И в следующий момент земля вздрагивает, слышится треск разрываемого асфальта, где-то рядом бьются оконные стекла. Затем я вижу, как снизу медленно поднимается бушующий океан белого пламени. Тьма начинает шевелиться, ворочаться, потревоженная у самого основания.

Света становится так много, что в нем можно утонуть. Одна яркая вспышка, растянутая во времени на несколько минут. Или часов. Тот, кто выпустил Свет, может заставить его замереть навсегда.

Ученик выполнил свою миссию, а я должен выполнить свою. Теперь достаточно частиц, чтобы завершить начатое…

Город еще спит, закутавшись в предрассветные сумерки. Мимо проезжают редкие машины, в темных громадинах домов горят одинокие прямоугольники окон. Время тишины и покоя. Время, когда жизнь останавливается, чтобы через каких-то пару часов вновь начать свой стремительный бег.

Я иду по тускло освещенной алее. Ночью был снегопад, и все дорожки теперь покрывает тонкий слой снега. Словно чистый лист бумаги, на котором можно рисовать. Мои следы тянутся по нему неровной вереницей, нарушая белый покров. В детстве рисунки на снегу были куда интереснее.

«Мне пора, Миша, — голос Дины звучит как-то особенно. В нем присутствуют и печаль, и радость, и предчувствие свободы. — Я и так задержалась, нужно торопиться. Мне уготован долгий путь, в конце которого ждет… Впрочем, пусть будет просто Путь…»

«Может быть, наши пути когда-нибудь пересекутся, и мы снова увидимся, — говорю я. Хорошо, что она понимает мои эмоции, — не нужно лишний раз напрягаться. — Тогда все сложится иначе».

«Что сложится, Миш? — Дина настроена пессимистично. — Если встреча и произойдет, то мы вряд ли вспомним друг друга. Наверное, это к лучшему. Прости меня за все».

— И ты меня, — снова говорю вслух. Второй раз прощаться легче, но все же… — И спасибо тебе.

Дина больше не отвечает. Я не хочу еще раз повторять сказанное, поэтому просто буду думать, что она уже ушла. Навсегда.

Поежившись от порыва холодного ветра, щедро швырнувшего мне в лицо горсть колючих снежинок, поднимаю воротник пальто и продолжаю шагать дальше. Не зря я оказался в парке в такое тихое время. Встреча будет. Она неизбежна.

Мастер сидит на скамейке у замерзшего фонтана. Его длинные волосы забраны в аккуратный хвост. В зубах тлеет красным огоньком сигарета, а рядом стоит затянутая в кожу чехла гитара — его вечная спутница, его единственная любовь.

— Ты меня ждешь? — спрашиваю я.

Мастер еле заметно кивает.

— Зачем?

— Чтобы избавить от ненужных воспоминаний, — отвечает он. — И забрать то, что тебе уже не понадобится. Подойди.

Я осторожно приближаюсь. Мастер одним быстрым движением хватает меня за отворот пальто, подтягивает к себе, и без особых усилий вытаскивает из моего тела бесформенный сгусток Тьмы. Затем, несколько секунд покрутив его в ладонях, убирает себе в карман. Так просто и так обыденно.

— Теперь очередь воспоминаний? — догадываюсь я.

Мастер снова кивает.

— Тогда можешь ответить на единственный вопрос?

— Это так важно для тебя?

— Пока еще важно, — я сажусь рядом с ним на скамейку. — Скажи, Ученик мог погибнуть?

Он смотрит на меня внимательным взглядом, в котором едва угадывается оттенок удивления. Я задал правильный вопрос.

— Мог.

Значит, игра стоила свеч. И неважно, кем являлся мальчишка на самом деле: простым Учеником, посланником Света, ангелом, или сыном Бога. Уже нет никакой разницы. Я знаю, что исполнил свое предназначение. Проводник всегда находит правильный путь.

— Ты в него не верил, — с ироничной улыбкой говорит Мастер, и начинает расчехлять гитару. — А он хотел доказать тебе, что справится. Вот где настоящая сила. Правда, Павлик?

