— Так мне показалось поначалу.
Президент переглянулся с женой.
— И что же он написал?
— Я не хочу тебе говорить.
Президент сделал знак Зои. Та вышла и через несколько секунд вернулась, неся открытый ноутбук, корпус которого переливался психоделическими разводами. Подростковый шик.
Кимберли взяла у Зои компьютер и посмотрела на экран. «Фейсбук», страничка ее дочери. Кэти вымолила разрешение завести ее; родители поддались, но с жесткими условиями. Никаких подлинных имен. Никаких контактов. В ай-пи адресе департамент коммуникаций Белого дома оставил в качестве места пребывания просто США, без уточнений. Только самые близкие друзья знали, что Саншайн-12 — это дочь американского президента.
Стивен Бейкер смотрел на экран, пытаясь понять, что же так расстроило его дочь. И нашел. Сообщение от одноклассника Кэти.
Нет, на самом деле я не болен. И я на самом деле не Алексис, если честно. Понимаю, каково это: узнать, что твоя бабушка была пьяницей, а отец лечился у психиатра. Приношу извинения, что поднял шум. Дурак я, дурак. Но я надеюсь, ты будешь лапочкой и передашь отцу мое сообщение. Скажи ему, что у меня в запасе есть еще несколько историй. Следующая появится завтра утром. И если она не сотрет его в порошок, обещаю: третья сотрет обязательно. Передай ему: я его уничтожу.
Глава 2
Вашингтон, округ Колумбия, вторник, 21 марта, 05 ч. 59 мин.
Не было еще и шести, когда Мэгги разбудил телефонный звонок. Гольдштейн; судя по голосу, он еще не ложился.
— Включай Эм-эс-эн-би-си. Скорее!
Она нащупала пульт и стала нажимать кнопки. Наконец экран засветился.
— Стью, здесь реклама страхования автомобилей.
— Подожди. Мы получили предупреждение.
Раздался звук позывных, и вот на экране появилась ведущая утренних новостей. Над ее плечом картинка: президент; внизу бегущая строка: «последние новости».
«Документы, попавшие в распоряжение Эм-эс-эн-би-си, дают основание предполагать, что Стивен Бейкер получал на предвыборную кампанию деньги, которые непрямым путем шли от правительства Ирана. Подробности пока неизвестны, но такие пожертвования представляют собой серьезное нарушение федерального закона, который запрещает кандидатам получать деньги из иностранных источников, тем более от правительства страны, враждебной Соединенным Штатам. А сейчас перейдем…»
Иран? Это несерьезно. Происходит что-то чрезвычайно странное. Странное и зловещее.
— Черт возьми, Стью, что это значит?
— Две истории за два дня на одном и том же канале. Это не случайность. Это значит, что у них есть информатор. Который решил уничтожить Бейкера как президента.
— Стюарт, — Мэгги выбралась из постели и пошла в душ, — я рада твоему звонку, но почему ты позвонил именно мне? Может быть, лучше поговорить с Тарой?
— Уже поговорил, полчаса назад. Речь идет об Иране. А главный специалист по Ближнему Востоку у нас ты, забыла? Обдумай, пожалуйста, со всех сторон это дело. Если это все не окажется полной чепухой, то кто мог это сделать на том конце и… Черт! — У Гольдштейна зазвонил мобильный. Должно быть, он включил громкую связь, потому что она слышала голос его невидимого собеседника.
— …на ступенях Капитолия, требуют специального прокурора.
— Уроды, — тотчас зло ответил Стюарт.
Мэгги попыталась попрощаться, но понятно было, что Стюарт не слышит, поглощенный разговором по мобильному, и не сознает, что так и держит трубку в руке.
— Он один или с коллегами? — продолжал разговор Стюарт.
— Вдвоем. Второй — Винченци. Ты понимаешь, ерунда с обеих сторон: один — республиканец, другой — демократ.
Мэгги повесила трубку.
Как она поняла, положение очень серьезное. Если даже демократы требуют независимого расследования деятельности демократического президента, с этим невозможно бороться. Бейкер вынужден будет согласиться. И через пару недель он превратится из «Святого Стефана» — заголовок статьи о новом президенте с обложки одного английского журнала — в Ричарда Никсона под следствием.
