* * * Сказать прости – и перестать быть тёплой и живой, когда не разомкнуть уста ни другом, ни женой… И бесконечный видеть путь, и не спешить – назад… И не придумывают пусть, как это всё – назвать. * * * Как мал мой угол! – если б знали вы. Как невелик дворец и сад не убран… Не охраняют мраморные львы мой сон и не встречают утром. Но – тишина. Она опять полна внимания и исчезать – не склонна… И вижу с ускользающего склона поля, ещё поля, ещё… поля. Бескрайний мир! Моей души держава. Здесь родина, разлука и тоска… А выйдет непреложная доска, у жизни попрошу, чтоб – не – держала. * * * Что я добавлю к увяданью снегов, не белых и больных? Я только наблюдаю их, сказать готовясь – до свиданья. Не побегу, не крикну – вот! Я так и знала, это – будет! Когда другая жизнь пробудит и ввергнет их в водоворот… Я помяну их, не тая, что долгожданна эта смена… Но разве я потом сумею вот так же на ветру стоять? * * * Как год назад – на волю – поворот. Но из окна насмотришься ль на волю? Создателя по воле иль невольно не выберусь из минувших хвороб? Но – что тогда – значенье и зеница, и сущее – для ока и судьбы, теперь – без промедления – забыть, чтоб враз – без сожаления – забыться. * * * Пустым сознаньем зря не тешь того, что падает в груди. Оборотись! – Там пруд пруди из слов, но… мы всё те ж… Дай счастье – и его уж нет, а с горем – губы лишь плотней. И, возведя её из недр, возлюбим радость худших дней. * * * Одинокое слово влетело — поскорее закрою окно. Мы – с тобою, Одна и Одно, а до прочих – какое нам дело. Мы останемся в доме пустом, и измеряем все расстоянья, а когда прозвучит расставанье, я – вдогонку – неслышно – постой… И – замру у слепого окна, дожидаться без устали стану… И с лица не сумею согнать этот взгляд, вопросительно-странный… * * * В кромешной тишине мои пылают щёки. Прожектор фонаря все тайны выдаёт. Ахматова! Твои – перебираю «Чётки», чего не знала ты – я знаю – наперёд. Сказала – и ушла. Из дома – как из схватки. Рассеянно войду невидимой в народ… О, улица! Давно – люблю твои повадки, чего не знаешь ты – я знаю наперёд. Моя звезда зажглась в далёком небосводе. Вернусь! – мне здесь ночлег, а от неё лишь свет. Но отчего порой меня с ума он сводит? Того, что знает он, я не узнаю – нет. * * * Не повторится эта ночь… Едва луна росою брызнет, мы припадаем к новой жизни, а нам всё чудится – точь-в-точь трещит кузнец подвижной лапкой и дышит изнурённый конь… Мой милый, но горит огонь в груди, безжалостно и сладко. * * * Дельфиниума глаз мелькнул из-за угла. Не рад голубизне лишь нищий, что незряч. Я медлю проникать в цветка простой уклад, страшась и взгляд один ему оставить зря… А там, невдалеке, мелькание минут — о, как невольно сам окажешься в кругу… Не упрекая, что – тебя они сомнут, перед тобой, цветок, мгновенья берегу… * * * Не мни не позабыть ушедшего шаги. Ты помнишь, как сады осенние наги? Не мни не позабыть… Как капля вниз бежит… Как так же, может быть, иссякнет наша жизнь… О, не дрожи – там дождь, лишь дождь и лунный свет. Покажется, что нет тебя уже… Но – кто ж? Нерукотворное Ненатруженную руку убираю, словно прячу. Я накручиваю пряжу по непройденному кругу. Не истёрты нитью пальцы, только вздрагивают жилы. Не вмещает обруч пяльцев аромат, которым – живы. Памяти Москвы М. Цветаевой Всё терпит бедная Земля — насилье вздыбленной природы и равнодушие народа… И несогбенного Кремля над ней теснятся одиноко чуть изумлённые главы… И содрогнётесь молча вы, открыв забывчивое око. Театр фламенко Антонио Гадеса Когда испанка каблуком стучит по доскам пыльной сцены, на языке – душа – каком? — заговорит… Не зная цели, но не пугаясь – ни огня, ни взлёта лезвия, ни гроба. И тщится сущее обнять, изнемогая жить негромко… |
