— А мне, если хочешь знать, ни до кого нет дела. Пускай смеются себе на здоровье, пожалуйста. Завтра же скажу Кате, что буду с ней дружить.

— Ну, дорогой, как знаешь. Моё дело было предупредить. Бродяга встал, пожелал Якобу Боргу спокойной ночи и пошёл ложиться под красным диваном, рядом с Хвостиком.

— Ну, как там Якоб? — шепнул тот тревожно.

— Лучше. Гораздо лучше. Знаешь, по-моему, у нас скоро будут гости. — Панадель удовлетворённо потёр руки.

— Гости? — удивился осёл.

— Ага. Могу даже угадать кто.

— Кто?

— Девочка в красном платье.

Он ухмыльнулся и, довольный, закрыл глаза.

А Хвостик долго ещё размышлял, почему это к ним должна прийти в гости именно девочка в красном платье. Он этого понять не мог.

— Но гости, — решил он наконец, — это всегда хорошо.

Якоб Борг спал. И снилось ему, что он гуляет за руку с девочкой, которая только для него читала на празднике одно стихотворение. Очень длинное стихотворение.

Якоб закончил свой рассказ. Мы долго сидели рядом молча.

Я думал про знакомую, которая всё не писала мне писем. Якоб, возможно, про Катю. Из леса выглянула косуля, прошла вдоль опушки, посмотрела на нас. Потом понюхала воздух и большими прыжками скрылась в лесу.

— Твоя Непобедимая Крепость — прямо как наблюдательная вышка, — сказал я. — Отсюда здорово следить за животными.

— Ага, — согласился Якоб, — они иногда выходят к дереву совсем близко. Даже, бывает, слишком.

— Как это? — не понял я.

— В прошлом году эту Непобедимую Крепость захватили муравьи, — объяснил Якоб. — Я два месяца не мог сюда залезать.

— А… Неприятно, что и говорить.

— С муравьями ведь бороться трудно, — сказал он.

Помолчали опять. Наконец я спросил:

— Может, расскажешь ещё?..

— Нет, быстро ответил он.

— Что, я тебе уже мешаю?

Якоб кивнул.

Я попрощался с ним и спустился по верёвочной лестнице на землю. Оттуда я ещё раз взглянул на Якоба.

Он тоже серьёзно на меня посмотрел и сказал:

— А ты мне нравишься.

— Что ж, рад, если так, — ответил я. — А можно узнать, почему?

— Потому что ты заметил, что мешаешь, и сразу ушёл, — объяснил Якоб. — Взрослые обычно не замечают, когда они мешают детям. Они даже не представляют, как часто это бывает.

— Тоже верно, — согласился я. — Буду иметь в виду. До свидания. И надеюсь, до скорого.

Я ушёл, а Якоб Борг остался на Непобедимой Крепости. Мне было, конечно, очень интересно, что же у него там за дела, только мешать ему было нельзя.

Прошла неделя-другая, и мы снова встретились с Якобом Боргом. В тот день я встал рано, Погода была хорошая, и я пошёл на Коровий луг (это за Блаберской рощей) поискать шампиньонов.

Искал, искал целый час и, представьте себе, нашёл. Только не грибы, а Якоба Борга. Он сидел на ограде выгона и смотрел, как щиплют траву две коровы и гнедая лошадка.

— Куда ты идёшь? — спросил он.

— Так, гуляю, — ответил я.

— А корзина зачем?

— Корзина? — смутился я. — На всякий случай. Мало ли что?

— Это правильно, — одобрил Якоб. — Вдруг попадутся случайно грибы, а ты без корзины. Досадно.

— Зачем мне грибы? — соврал я. Но почувствовал, что краснею, и поскорей перевёл разговор: —Как солнце сегодня печёт!

Я сел рядом с Якобом на жердь ограды. Мы немного помолчали, глядя на лошадь и на коров. Потом я спросил:

— Ну, как, сегодня расскажешь мне что-нибудь?

