— А-а! — разочарованно протянул Джон Дэвис. — Так мы здесь расстанемся?

— О нет! — ответил полковник. — Еще нет!

— Но в таком случае, несмотря на то величайшее удовольствие, которое я испытываю в вашем очаровательном обществе, я вынужден отказаться от него и ехать дальше.

— О, будьте так добры, уделите мне несколько минут, мистер Дэвис, — возразил полковник с ударением на каждом слове.

— Несколько минут… согласен, но не больше! Не правда ли? Так как мне предстоит долгий путь, то, несмотря на удовольствие, которое доставляет мне беседа с вами…

— От вас одного будет зависеть, сколько времени нам оставаться вместе.

— Это в высшей степени любезно с вашей стороны!

— Мистер Джон Дэвис, — произнес полковник, повысив голос, — помните ли вы о нашем последнем разговоре друг с другом?

— Дорогой полковник, вы достаточно знакомы со мной, чтобы знать, что я забываю только те вещи, которых не должен помнить.

— И это должно означать…

— Что я прекрасно помню разговор, о котором вы сейчас упомянули.

— Тем лучше! Ваша замечательная память снимает с меня часть труда, и мы легко поймем друг друга.

— Я тоже так полагаю.

— Не находите ли вы, что это место вполне соответствует нашей цели?

— Я нахожу его превосходным, дорогой полковник!

— В таком случае, если вы согласны, сойдем с лошадей.

— Я к вашим услугам. Для меня нет ничего ненавистнее, чем продолжительные разговоры верхом на лошади.

Всадники соскочили с лошадей и привязали их к дереву.

— Вы берете ваше ружье? — заметил американец полковнику.

— Да, — ответил тот. — Вам это не нравится?

— Нисколько! Так это будет нечто вроде охоты?

— Господи Боже мой! Конечно! Только на этот раз дичью будет человек.

— Интерес охоты от этого только усилится, — заметил американец.

— Вы — прекраснейший компаньон, смею вас уверить, мистер Джон Дэвис!

— Что же делать, полковник. Я не умею ни в чем отказать моим друзьям.

— Где же мы встанем?

— Всецело предоставляю вам право выбрать место.

— Взгляните: по обеим сторонам дороги растут кусты, словно нарочно для нас посаженные!

— Да, это действительно странно. Так станем друг против друга в кустах и после счета десять — выстрелим.

— Отлично! Но если мы промахнемся?.. Я знаю, что мы отличные стрелки и это почти невозможно, но… все же это может случиться.

— Тогда ничего нет проще: мы возьмемся за сабли и будем биться.

— Прекрасно! И еще одно слово: один из нас должен пасть, не так ли?

— Разумеется, а иначе к чему же был бы этот поединок?

— Совершенно справедливо. Только позвольте еще одно…

— Что именно?

— Тот, кто останется жив, должен бросить мертвого в реку.

— Гм! Так вам очень хочется, чтобы я исчез с лица земли.

— Карай! Вы понимаете меня.

— Это правда. Согласен и на это!

— Благодарю вас!

Собеседники поклонились друг другу и разошлись в противоположные стороны, чтобы, согласно уговору, скрыться в кустах. Через несколько секунд грянули два выстрела, и эхо от них разнеслось далеко по реке Рио-Тринидад.

После выстрелов оба противника с обнаженными саблями бросились друг на друга, и между ними разгорелся поединок не на жизнь, а на смерть. Оба врага, не произнося ни слова, яростно бились в глубине ущелья; силы их были почти равны, а потому они бились долго, и нельзя было предвидеть, кто кого победит. Бой продолжался бы еще дольше, если бы не явилась неожиданная помеха в виде небольшой группы людей, показавшейся неожиданно на развилке дорог. Люди эти прицелились из ружей в сражающихся и приказали им немедленно сложить оружие.

Противники опустили сабли, и, отступив шаг назад, замерли в ожидании.

— Стойте, — крикнул человек, бывший, по-видимому, главным среди вновь прибывших. — А вы, Джон Дэвис, садитесь на лошадь и уезжайте!

— По какому праву отдаете вы мне это приказание? — воскликнул американец гневно.