Из полумрака показывается темная фигурка мальчишки. Стоит в стороне, не смея приближаться. Мастер перебирает струны, и предрассветную тишину парка наполняет волшебная музыка. Спустя минуту в нее вплетается тонкий звенящий голос:

Еще никогда в жизни Егор так не боялся. Это был даже не страх, а нечто большее, почти граничащее с безумием. Паника, ужас, оцепенение, — все познается в сравнении, но на сей раз он не мог точно выразить свое состояние. Слово «одиночество» было мальчику чуждо.

В нескольких метрах от него неподвижной грудой сверкающего металла возвышался Атрум. Егор впервые видел свою «колыбель» снаружи, и не мог понять: все ли с ней в порядке? Должен ли тянуться высоко в безоблачное синее небо черный столб дыма? И было ли раньше то рваное отверстие, через которое Егора выбросило во внешнюю среду? Интуиция подсказывала, что стоит готовится к худшему.

— Атрум, мне страшно, — прошептал Егор. — Верни все как было. Я хочу назад.

— Ты дома, мой маленький друг, — раздался в голове ласковый голос Атрума. — Я больше не нужен тебе.

— Неправда! — в отчаянии закричал мальчик, сжав кулаки. Страх на мгновение отступил, прогоняемый вспышкой злости. — Ты нужен мне! Я не смогу без тебя жить!

— Это со мной ты больше не сможешь, — ответил Атрум. В глубине его стального тела что-то загрохотало, и дым стал еще гуще. — Я умираю, Егор. Моя миссия выполнена.

— Нет! — воскликнул мальчик, бросаясь к зияющему отверстию в корпусе «колыбели». Но возникшая вспышка силового барьера нежно оттолкнула его назад.

Егор вскочил. На глаза наворачивались слезы.

— Почему ты не пускаешь меня к себе? — всхлипнул он. — Почему, Атрум?

— Это уже опасно, — ответил тот. — Я пятнадцать лет заботился о тебе, выполнял все прихоти и желания. Был твоей персональной «колыбелью». Мы много играли вместе, но в этих играх ты получал новые знания. Они пригодятся тебе, чтобы выжить. Теперь моя программа подошла к завершению. Система самоуничтожения запустилась, и через семь минут меня не станет. Ты готов осваивать новый дом, я это знаю, и уйду со спокойствием. Хотя, я всего лишь машина…

— Ты не машина, Атрум, — Егор уже не сдерживал слезы. — Ты…ты… Ты намного больше. Ты для меня целая Вселенная. Каждая твоя сказка была такой реальной. Я жил среди замечательных людей, созданных тобой. Ты не машина, Атрум! У машины не бывает души.

Атрум молчал. По его телу с треском пробегали разряды голубых искр, и Егору казалось, будто оно подрагивает в предсмертных конвульсиях.

— Не оставляй меня! — взвыл мальчик, падая на колени. Ладони коснулись влажной почвы. Он сгреб пальцами редкие стебельки зеленой травы, зажал в кулаке и со всего размаху швырнул в Атрума. Яркая вспышка силового барьера мгновенно превратила их в облачко пара.

— Иди на запад, Егор, — прошелестел в голове едва слышимый голос, и в воздухе повисла, указывая направление, пульсирующая голографическая стрелка. — Иди немедленно.

И как бы в подтверждение серьезности слов, по ягодицам стегнул слабый, но довольно болезненный электрический разряд. Егор подскочил, хватаясь руками за ужаленное место. Второй разряд не заставил себя долго ждать, и был куда сильнее.

— Иди на запад.

Егор побежал. Перевалив через покрытую колючей порослью кустарника сопку, он скатился вниз, к поваленным неведомой силой толстым стволам деревьев.

— Иди на запад, — на грани восприятия прозвучал последний раз знакомый голос.

А затем раздался оглушительный взрыв. Небо вспыхнуло, волна жара с треском прокатилась над головой, заставив мальчика сильнее вжаться в холодную влажную почву. Набедренная повязка, которую он предпочитал носить последние пять лет, не могла защитить от огня. Егор знал это. Против огня могла помочь лишь специальная термостойкая ткань, или вода. Но ни того, ни другого рядом не было. Не было теперь и Атрума, умевшего в одно мгновение создавать из воздуха все необходимые вещи.