У этих детей не было имен, а имена данные им при рождении людьми они предпочли забыть. Они представляли собой некий единый организм, в котором не могло быть двух мнений, мысли были общими, ясными и совершенно определенными. Они узнавали друг друга по «запаху» мыслей, почти не пользовались речью для общения друг с другом, с а прочими им и вовсе незачем было общаться.
Когда Роланд не без опаски вошел в камеру, а именно так можно было назвать помещение, в котором были вынуждены жить ребята, мальчишки уже точно знали, зачем он здесь. Они знали, что послали Роланда враги. Никаких поправок, исключений или неясности, время переговоров прошло.
Почему их не перевели в нормальное жилое помещение?! Может быть, улучшение условий решили сделать еще одним аргументом для сотрудничества? Как глупо! Или побоялись, что до переговоров они могут сбежать? Ну, тогда ученые просчитались. Уже стало слишком поздно для разговоров.
Помещение было темным, совершенно непригодным для детей. А ведь среди мальчиков были и совсем малыши. Никто не позаботился об их удобствах и хорошем питании. Страх людей затмил их здравый смысл. К счастью, теперь исследования возглавили разумные люди, вот только исправить ошибки они не успели. Сильва и Влад, Карбовски и Вера Сторп – хорошая команда, команда, желающая добра детям и всему человечеству, команда, реально оценивающая ситуацию и свои возможности… Вот только слишком поздно! В момент их вступления в игру, ситуация уже вышла из-под контроля, вышла бесповоротно. План Порсты удался, он убил в этих детях их человеческую половину, превратил в непримиримых врагов человека.
Решетки на малюсеньких окнах на самом деле были лишь формальным препятствием, особенно теперь, когда они поняли свою цель и свою силу, определились со смыслом жизни. Теперь люди стали для этих детей лишь досадной помехой. Преодолимой помехой. Просто карточный домик на их пути.
Роланд почувствовал неладное сразу, как только вошел в эту тюрьму. Ненависть ударила его в самое уязвимое место – в мозг, развалила его способность мыслить и сопротивляться, превратила умного доброго мальчика в бездумное существо, способное чувствовать только одно – страх. Роланд не мог даже шевелиться, он лежал на не слишком чистом полу и, пуская слюни, мычал. Совсем не похоже на гордого, смелого, уверенного в себе человека. Не было даже боли или стыда, один только страх, животный, черный, мешающий думать и чувствовать…
Для детей не было уже надуманных моральных преград для жестокого, прямого обращения с врагами. Попытки людей им помочь они теперь воспринимали только как намеренную ложь и желание сбить с толку. Ничего не получится! Мозг детей был закрыт для общения с людьми. Им вполне хватало друг друга.
На мальчика, лежащего на полу никто больше не обращал внимания. Зачем? Это просто досадная помеха, которая больше не представляет угрозы. Только самые младшие с истинно детским любопытством подходили к Роланду, чтобы разглядеть поближе его мучения. Наконец-то пришла боль, Роланд начал чувствовать хотя бы это! Пульсирующая в самой середине мозга, нарастающая с каждой секундой она не позволяла Роланду сформулировать ни одной мысли, не позволяла даже пошевелить рукой. Мочевой пузырь, не подчиняясь больше сигналам мозга, а может из-за их полного отсутствия, опорожнился прямо на пол. Стало мокро и холодно. Малыши продолжали наблюдать, им не было смешно, как можно было ожидать от таких крох в этой ситуации, им было просто любопытно.
Двери распахнулись и в комнату попытались вбежать охранники и врачи. Им это не удалось. Их остановил невидимый болевой барьер. Ни один человек не был в состоянии его преодолеть. Мальчишки больше не хотели гостей и умели защищаться. Их иллюзии на возможную дружбу и понимание были потеряны навсегда, и они больше этого не скрывали. Первые несколько охранников упали, чувствуя те же мучения, что и Роланд. Здоровые, сильные, натренированные парни лежали на полу, не понимая, что происходит, и где они находятся. Их быстро оттащили за пределы барьера и прекратили попытки ворваться в камеру.