В какой они были эйфории в тот ноябрьский вечер, когда Бейкер выиграл выборы! Мэгги тоже радовалась и выслушивала поддразнивания Стью и Дуга Санчеса, а они смеялись над ее прежним пессимизмом.
Она усмирила свои сомнения, хотя опыт подсказывал ей, что политика всегда связана с поражением в конце. Она была не права. Политика всегда возбуждает надежду, чтобы потом задушить ее. И глупо было думать, что на этот раз будет по-другому.
Она вышла из душа, обернувшись полотенцем, и стала придирчиво рассматривать свой гардероб, размышляя, что прилично надеть в случае политического кризиса. Требуют специального прокурора, ужас какой!
Снова зазвонил мобильный.
— Простите, — раздался в трубке женский голос, — это Мэгги Костелло?
— Да.
— С вами хочет говорить Магнус Лонгли.
Сердце у Мэгги сжалось.
— Мисс Костелло? Прошу прощения за то, что побеспокоил вас так рано, но мне показалось, что лучше сразу сообщить вам о моем решении. Энтони Адамс настаивает на вашем увольнении. И я вынужден удовлетворить его просьбу.
Мэгги чувствовала себя так, словно ей в шею вонзили иглу и впрыснули ярость прямо в аорту.
— Но не далее чем вчера президент попросил меня…
— Вы должны прийти с утра пораньше и очистить свой стол. А к полудню сдать пропуск.
— Могу я по крайней мере…
— Боюсь, в шесть сорок пять у меня начинается встреча. До свидания, мисс Костелло.
Секунд пять она стояла, стиснув зубы от обиды. Как они могли так с ней поступить?
Она занесла было руку, чтобы шарахнуть мобильник об стену, но тут он зазвонил. Она взглянула на экранчик: «Конфиденциально». И нажала зеленую кнопку.
Снова женский голос, но уже другой:
— С вами желает говорить президент.
Через секунду зазвучал мягкий баритон, знакомый миллионам:
— Мэгги, мне нужно тебя видеть. Немедленно.
Бейкер предложил встретиться в резиденции: он, она и Стюарт. Мэгги тотчас позвонила Гольдштейну и рассказала, что ее уволили.
— Боже мой, я до двенадцати должна сдать пропуск!
— Ладно, — сказал он. — Но несколько часов у нас есть.
— Ты что, смеешься?
— Нет. И еще, Мэгги. Сначала зайди ко мне. Я скажу, чего надо опасаться, а потом пойдем к президенту.
Через двадцать минут она уже была у него в кабинете. Стюарт, с покрасневшими глазами, читал досье.
— Это папка на иранца? — прямо с порога спросила она.
— Да. В этой стране он известен как Джим Ходжес, проживающий в штате Техас.
— Так он гражданин США! Тогда мы спасены.
— Но одновременно он — Хусейн Наджафи, гражданин Ирана. К тому же ветеран Армии защитников исламской революции.
— Но кто мог знать, что Джим Ходжес на самом деле…
— Нам положено проверять такие вещи! — Гольдштейн поднял голову. — Мы в Белом доме. Президент Соединенных Штатов должен знать, с кем встречается…
— Они встречались?
— Да! Какой-то сборщик средств. Так что найдутся и фотографии.
— И нас будут спрашивать, почему мы позволили иранскому шпиону так близко подойти к выборам президента.
— Да. А также — зачем бы иранцам давать деньги Бейкеру?
— Кошмар, — согласилась Мэгги.
— Но он хочет тебя видеть не потому. То есть нас. — И Стюарт рассказал Мэгги о сообщении, присланном Кэти Бейкер через «Фейсбук».
— Господи!
— Вот именно. — Стюарт посмотрел на часы: — Пора идти.
Настроение в резиденции президента было явно не таким, как в прошлое утро. Кимберли пораньше увезла детей в школу. Президент мерил шагами кухню. Во время предвыборной кампании Мэгги насмотрелась, как Стивен Бейкер реагирует на плохие новости, — почти всегда, за парой-тройкой исключений, он оставался спокоен. Он говорил ровным голосом, когда остальные кричали, он сидел, когда остальные вскакивали на ноги. А сейчас он шагал по кухне.