— По праву сильного! — ответил главный. — Уезжайте, если вы не хотите, чтобы с вами случилось несчастье!

Джон Дэвис огляделся. Действительно, оказалось, что всякое сопротивление с его стороны было бы бесполезно. Да и что бы мог сделать он один, вооруженный саблей, с двадцатью хорошо вооруженными людьми?

Пробормотав проклятие, американец сел на лошадь. Но затем, вдруг опомнившись, он воскликнул:

— Кто вы такой — вы, который осмеливается приказывать мне?

— Вам угодно знать это?

— Да!

— Я — человек, которому вы и полковник Мелендес нанесли кровную обиду: я — отец Антонио.

При этом имени обоих противников сковал ужас. Нельзя было сомневаться в том, что монах намеревался отомстить им именно теперь, когда они, в свою очередь, оказались в его власти.

Джон Дэвис почти тотчас же опомнился.

— А-а! — воскликнул он. — Так это вы, святой отец?!

— Вы не ожидали встретить меня здесь?

— Признаюсь, я нисколько не удивлен! Ваше место, по-моему, везде, где есть какая-либо западня, а потому очень естественно, что вы здесь.

— Вы поступаете дурно, Джон Дэвис, когда оскорбляете людей, не зная наверняка, каковы их намерения.

— Как так? Намерения эти ясны в настоящую минуту.

— Вы можете ошибаться.

— Не думаю. Впрочем, скоро все разъяснится.

— Что вы собираетесь делать?

— Вы видите, я схожу с лошади.

Американец действительно сошел с лошади, взял в обе руки по пистолету и приблизился к монаху совершенно спокойным шагом и с приятной улыбкой на лице.

— Почему вы не уезжаете? Почему вы не следуете моему совету? — спросил отец Антонио.

— По двум причинам, дорогой сеньор. Первая — та, что вы не имеете права давать мне ни советов, ни приказаний; вторая — что мне желательно присутствовать при маленьком злодействе, которое вы, без сомнения, замышляете.

— Так вы намереваетесь…

— Я намереваюсь защитить моего друга, by God! — воскликнул американец пылко.

— Как? Вашего друга? — спросил монах с удивлением. — Несколько минут тому назад вы старались убить его!

— Дорогой сеньор, — сказал на это с усмешкой Джон Дэвис, — во всяком разговоре есть оттенки, которых, к несчастью, вам никогда не постигнуть. Поймите меня хорошенько: я хочу убить этого господина, но я не соглашусь на то, чтобы над ним было совершено злодейство. Это ясно, кажется, by God!

Отец Антонио разразился смехом.

— Странный вы человек, — сказал он.

— В самом деле? — возразил ему американец и, повернувшись к своему противнику, стоявшему все время совершенно спокойно, продолжал: — Дорогой полковник, мы позднее продолжим интересную беседу, которую этот достоуважаемый святой отец так неудачно прервал. Что же касается настоящей минуты, то позвольте мне возвратить вам один из пистолетов, которые вы так великодушно одолжили мне. Нет ни малейшего сомнения в том, что эти негодяи убьют нас, но мы, по крайней мере, будем иметь удовольствие покончить предварительно с двумя или тремя из них.

— Благодарю вас, мистер Дэвис, — сказал на это полковник, — я другого и не ожидал от вас. Я принимаю ваше предложение так же чистосердечно, как вы его мне сделали.

С этими словами полковник взял пистолет и зарядил его. Американец стал рядом с полковником и, насмешливо поклонившись незнакомцам, произнес:

— Сеньоры кабальеро, вы можете напасть на нас, когда вам заблагорассудится. Мы готовы храбро встретить ваше нападение.

— Так это действительно серьезно?! — воскликнул отец Антонио.

— Как — действительно ли это серьезно? Вопрос мне кажется чересчур наивным. Вы находите, что теперь время и место для шуток?

Монах пожал плечами, и повернувшись к сопровождавшим его людям, сказал:

— Ступайте! Уезжайте отсюда. Через час я последую за вами в то место, которое вам известно.

Незнакомцы, кивнув головами в знак согласия, почти мгновенно исчезли в кустарнике. Тогда монах, бросив на землю все находившееся при нем оружие, подошел вплотную к американцу и полковнику.