Таблица 5.2. Брачная рождаемость (на 1000 чел.) в странах Европы в XVII и XVIII вв.

Источник: См. Примечания к главе 5.

Полученные результаты позволяют сделать два важных наблюдения. Во-первых, рождаемость ощутимо колеблется: из шести приведенных населений два — английское и шведское — производят количество потомков заметно меньше среднего уровня, в то время как рождаемость во Фландрии выше, чем в других трех регионах, занимающих промежуточную позицию: французском, итальянском и немецком. Различия немалые: рождаемость во Фландрии почти на треть превосходит английскую: при браке в 25 лет — 7,1 детей вместо 5,4; при браке в 20 лет — 9,6 против 7,4. Различия «сглаживаются» тем в большей степени, чем многочисленнее рассматриваемые народы, ибо местные особенности обычно компенсируются. Например, при реконструкции французской ситуации данные были сгруппированы по четырем географическим областям — что, заметим, не отражает особенностей французского общества. И все же в северо-восточной Франции (Эна, Арденны, Кот-д’Ор, Марна, Верхняя Марна, Мерт и Мозель, Мозель, Сена и Марна, Йонна, Бельфор[26]) естественная рождаемость ощутимо выше отмеченной на юго-западе (между Луарой и Пиренеями): теоретическое потомство женщины, вступившей в брак в 25 лет, равно 6,6 в первом случае и 5,4 во втором. Аналогичные различия обнаруживаются и между немецкими деревнями: в баварских деревнях брачная рождаемость самая высокая, в деревнях Восточной Фризии — самая низкая. Гораздо более однородными представляются деревни, использованные для английской выборки: их индексы относительно сходны, и ни разу не появляется какого-либо отличного от других регионального профиля. Для Швеции мы не располагаем разделением брачной рождаемости по регионам вплоть до 1870 г.; к этой дате в графствах крайнего севера рождаемость ощутимо выше средней. Для Италии число реконструированных семей относительно небольшое, что не позволяет провести обоснованные различия; однако здесь не выявлены случаи особо высокой или особо низкой рождаемости. Страны, не включенные в таблицу 5.2, изучены меньше. По поводу Испании Рехер отмечает, что области с самой низкой брачной рождаемостью располагались на побережье Средиземного моря, на юге и в отдельных регионах северо-запада; более высокая рождаемость отмечалась в Старой Кастилии и в отдельных областях северного атлантического побережья. Прочие данные можно вывести из уровня брачной рождаемости, наблюдавшегося до снижения рождаемости во второй половине XIX в.: в Германии западная Пруссия, Силезия, часть Баварии, область Рейна и Вестфалия имели рождаемость выше среднего уровня; в Австрии такими областями были Тироль и Форарльберг, в России — северо-восток.

Второе наблюдение относится к тому факту, что уровни естественной рождаемости нестабильны во времени. К этому утверждению, разумеется, следует подходить с крайней осторожностью еще и потому, что чрезвычайно малочисленны длинные исторические ряды, выстроенные с достаточной гарантией сопоставимости и относящиеся к значимым демографическим объемам. В Англии, например, рождаемость во второй половине XVII в. оказывается ощутимо ниже, чем в первой; во Франции рождаемость в период с 1690 по 1710 г. оказывается значительно ниже, чем в предыдущий и последующий периоды. Правда, кризисы смертности и прочие экономические и политические потрясения оказывали воздействие на всю демографическую систему, и вряд ли возможно, чтобы один из ее значимых компонентов — брачная рождаемость — оказался бы ими не затронутым.

Прежде чем закончить обзор естественной рождаемости, неплохо было бы определить ее роль во взаимодействии с другими компонентами демографической системы. В самом деле, более или менее высокий уровень естественной рождаемости зависит, кроме уже указанных факторов (длительности кормления грудью, частоты сексуальных отношений, бесплодия и т. д.), еще и от уровня детской смертности. Вернемся — для ясности — к случаю немецких деревень: деревни Восточной Фризии имели низкую естественную рождаемость и низкую детскую смертность, а деревни Баварии — высокую естественную рождаемость и высокую смертность. Такая прямая связь между естественной рождаемостью и детской смертностью встречается и в других местах, например во Франции, и она вполне объяснима. В процессе воспроизводства потомства смерть ребенка в возрасте нескольких месяцев оказывала прямое воздействие на рождаемость: прекращалось кормление, и исчезало препятствие к следующему зачатию, которое могло произойти раньше, чем если бы ребенок выжил. Кроме того, рождение и выживание ребенка могли изменить сексуальное поведение пары, сделать отношения более редкими или временно их прекратить. Наконец, слишком частые рождения оказывали давление на мать и на ее способность выхаживать детей и сами по себе могли определять более высокую детскую смертность. Подобные механизмы объясняют взаимозависимость между уровнем детской смертности и естественной рождаемостью. В случае уже упомянутых баварских деревень кормление грудью, в силу культурных факторов, не практиковалось, что приводило к высокой уязвимости и смертности детей, сокращению интервалов между родами и к высокой брачной рождаемости.

Влияние детской смертности на смертность вообще, которую мы подробно рассматривали в главе 4, требует отдельного разговора. Кто хоть немного знаком с данными исторической демографии, знает, насколько велика вариативность уровней детской смертности при традиционном типе воспроизводства, если учесть, что в первый год жизни умирали от одной пятой до трети новорожденных. Но в силу того, что смерть новорожденных зачастую не регистрировалась, а также вследствие энергичных попыток обобщить, подправить данные, сделать необходимые подсчеты при отсутствии достаточного базового материала, локальным исследованиям не всегда можно доверять. Для создания общей картины рассмотрим ряд национальных систем во второй половине XVIII в. и то, какую роль в них играет детская и юношеская смертность (табл. 5.3).