команды, моих старых друзей. Мне нужен ваш совет. Президентство под угрозой. — Он помолчал. — Стюарт, напомни, что нам известно.

— Да, господин президент. — Стюарт Гольдштейн передвинулся на край дивана, с таким расчетом, чтобы видеть глаза всех, кто находился в комнате. — Некто Вик Форбс из Нового Орлеана, штат Луизиана, подбросил Эм-эс-эн-би-си две истории про президента, обе рассчитаны на то, чтобы причинить максимальный ущерб. Одновременно Форбс вступает в непосредственный контакт с Белым домом: вчера вечером под видом друга Кэти он послал ей сообщение на «Фейсбук».

Макдональд и Санчес были воплощенное внимание.

Стюарт продолжал:

— В этом сообщении он брал на себя ответственность за первую историю, подброшенную Эм-эс-эн-би-си, и заранее за вторую. Кроме того, там содержалась прямая личная угроза президенту. — Он прочел: — «…Передай ему: я его уничтожу».

Тара Макдональд ахнула и вдруг стала похожа на мать четверых детей (каковой она и являлась), на рассерженную матриархальную защитницу. Она гневно покачала головой и пробормотала:

— Бедный ребенок!

— Агент секретной службы Гальфано отследила его по ай-пи-адресу в Новом Орлеане, — продолжал Стюарт. — Потом она проверила данные так называемого блогера-либерала, который искусно проник в электронную почту Эм-эс-эн-би-си, и таким образом раскрыла их источник.

Тара Макдональд опять покачала головой.

— Новый Орлеан?

— Да. Форбс. Тот самый Форбс.

— Парень дал себя обнаружить, — присвистнул Санчес.

— Похоже на то, — сказал Гольдштейн.

Санчес наморщил лоб как подросток-вундеркинд:

— Зачем он это сделал?

— Чтобы мы его услышали, — заговорила Мэгги. Все головы повернулись к ней. — Он знал, что мы отследим его по сообщению Кэти. Он хотел, чтобы мы поняли: он и есть этот источник Эм-эс-эн-би-си.

Ее поддержал Стюарт:

— Первое правило шантажиста. Недостаточно что-то иметь. Объект должен знать, что ты это имеешь.

Бейкер решил, что он услышал уже достаточно.

— Спасибо, Стюарт. Таковы факты, на основании которых мы должны прийти к какому-то решению. Кто хочет высказаться?

Тара Макдональд не стала соблюдать положенную вежливую паузу.

— Я хочу прояснить, о чем именно идет речь. Неужели мы обсуждаем возможность переговоров с шантажистом?

Санчес повертел в руках свои часы.

— Разве это не зависит хоть немного от того, что, по нашему мнению, имеется против нас у шантажиста?

Мэгги показалось, что в комнате не осталось воздуха. Можно было лишь подивиться бесстрашию юности. Только один человек мог ответить на этот вопрос — и никому не хотелось этот вопрос ему задавать.

Ко всеобщему облегчению, раздался стук в дверь. Курьер.

— Сэр, срочное сообщение для миссис Макдональд из пресс-отдела.

Бейкер кивком предложил ему войти, и он протянул Таре листок бумаги. Тара надела очки, которые висели на цепочке у нее на шее, и стала читать.

— Форбс сделал заявление. Оно звучит так: «Я хочу объяснить, что дальнейшая информация о Стивене Бейкере, которой я обладаю, относится к его прошлому. Этот эпизод из его прошлого наверняка потрясет американцев. Об этом эпизоде он не рассказал даже собственной семье».

Мэгги почувствовала неловкость. Что за зловещая тайна может быть у президента? Никто не решался поднять на него глаза.

Мэгги украдкой взглянула на Стюарта. И поняла, что неловкость Стюарта Гольдштейна усугубляется штукой гораздо более страшной: политической паникой. Сколько таких ударов сможет выдержать новый президент?

Тара сухо продолжала:

— Последний абзац. «Я не собираюсь сегодня углубляться в детали, я просто хочу, чтобы каждый следил за этой историей, особенно те, кого это касается».

Наглость подобного заявления обескураживала. Вик Форбс использует комбинацию Интернета и телевизионного прямого эфира, чтобы шантажировать президента Соединенных Штатов!

Стюарт нарушил молчание:

— У кого какие идеи, что нам делать?

Первой заговорила Тара Макдональд:

— Я считаю, что сначала надо обратиться в полицию, а потом пойти на телевидение. И показать, что этот Форбс на самом деле — дешевка, мешок дерьма!

— У меня этот вариант вызывает сомнения, — сказал Санчес. — Первоначальная реакция будет позитивной, но, когда выносишь на публику что-нибудь подобное, люди начинают говорить о тебе что хотят, — это воспринимается как разрешение.

Тара Макдональд заговорила снова:

— Если мы ничего не скажем, Форбс будет и дальше метать свои бомбы. Если мы попробуем ответить контрударом, то бомбы все равно будут лететь.

— Хорошо, хорошо, — перебил ее Стюарт. — Мысль ясна. Серия тупиков. Но сейчас нам как-то нужно забраться в голову этому Вику Форбсу. Что у него есть…

Он так и не закончил фразы. Стивен Бейкер, холодный, твердый, уравновешенный Стивен Бейкер, человек, который за два года предвыборной кампании не сделал ни одного неверного шага, человек, который даже не вспотел, когда количество отданных за него голосов стремилось к нулю, а банковские счета иссякли, — Стивен Бейкер наконец взорвался.

Он шарахнул кулаком по столу и заорал:

— Вик Форбс! Я не желаю больше слышать это имя! Вы поняли? — И тихо пробормотал: — Как я хочу, чтобы он исчез.

Вашингтон, округ Колумбия, 22 марта, 06 ч. 35 мин.

— Мэгги, это Стюарт. Я тебя разбудил?

— Нет, нисколько, — машинально солгала она. Никто в Вашингтоне не признает, что спит, даже в половине седьмого утра.

— Прости. Но все равно включи телевизор.