Якоб посмотрел на меня задумчиво:

— Если хочешь, могу рассказать тебе одну очень странную историю. Только не знаю, поймёшь ли ты. Она вообще-то не для взрослых. Взрослым, мне кажется, просто её не понять.

— Посмотрим, — сказал я и устроился поудобнее на жёсткой перекладине. А Якоб начал рассказ —

Год назад у Катеньки появился дневник. Это был подарок Якоба Борга, и Катенька им очень гордилась. Дневник был в красном кожаном переплёте, он закрывался на маленький ключик. Катенька повесила ключ на цепочку и носила всё время на шее. Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь без спросу читал, что она там пишет. Ведь дневник — это только для себя. Туда записываешь разные мечты и мысли и что с тобой случилось за день хорошего и плохого.

Катенька писала в дневнике про Якоба Борга и Принца Понарошку, про Маленькое Орлиное Перо и всех друзей. А больше всего, конечно, про лошадей. Она ведь их так любила и так мечтала о собственной лошадке.

Во-первых, когда записываешь, потом лучше всё помнишь. А во-вторых, это как-то помогает. Иной раз загрустишь, прямо весь день чуть не плачешь. А возьмёшь дневник, напишешь про свои огорчения — и как будто полегчало. Даже не поймёшь почему, но правда, становилось веселей на душе.

И как это она жила раньше без своего дневника? Он стал для Катеньки, можно сказать, задушевной подругой. Такой, с которой можно поделиться всем, что у тебя на душе, и она всё поймёт, и смеяться над тобой не будет. И звать её к себе не надо, она и так всегда рядом.

Катенька даже обращалась к дневнику, словно к знакомой девочке: «Дорогая Юля!» На самом деле она никакой Юли не знала. Ей просто нравилось это имя. И не обращаться дневнику: «Дорогой дневник». Смешно даже. Пусть никакой Юли на самом деле не существовало, но можно же было вообразить, будто она есть.

Вот однажды вечером Катенька села за стол, погрызла кончик карандаша и стала писать:

«Дорогая Юля!

Сегодня утром я гуляла с мальчишками. Панадель без конца рассказывал свои истории, по-моему, сплошные выдумки. Боюсь, он вообще любит приврать. Меня это беспокоит.

У Якоба и Маленького Орлиного Пера на уме одно баловство. Недавно они опять стали бороться и упали в грязную лужу.

Ах, Юля, по-моему, девчонкам трудней, чем мальчишкам. У мальчишек никаких забот, им бы только дёргать других за косички. Или делать какие-нибудь открытия. А на кого они бывают похожи, когда перепачкаются, им всё равно. Девчонкам надо всё время следить за собой, у них полно дел.

Вообще иногда мне хотелось бы быть мальчишкой. Сразу стало бы проще. Как ты считаешь?

После обеда я занималась музыкой с Принцем Понарошку. У него большие способности. Настоящий артист. Когда он сидит за пианино, у него такой мечтательный вид. Интересно, о чём он в это время думает? Только не вообрази, будто я в него влюблена. Это всё глупости.

Уже пора ложиться. С сердечным приветом

твоя Катенька».

А на другой вечер она снова села писать:

«Милая, милая Юля!

Сегодня среда, и я, как всегда по средам, сходила на выгон. Я взяла с собой несколько кусочков сахару, и Лиза — так зовут одну лошадку — сразу подскакала ко мне. Я её гладила, а она долго-долго на меня смотрела. По-моему, она любит меня.

Честное слово, она охотней жила бы у меня, чем у крестьянина. Он всё заставляет её работать, возить тяжёлые телеги. А будь Лиза моя, я бы её баловала. Мне кажется, лошадка это чувствует. Я с ней разговариваю, а она смотрит на меня умным-преумным взглядом. По-моему, лошади вообще понимают больше, чем мы думаем.

Крестьянин говорит, у Лизы скоро будет жеребёночек. Ах, Юля, как мне хотелось бы жеребёночка! Я сказала Лизе, пусть принесёт жеребёнка мне. Она мне лизнула руку и посмотрела в глаза так серьёзно. Не знаю, поняла ли она меня.