Дети не обращали совершенно никакого внимания на происходящее, им даже уже не было любопытно. Попытки людей докричаться или войти игнорировались. Сейчас дети были вне досягаемости людей, и это было именно то, чего они добивались. Они были сами по себе, никто больше не мог причинить им боль или осложнить жизнь.
Один из малышей сидел в стороне, и казалось, не имел никакого отношения ко всем остальным. Он откинулся на сырую холодную стену и неподвижным взглядом смотрел в одну точку. Было видно, что он выпадал из общей группы, находился вне общего контакта. Причина такого положения тоже была очевидна – он был болен. Обычная человеческая болезнь, ведь наполовину дети все-таки были людьми. Малыш еще не научился пользоваться теми способностями, которые ему были предоставлены при рождении для лечения своих болезней, для изменения тела. Никто из его товарищей даже не подумал научить его или помочь. Никто не захотел принять на себя, его страдания и боль. Немного странно для особей, которые по рождению могут работать в группе, которые способны на глубокий мысленный контакт?! Это было бы для них так просто и так естественно… Или нет? Наверное, они просто были лишены, возможности сострадать?!
Поза Роланда позволяла ему внимательно разглядывать малыша. По правде только его он и мог видеть в своем беспомощном положении. Если бы только не эта ужасная боль в голове, если бы не этот жуткий страх, от которого сердце отказывалось биться в груди…, тогда он смог бы анализировать то, что видит…., хоть немного.
Это была обычная простуда, наличие которой не было удивительным, учитывая место пребывания ребенка, условия жизни и время, проведенное в заключении. Малыш просто был слишком мал, чтобы позаботиться о болезни. Теперь в этом полутемном зале было, по крайней мере, два человека выпадавших из общей группы – Роланд и больной ребенок. Оба мальчика нуждались в скорой помощи. Но люди не могли им помочь, не могли попасть в комнату.
Распахнутые двери были аккуратно закрыты, снабженные специальным экраном они не пропускали мысли людей в комнату. По крайней мере, люди верили, что не пропускали. Шокированные происшедшим, ученые и работники центра пытались осмыслить случившееся и принять приемлемое, а главное осуществимое решение.
-Что же это такое? Они убили Роланда! Это надо прекратить!
-Прекратить нужно истерику! – Карбовски был бледен, но собран. Он четко понимал, что они опоздали и действовать нужно стремительно. Нужно спасать Роланда, во что бы то ни стало. Нужно показывать детям именно такой пример человеческого поведения и морали. Вот только как?
Вера стояла, судорожно хватая ртом воздух - дочка не на шутку разбуянилась в животе. Сильва находилась рядом и бережно поддерживала беременную женщину под руку. Охранники, пострадавшие от "нападения" детей постепенно приходили в себя. Кажется, с ними все было более или менее в порядке. В любом случае сейчас всем было не до них. Нужно было срочно что-то предпринимать. Пока дети-мутанты не решили пойти в лобовую атаку. Такого поворота событий людям не вынести.
-Они демонстративно игнорируют нас! Как они смеют? – Тон помощника Порсты был возмущенным и надменным. Похоже, он продолжал придерживаться методов экс-руководителя проекта.
-Просто они, наконец, осознали свою силу… и потеряли последнюю надежду договориться миром. Не без вашего участия. Пока это только демонстрация силы и отказ от любого контакта. Что будет, когда они перейдут к действиям? – Карбовски казалось, разговаривает сам с собой.
-Они могут сколько угодно делать вид, что им безразлично, но от нашего голоса и интонации им не отгородиться. У нас только один способ общения с ними – убеждение. Я, конечно, не детский психолог, да они и не дети в полном смысле слова, но кое-что понимаю в этом вопросе. А ведь к ним действительно нельзя подходить с мерками детской стандартной психологии. Или можно? В общем, надо пробовать все.
